– Нет.

– Что?

– Не нужна! Вы бы сами взяли телеграмму, которая вам не нужна?

– Так это ж как собаке пятая нога, – почесав затылок, сказал администратор.

– Ну вот и прекрасно, – сказали за дверью.

Когда администратор удалился, Римо уже заканчивал укладывать чемодан. Сунув в его дальний угол последний носок, он захлопнул крышку. Чиун внимательно наблюдал за его действиями.

– Я беспокоюсь, – сказал Чиун.

– О чем еще? – отрывисто спросил Римо.

– Там будет достаточно много людей, которые попытаются убить тебя. К чему облегчать им работу, таская на себе тяжелое бремя гнева?

– К тому, что я злой, как черт, вот к чему. Эта телеграмма – условный сигнал. Я отправляюсь выполнять задание, но я не хочу его выполнять.

– Я дам тебе совет. Из всех людей, которые тебя встретят, ни один не стоит того, чтобы отдать за него свою жизнь.

– «Свою жизнь, свою жизнь»… Это – моя жизнь, черт возьми, и я имею полное право наплевать на нее, если мне так захочется! Это – не твоя жизнь. Это – не жизнь Смита. Она моя, хотя эти ублюдки и отняли ее у меня десять лет назад. Моя!

Чиун печально покачал головой.

– Ты несешь в себе мудрость, выстраданную моими предшественниками из Синанджу. Не жертвуй ею из мальчишеского безрассудства.

– Давай, папочка, начистоту: тебе же заплатили за то, чему ты меня научил, причем золотом, твердой валютой за счет американского налогоплательщика. За хорошую цену ты научил бы убивать и жирафа.

– Неужели ты думаешь, что я стал бы учить тебя тому, чему действительно научил, за деньги?

– Не знаю. Ты собрался?

– Нет, ты знаешь. Ты просто не хочешь признать это.

– Но и ты тоже вряд ли беспокоишься только о том, что впустую потратил несколько лет жизни. Признайся!

– Мастеру Синанджу не пристало отвечать на вопросы. Это он учит других.

Римо защелкнул замок чемодана. Когда Чиун не желал говорить, он и не говорил.

А тем временем в Филадельфии Стефано Колосимо приветствовал своих детей и внуков, братьев и сестер, кузин и кузенов, целуя всех подряд в щеку. Тем самым он демонстрировал горячую любовь патриарха к членам своего клана.

Небольшими счастливыми группами двигались они по фойе мимо телохранителей, чтобы почувствовать прикосновение тяжелых рук и влажных губ и получить затем маленький сверточек в яркой обертке. Детям вручали сладости и игрушки, а взрослым – ювелирные украшения, а порой еще и конверт, если в данной семье было туго с финансами. Дедушка Стефано вручал эти конверты с чувством глубокого уважения, скромно замечая при этом, что только благодаря счастливой судьбе, которая незаслуженно выпала на его долю, он может оказать своему родственнику эту маленькую любезность и что, как знать, возможно, когда-нибудь родственник и сам, в свою очередь, сможет оказать какую-нибудь услугу ему, Стефано Колосимо.

Телохранители с их каменными лицами резко контрастировали с царившей на этом семейном торжестве атмосферой всеобщей радости. Никто из присутствующих, правда, не обращал на телохранителей никакого внимания, как не обращают внимания, скажем, на водопроводные трубы.

Юные отпрыски Колосимо, достигнув школьного возраста, с удивлением обнаруживали, что у других учащихся нет собственных телохранителей. У некоторых была прислуга и даже шоферы, но телохранителей не было ни у кого. Вот тогда-то дети впервые и осознавали, что значит быть членом клана Колосимо. Обычные для одноклассников отношения на уровне «покажи и скажи» здесь не подходили, так как рассказывать в классе, что происходило накануне дома, не разрешалось. Таким образом, юный Колосимо вроде бы и находился в классе, но существовал отдельно сам по себе.

Или, например, ему доводилось слышать как звонит в дом кто-то из тех, кого показывают в телевизионных новостях, и просит разрешения переговорить с его дедушкой. Об этом в классе полагалось помалкивать, потому что ты – Колосимо.

Дедушка Колосимо принимал у себя в доме представителей клана, но его приветствовали не только домочадцы, а также многие из тех, кто не был связан с ним родственными узами. Соответствующие телефонные звонки и послания были получены в этот вечер от мэра города, сенатора, губернатора, всех членов городского совета, начальника полиции и председателей отделений демократической и республиканской партий в этом штате. Все они горячо поздравляли главу крупнейшей в Филадельфии строительной фирмы, крупнейшего импортера оливкового масла и землевладельца с сорокалетием супружеской жизни.

И конечно же, было смешно, когда какой-то ничтожный патрульный полицейский заявил, что желает переговорить с хозяином дома, поскольку одна из припаркованных снаружи машин мешает нормальному движению транспорта.

– Карло, займись этим, – приказал дедушка Стефано одному из своих телохранителей.

– Он настаивает на встрече лично с хозяином дома, – доложил, вернувшись, Карло Дигибиасси, являвшийся, суда по его декларации о доходах, консультантом фирмы.

– Договорись с ним, Карло, – сказал дедушка Стефано и многозначительно поманипулировал пальцами правой руки, что означало предполагаемое вознаграждение настырному патрульному.

Телохранитель мгновенно исчез, но вскоре вернулся, обескураженно пожимая плечами.

– Не понимаю, что это за полицейский! – воскликнул он.

– Ты сказал ему что мы – весьма уважаемые люди?

Карло подтвердил.

– Сказал, конечно, но полицейский говорит, что ему на это наплевать.

– Ну тогда пусть выписывает штраф. Мы заплатим.

– Он грозится арестовать вас и отправить, в участок в соответствии с каким-то постановлением муниципалитета.

– За неправильную парковку?!

Карло пожал плечами.

– Узнайте, кто такой этот полицейский, – распорядился дедушка Стефано.

Последовали телефонные звонки в полицейское управление, районные участки и отдельным полицейским, исправно получавшим от Колосимо жалованье, хотя в штате его рабочих или служащих они никогда не значились.

Вернулся Карло и доложил:

– В управлении его знают, но наши говорят, что никогда прежде не слышали о нем.

С раздражением человека, которому постоянно приходится все, буквально все, делать самому, дедушка Стефано отправился на улицу, чтобы поговорить с полицейским.

Выйдя в сопровождении двух телохранителей на веранду дома, он представился.

– Чем могу быть полезен? – спросил он.

– Да вот… Бон та машина. Она мешает движению транспорта, создает аварийную ситуацию.

– Мешает движению транспорта? У меня сегодня семейное торжество.

– Сожалею, но аварийная ситуация – это очень серьезно.

– Мешает движению транспорта, – повторил дедушка Стефано с едва уловимым раздражением в голосе. – И никто другой не может, видите ли, устранить эту помеху. Ладно, я иду.

Дойдя до угла дома, Карло увидел нечто необычное. К нему направились четверо полицейских. Однако необычность ситуации состояла не в присутствии полицейских, а в том, как они себя вели. Они походили на баскетболистов, блокирующих корзину в ожидании вожделенного мяча. Двое, что повыше, отступив чуть в стороны, поглядывали на двоих других, поменьше ростом, как бы ожидая от них передачи мяча, чтобы тут же, подпрыгнув, положить его в сетку. Однако прыгать они не стали, а прямо от бедра открыли пальбу из револьверов. Последнее, что увидел Карло, была вспышка выстрела.

Пятеро полицейских одновременно выхватили свои револьверы. Все пятеро били по телохранителям. Какую-то долю секунды только один из вышедших из дома оставался невредимым. Он стоял, широко раскрыв полные ужаса глаза, и это был сам дедушка Стефано Колосимо. Однако и он был тут же скошен огнем пяти револьверов.

Сообщение об этом событии заняло центральное место в послеполуденных радио– и телевизионных новостях. Полиция Филадельфии заявила, что подозревает в этом убийстве одну из соперничающих мафиозных группировок.

В Нью-Йорке инспектор Макгарк щелкнул выключателем радиоприемника и с удовлетворением нацарапал в желтом блокноте несколько цифр. Толково! Пришлось послать пятерых, и это, конечно, многовато, но результат того стоил. Очень неплохо!