Во всех подобных наблюдениях бреда воздействия, начиная с его рудиментарных стадий, мы имеем формирование необычных взаимосвязей между больным и людьми. При этом патологические переживания и ощущения появляются обязательно в присутствии людей, часто в присутствии только определенных лиц, и исчезают при их отсутствии.
Близко к бреду воздействия стоит переживание «обнаженности», «открытости» своего субъективного мира для других людей, «чувство внутренней раскрытости», описанное В. X. Кандинским; при этом у больных часто «стирается грань между собой и другими людьми» (аналогичные переживания мы уже имели у больного Ор., приведенного в предыдущей главе).
Своеобразной разновидностью клинических проявлений бреда воздействия является переживание «отчуждения» собственных психических и физических процессов. У больных при этом часто возникают весьма сложные психопатологические картины.
Приведем наблюдение.
Больной Ф., 26 лет. Из анамнеза известно, что в детстве перенес небольшую травму головы с кратковременной потерей сознания. Окончил высшее учебное заведение (химический факультет) и уехал на работу в Ташкент, где заболел в 1944 году. Высказывал идеи преследования и воздействия: говорил, что им распоряжается какой-то человек, вел себя неправильно. Был привезен в Москву и помещен в психиатрическую клинику, где лечился инсулином. Было кратковременное улучшение. Был выписан, но вскоре поступил в больницу в связи с ухудшением состояния. В 3-й Московской психоневрологической больнице находился в 1946 году.
Со стороны соматической и неврологической сфер особых уклонений от нормы не отмечено.
Психический статус: в месте и времени ориентирован. Большую часть времени лежит в постели. Временами поведение правильное. В беседу вначале вступает охотно, но ответы часто неясны, непоследовательны. Говорит, что с ним творится что-то сверхъестественное: на него действуют какие-то две силы: «одна спасает, другая мучает». У него имеется двойник, кажется, что мучают кого-то другого. Больной уверяет, что не чувствует своего тела. Ночью к нему приходят какие-то два человека, покрывают его футляром, режут его, выкалывают глаза, но вместе с тем мучают не его, а другого человека, лежащего рядом; иногда кажется, что мучают какую-то девушку. Иногда больному кажется, что его тело попало в другое место, его режут и жгут а вместо него на кровати лежит искусственно сделанное чучело. Кто-то постоянно старается «подменить под него» и документы и тело. Кроме обычного, больной ощущает еще какой-то другой, невидимый мир, слышит «беззвучные голоса». В дальнейшем больной стал мало доступным. Проведенное лечение сульфозином особого эффекта не дало.
У больного, наряду с синдромом воздействия и отчуждением собственных ощущений, клиническая картина усложняется тем, что это отчуждение явилось основой для переживания двойника, который будто испытывает патологические ощущения вместо больного. Обращает на себя внимание также удвоение бредовых переживаний: два человека, две силы, два мира — симптом, который мы иногда встречаем в бредовых картинах.
Переживаниям воздействия у больных сопутствует иногда своеобразное аффективное состояние, иногда ощущения, носящие или явный или неясный характер (например, можно предполагать, что у больного С., описанного выше, подобные ощущения лежали в основе переживания токов и флюидов, о которых он говорил). Более четкие патологические ощущения мы находим у других больных, например у больного С., который сообщил, что находится длительное время под воздействием одной женщины, при этом чувствует, «как ее мысли проникают в его голову извне, сзади, через мозжечок».
У многих больных можно видеть совершенно ясно, что переживание воздействия возникает в состояниях, промежуточных между бодрствованием и сном. Жалобы, например, на воздействие гипнозом у них сочетаются с указанием на эпизодически наступающие состояния сонливости иногда с галлюцинациями или другими психопатологическими явлениями.
Приведем примеры собственных наблюдений.
Больной Т., 29 лет. В 3-й Московской психоневрологической больнице находился в 1949 году с диагнозом шизофрения. Рос и развивался нормально. В детстве перенес корь, скарлатину, дифтерит. Часто болел гриппом; три года тому назад заболел малярией, которая повторилась и в дальнейшем. Психическое заболевание началось после перенесенной малярии, стал испытывать «мимолетные усыпления», во время которых чувствовал слабость и сонливость; не смог учиться. Обострение наступило вскоре после перенесенного гриппа. На вечеринке почувствовал, что его гипнотизирует жена товарища, шепчет ему слово «спи», и у него при этом появляется сонливость. С этого же времени или несколько раньше появилась мысль, что за ним следят, считают его преступником, что его отравляют.
Соматически: тахикардия до 100 ударов в минуту, РОЭ 28, со стороны нервной системы отмечается ослабление реакции зрачков на конвергенцию и легкий нистагм при крайнем положении глаз.
Психический статус: больной вял, несколько манерен, малоподвижен. С больными общается мало. Сообщает, что «есть группа гипнотизеров, которые по временам его усыпают», при этом он чувствует слабость, сонливость, хочется прилечь, лишается своей воли, его заставляют повторять отдельные фразы, внушают разные мысли. Убежден, что на вечеринке его чем-то опоили и усыпили; он сразу почувствовал, что ничего не видит; слышал голоса, появилась слабость. В больнице плохо спит по ночам, при этом временами чувствует на себе воздействия гипнотизеров, о чем говорит неохотно. Днем больше лежит, повидимому, имеются слуховые галлюцинации. Лечение инсулином, сульфазином и сном эффекта не принесло. Выписан без заметного улучшения. После этого больной поступал еще несколько раз в этом же состоянии.
Больная Б., страдающая шизофренией, утверждала, что на нее действует «наводкой» и внушением «дворник татарин» так, что она не может говорить; «ударяет в голову», «расшибает внушением», «глаза тяжелеют, занавешиваются, хочется спать». Иногда при этом видит танцующих женщин, слышит слова, что дочь убита и т. п.
Повидимому, в основе этих состояний лежит торможение коры больших полушарий, носящее более или менее диффузный характер, но с преимущественным торможением во второй сигнальной системе. Можно думать, что при этом имеют место и фазовые состояния. Существенно, что и аффективные, и сенсорные, и сноподобные переживания больных часто связаны с окружающими их людьми, приписываются им, возникают избирательно по типу условных связей (в присутствии или при взгляде определенных лиц и т. п.) Представление о воздействии со стороны определенных лиц возникает у больного обычно одновременно с восприятием жестов, действий, случайных взглядов этих людей. Говоря о воздействии электрическим током, химическими веществами или лучами, больной обычно предполагает и людей, управляющих этими воздействиями, чаще всего посредством особых аппаратов; обычны указания больных в этом смысле на лаборатории, научные институты, «научные коллективы телевидчиков» и т. д. Самую квалификацию воздействия в качестве тока, гипноза, радио или другого способа следует считать индивидуальной интерпретацией больного; она варьирует, меняясь в зависимости от эпохи с ее техническими достижениями, степени развития личности и ее способности усваивать смысл этих достижений и терминов и использовать эти знания для соответствующих интерпретаций. Выбор больным объяснения способа воздействия на него стоит также в связи с тем направлением, в котором переживается воздействие, т. е. касается ли оно психических или соматических процессов. В одном случае больные предпочтительно говорят о гипнозе, в другом — о воздействии лучами, аппаратами и другими физическими или химическими способами.
Вопрос о характере нарушений, лежащих в основе бреда воздействия, ввиду сложности этого синдрома особенно труден. В бреде физического воздействия роль патологических ощущений выступает совершенно ясно, но и в бреде так называемого психического воздействия, как было сказано выше, не отсутствуют патологические ощущения или симптомы нарушения функции сна и бодрствования, указывающие на торможение коры больших полушарий головного мозга. Уже говорилось выше также, что клинико-психопатологические особенности бреда воздействия заставляют предполагать нарушения, глубже затрагивающие личность больного, чем это имеет место при других формах бреда, мысли больного и все его интимные субъективные переживания как бы выворачиваются наизнанку, делаются открытым достоянием других людей (угадывание мыслей и чувств — «чувство внутренней раскрытости»), или чужие мысли вторгаются в психику больного. С другой стороны, переживания больного теряют свой субъективный характер, принимают для него, чуждый внешний непроизвольный характер, совершаются помимо него, т. е. возникают насильственно. Эта потеря больным чувства спонтанности и субъективности дает основание предполагать, что при данном синдроме имеет место нарушение каких-то механизмов, участвующих в формировании сознания «Я» (субъективного мира).
