Сегодня Галкин и Гроховский не пришли в школу. Таисия Николаевна поручила Смирновой зайти к Лёне, узнать, в чем дело?

Вообще в классе у них всё идёт не так, как Ане хотелось. Она думала, что ребята за лето сделались взрослее и вести себя на уроках будут солидно, а плохие ученики — Птицын и Туркина — остались в пятом классе, значит остальные будут хорошо учиться и участвовать во всех общественных делах. Но вместо оставшихся на второй год Птицына и Туркиной в классе оказались другие второгодники, из прошлогоднего шестого, — Лядов и две девочки, так что отстающих не убавилось. А хорошая погода мешала: кое-кто ленился готовить уроки, в журнале перед многими фамилиями, появились двойки. Даже у некоторых девочек — например, у Эммы Жарковой по физике. Эмма продолжала кривляться, воображая из себя барышню, подвила волосы спереди, правда немного, чтобы не бросалось в глаза, но всё же подвила. И с Аней разговаривала свысока, постоянно твердила о Зойке, к которой уходила сразу после уроков, и от участия в классной выставке отказалась: заявила, что летом ничего не делала!

Не приходил больше в класс и вожатый Володя Голубев. Правда, в понедельник старшая пионервожатая школы Нина Евдокимовна, в зелёном костюме и в пионерском галстуке, зашла на перемене и о чём-то беседовала с Геной Кузевановым. А потом Гена объявил, чтобы все готовились к отчётно-выборному отрядному сбору. Но ребята привыкли, что каждый год бывают перевыборы, а работа всё равно идет скучно, и призыв Гены не вызвал энтузиазма: ведь ничего хорошего не сулил и нынешний год — с Володей.

А тут ещё обнаружился прогул. Если бы пропустил занятия кто-нибудь один, может, на это и не обратили бы внимания. Но на уроках отсутствовали сразу двое — Галкин и Гроховский, сидящие за одной партой. Маша Гусева сказала:

— Всё ясно. Галкин и в пятом классе учился плохо и убегал с уроков. Он и сейчас подговорил Гроховского.

Наверное, так и было. Ну, а что нужно сделать, чтобы Галкин исправился и не портил класс?

Аня прислушалась к крикам бегающих по двору ребят, пытаясь уловить в их хоре голос Галкина. Носится ведь и он где-нибудь тут же, ни о чём не думая.

Аня вздохнула и поднялась к себе на второй этаж притихшая.

Дедушка встретил как ни в чём не бывало, сказал, что ему очень хочется сегодня заниматься гербарием, и они сели рядышком, склонившись над столом, и принялись готовить заполярные растения к выставке в Анином классе. Аня больше не спрашивала о родителях и даже думала не о папе с мамой, а о Лёне Галкине. Интересно, что он скажет завтра насчет своего прогула?

Утром Аня пошла к Галкину, но дома у него никого не застала. А придя в школу, увидела, что Галкин и Гроховский уже сидят в классе.

Аня подошла к ним, чтобы спросить, почему их вчера не было, но не успела раскрыть рта, как Галкин первый налетел на неё и закричал, что она, разнесчастная «пискля-визгля-ябеда», пусть скажет спасибо, что он ещё её не побил, и, если не желает ходить с фонарем под глазом, пусть сейчас же укатывается подальше!

Сзади громко засмеялись:

— Молодец! Здорово отчубучил!

Вразвалочку подходил Лядов. Хлопнув Галкина по плечу, он прищурился, глядя на Аню.

— Что? Съела?

— А тебя не спрашивают! — дрожащим голосом проговорила она.

— Спокойствие, гражданочка, спокойствие, — изогнулся Лядов, не скрывая своей насмешки. — Мы сами с усами!

— Гони её, гони, — подтвердил Галкин.

Ане стало до слёз обидно. Она никому не сделала плохого. Никому! И никогда не ябедничала! Она поняла, о чём заговорил Галкин. Только про двойку его матери сообщила не она, а Эмма Жаркова. Вечером Эмма прибегала к ней от Зойки хвастаться кудряшками. Кудряшки Ане не понравились. Эмма надулась, рассердилась и, увидев Лидию Тарасовну, мать Лёни, которая проходила мимо с бельём в руках, вдруг с ухмылочкой выложила ей всё про Галкина: дескать, опять ваш сыночек хуже всех в классе. Аня тогда окончательно поссорилась с ней: разве хорошо ехидничать? И вот теперь Галкин налетел на неё.

Она не стала ничего объяснять и молча отошла к своей парте.

За спиной опять раздался смех. Лядов что-то шепнул Галкину, и оба захохотали. Ну и пускай, пускай думают что угодно, раз они такие противные — сплошные двоечники, прогульщики и обидчики!

В перемену Таисия Николаевна, заглянув в класс, сама поинтересовалась, почему вчера не было Галкина. Лёня ответил не задумываясь:

— Болел! Голова, знаете, как трещала!

Таисия Николаевна спросила у Гроховского, и он тоже заявил, что болел.

— Странная эпидемия, — покачала головой учительница и велела друзьям принести на следующий день от родителей записки с объяснением, почему каждый из них пропустил занятия в школе.

Гроховский помрачнел, а Лёня поспешно заявил:

— Альбом-то для выставки я принёс!

Он, конечно, хотел «задобрить» Таисию Николаевну: вот, мол, какой я, почти в срок принёс!

Учительница кивнула и, выходя из класса, сказала, чтобы Дима Шереметьев взял у Лёни альбом и положил в шкаф.

Дима немедленно подлетел к Галкину:

— Давай, давай! А коллекция где?

Коллекции у Галкина не было. Тогда Шереметьев выхватил у Лёни синюю тетрадку, какие продаются для рисования, и перелистал её всю очень быстро. И вдруг, глядя прямо на Галкина, засмеялся тоненько-тоненько, словно издеваясь. Потом отошёл к своей парте и снова оглянулся, не в силах скрыть какую-то непонятную, переполнявшую его радость. А Галкин, наоборот, нахмурился и стал совещаться с Гроховским.

Странное поведение Шереметьева объяснилось после уроков.

Едва показалась Таисия Николаевна, которая к концу дня опять зашла проведать своих воспитанников, как Дима крикнул:

— А Галкин обманул! Сдал альбом, а это вовсе не его!

— Как не его? — удивилась Таисия Николаевна.

— Он рисовать не умеет, а тут нарисовано!

— Может быть, он научился?

— Да нет! — уверял Дима. — Тут совсем другое!

Таисия Николаевна стала просматривать альбом. А Шереметьев, торжествующе улыбаясь, ёрзал на месте и поминутно оглядывался.

— Сиди ты! — одёрнул его сзади Гена Кузеванов.

— А пусть не обманывает! — даже привстал с места Дима. — Мы собираем, что за лето сделали. А он ничего летом не сделал, только нахвастался, а теперь хочет обмануть!

Может, и правдой было то, что выкрикивал сейчас Дима Шереметьев. Но так нестерпимо хотелось ему уличить товарища, так давно он, видно, ждал этого случая и так откровенно торжествовал сейчас победу, что Аня возмутилась его подлой зловредностью. И, несмотря на то, что Дима был в числе примерных учеников, которые хорошо учатся, не пропускают занятий и образцово сидят на уроках, а Лёня Галкин являлся одним из тех бездельников, прогульщиков и обидчиков, от которых страдала Аня и весь класс, Аня, не рассуждая, безоговорочно встала на сторону Лёни Галкина.

— Ничего не значит, — крикнула она. — Ничего не значит, когда сделано! Я тоже растения тундры сейчас готовлю!

— Конечно, конечно, — зашумели вокруг другие ребята.

Наверное, многим не понравилось, как Шереметьев налетел на Галчонка.

Аня с тревогой смотрела на учительницу, которая ещё не произнесла ни слова. Неужели она будет хвалить Шереметьева, а Галкина поругает? Замечает она или не замечает, что весь класс настроен сейчас против Шереметьева?

До сих пор Таисия Николаевна делала всё, что делают другие руководительницы: интересовалась учёбой, ходила к ученикам, изучала, кто как живёт, кто с кем дружит. А вот теперь она впервые стояла перед классом, и от неё ждали ответа, по которому можно сразу понять, справедливая она или несправедливая.

И она сказала:

— Я считаю, что Аня Смирнова права. Нет беды, если мы приготовим для выставки что-нибудь сейчас. Летом не успели сделать, а впечатлений много. И хорошо, если Лёня потрудился теперь.

— Так ведь он не сам! — опять выкрикнул Шереметьев.

Таисия Николаевна, пристально глядя на него, вдруг спросила:

— А чему ты радуешься?