— И чур больше не кукситься! — засмеялась Таисия Николаевна, вставая. — Нос держать вверх! Ясно?

Аня возвращалась домой поздно. Она нередко задерживалась после занятий в школе и поэтому знала, что ни дедушка, ни мама не волнуются. Представляя себе, как сейчас ворвётся в квартиру, подскочит и к папе и к маме, она одним духом взбежала по лестнице на свой этаж и постучала. Сквозь дырочки почтового ящика белело письмо.

— Здравствуй, мамочка, здравствуй! — чмокнула Аня в щёку маму, открывшую дверь, и, взяв ключ, пританцовывая, побежала назад к ящику. — Там письмо, письмо!

— От кого? — спросила мама.

— Не знаю.

Кутаясь в пуховую шаль, мама ждала в коридоре, пока Аня откроет ящик.

Чужой рукой размашисто и небрежно был написан на конверте адрес. Мама как взглянула, так и выхватила письмо из Аниных рук.

— Дай-ка!

— Что тут затихли? — послышался шутливый папин возглас. Папа появился на пороге комнаты.

И тогда мама сделала едва уловимое движение рукой за спину — хотела спрятать письмо! Но не спрятала, а только молча прошла в комнату мимо папы.

Папа метнул взгляд на письмо, которое она несла в руке, не пряча, и нехорошо усмехнулся. Да, да, очень нехорошо — как-то краешком рта и недобро.

— Что долго, дочка? — повернулся он тут же к Ане и потрепал по щеке. — На улице нет дождя?

Очень нужен ему этот дождь — как и дедушке когда-то! Будто не о чем больше спросить!

Отец и вправду больше ни о чём не спросил, обеспокоенно оглянулся на дверь и заспешил в комнату, не дождавшись, пока Аня снимет пальто, а она нарочно копалась у вешалки.

Лучше бы и не вынимать этого чужого письма, из-за которого снова весь вечер родители будут друг с другом нудно и раздражительно препираться.

Вот, вот, уже загудели в дальней комнате голоса… И не хочется Ане идти туда, не хочется никого видеть!

Дедушка встретил кивком в сторону буфета:

— Ужинай, там что-то вкусненькое есть… — И сейчас же ушёл к родителям.

Ане не хотелось и вкусненького, приготовленного для внучки дедушкой.

Она поскорее легла в постель.

Спать тоже не хотелось, но в постели хоть по крайней мере никто не тревожил вопросами, которые никому не нужны.

Лёжа с открытыми глазами, Аня старалась припомнить всё, что случилось сегодня.

Только сегодняшние события не вспоминались одно за другим, они путались в общий клубок, и на первый план выплывала одна учительница, то серьёзная, внимательно слушающая Аню, идущая рядом по улице, то задорная и весёлая, со смехом подбрасывающая своего Мишутку.

Милая, заботливая Таисия Николаевна… Сидит она сейчас в притихшей квартире, прислушивается к спокойному дыханию спящего сына и проверяет ученические тетради, которые Аня несла из школы. Или, может, читает книжку — одну из тех красивых и разных, что стоят в тесно набитых шкафах? Или, может, готовится к завтрашнему уроку…

И как она всё успевает! Готовить уроки и читать книжки, ходить с пионерами на экскурсии и заниматься с Мишуткой, смотреть спектакли и слушать концерты…

Вот бы так же и Ане — всё успевать и во всём разбираться, никогда не совершая ошибок!..

Наверное, каждый из нас переживал хоть раз в жизни момент, когда не хочется идти в школу.

Вот надо, а не хочется! И вы мечтаете срочно заболеть ангиной, а ещё лучше — встать утром и услышать по радио объявление о сногсшибательном морозе, при котором отменяются школьные занятия… Если же не случается ни ангины, ни мороза, а в класс идти всё же приходится, вы чувствуете себя отвратительно — это даже нечего и расписывать.

У Лёни интерес к школе пропадал обычно в конце первой четверти, когда выяснялось, что учёба безнадёжно запущена. Он предполагал, что нынче будет так же.

Но нынче все путалось.

Первая четверть ещё не кончилась, и с учёбой ничего страшного пока не было (текущие двойки Лёню никогда не пугали!), а вот в школу идти ему уже не хотелось! Отпадала всякая охота брать в руки сумку с учебниками, едва он представлял себе ребят, которые с криком наседают на него — то не делаешь, другое не делаешь!

Конечно, верти не верти, а чертёж машины он не докончил, рейки не сделал, к Зайцеву не явился, а с Анькой вообще позор!

Ну, не захотел выслушивать от неё разные замечания, ладно. А палку-то всё-таки можно было и не кидать.

Поневоле начнёшь мечтать теперь об ангине или о морозе. Но ни того, ни другого нет, а стрелки будильника неумолимо крутятся, и маленькая приближается к цифре 2.

Эх, что же делать? Хочешь не хочешь…

Лёня потянулся за сумкой.

В этот миг за дверью послышался хрипловатый голос Елены Максимовны:

— Товарищ Галкин, к тебе пришли!

«Кто бы это ещё?» — подумал Лёня, выходя из комнаты.

На лестничной площадке, засунув руки в карманы брюк, стоял и ухмылялся Андрюшка Лядов.

— Привет! Мать дома?

— Нет, а что?

Андрюшка прошёл в комнату, огляделся и, вытащив из кармана руку, растопырил над столом пальцы. На клеёнку упала аккуратно свёрнутая небольшим квадратиком синенькая бумажка — двадцать пять рублей!

— Добавок! — ухмыльнулся опять Андрюшка.

Позавчера он сообщил, что Барин забрал свой чемоданчик и в благодарность за хранение дал пятнадцать рублей — купить нового голубя. При этом он сказал, что если денег не хватит, он добавит.

Значит, это и был щедрый «добавок» — чуть не в два раза больше самого «подарка».

— Куда же ты их? — поинтересовался Лёня.

— Вещь куплю.

— Какую?

— А вот пошли выбирать!

Лёня взглянул на будильник.

Что ж! Видно, сама «судьба» велит пропустить сегодня уроки: выбирать для Андрюшки вещь — тоже дело нешуточное!

И в ту минуту, когда где-то в высоком здании школы по всем этажам разнёсся призывный звонок на занятия, Лёня и Лядов, налегая грудью на барьерчик у магазинного прилавка, с живейшим интересом изучали выставленные под стеклом портсигары.

Да! Андрюшка пожелал приобрести «посудину для табачных изделий». Он так и заявил, подражая теперь Барину даже в выборе выражений: «посудина для табачных изделий»!

Однако сделать покупку оказалось действительно не так просто. Бесчисленные портсигары — изящные и блестящие, серебристые и с красноватым оттенком, с хитроумными узорами и с разнообразными рисунками на крышках, красовались во всей своей привлекательности.

Лядов остановил свой выбор на «посудине» с двумя охотничьими собаками, застывшими в стремительном беге. Но продавщица в синем халатике — молодая и кудрявая, как учёный Ньютон из учебника физики, — отказалась продать ребятам портсигар.

— Рано вам ещё!

Когда же Лядов сказал ей, что они покупают не себе, а дяде в подарок, кудрявая ехидно заявила, что от дорогих несовершеннолетних племянничков дядя с удовольствием примет какую-нибудь другую вещицу за эту цену, и предложила прибор для бритья: помазок и стаканчик с тарелочкой.

В другом магазине, наученные горьким опытом, они решили сразу задобрить пожилую продавщицу, коротко подстриженную, как учёный Торричелли. Они стали рассказывать ей, что хотят сделать подарок дядюшке, да не знают, какой именно. Растроганная этой побасенкой, продавщица что-то посоветовала, но любящие племяннички вдруг вспомнили, что дядюшка мучается без портсигара, и продавщица-Торричелли выложила перед ними целую гору, но ни один из них не понравился Андрюшке.

Так действовали они и в других магазинах, применяясь к характерам молодых и пожилых продавщиц, пока, наконец, не нашли то, что нужно: золотистый, с выпуклым «Медным всадником».

Андрюшка наполнил «посудину» папиросами и «обновил» покупку, закурив.

Он угостил и Лёню. Но у Лёни дым полез в нос, в глаза, и в горле запершило. Закашлявшись, он бросил папиросу.

— Эх ты, птенец! — присвистнул Андрюшка, хотя сам курил тоже неумело, поминутно захлебываясь дымом, больше «делал вид».