Иса смотрела на сестру со злостью. Она, действительно, привыкла, чтобы ей уступали. А Винтен Настан такой красивый, высокий, так шикарно выглядит верхом на своем гнедом жеребце, и на последней охоте у графа, куда в тот раз взяли и Лилу тоже…

Так вот, на той охоте эссу Винтену не было равных, с него глаз не сводили все молодые дамы. А он должен жениться на недотёпе Лиле… просто потому, что та старше, и какая-то дальнородная бабка не пожалела для неё приданого! Это было нечестно. И настолько неправильно, что смириться иссине Исе было невмоготу.

— Ты просто растяпа, и не радуйся, что его заполучила, — прошипела она и опять толкнула Лилу, а потом, как-то безотчетно, не задумываясь, дернула её за ворот платья, рассчитывая, что золотой цветочек отстегнётся и упадёт.

Матушка бы не одобрила такое поведение, но ведь матушки здесь нет!

От тычка Лила привычно отклонилась, но, защищая платье, схватила Ису за руку и дернула, оттолкнула. Иса была немного выше ростом, но Лила — определённо сильнее. И такой её сделало самоотверженное и мудрое воспитание баронессы, тяжелая работа добавляет рукам силы. От толчка Иса не удержалась, упала и заскулила, от обиды, и, наверное, по привычке — она с раннего детства привыкла реагировать плачем на якобы «неосторожные» движения сестры, чтобы лишний раз вызвать на голову той маменькин гнев. Ису это развлекало. Только вот Лила давно уже не кидалась поднимать и утешать сестрёнку, чтобы загладить свою «неосторожность». Она просто стояла и смотрела с некоторой брезгливостью, и это сердило Ису и заставляло её плакать громче. Вот и теперь она стала вдвое сильнее всхлипывать и скулить, даже простонала:

— Ты сломала мне руку!

И пора было уже бежать к маменьке и окончательно нажаловаться, пусть растяпу запрут и оставят без свидания с Винтеном — ну хотя бы. Или посадят шить. Жаль, что ставить на колени посреди коридора её уже не станут — отец это в своё время категорически запретил, хотя почему, интересно?

— Что у вас тут, девочки? — вдруг раздался голос, который ни одна, ни другая из эссин не ожидали услышать.

Голос отца, который должен был вернуться в Каверан только назавтра к обеду.

Что поделаешь, эссина Исира заскулила громче, и эссина Лила отступила на шаг, досадуя, что за неудачный сегодня день! Сейчас мачеха будет гневаться, ещё и потому, что у нее разболелась голова, а отец просто уйдёт. Он, что бы ни увидел, никогда не вмешивался. Разве что однажды не разрешил в наказание заставлять её стоять на коленях, хотя матушка уверяла, что во всех школах для юных благородных девиц это наказание считается наилучшим. Тогда ей было двенадцать лет, и она простояла на коленях так долго, что ноги затекли и она не могла встать на них целый день, и пришлось посылать за лекарем.

Тогда отец сердился. А вообще, он считал, что мужчина не должен вмешиваться в воспитание девочек. Этим занимаются женщины, им виднее.

К завываниям и горю средней дочери отец оказался равнодушен.

— Что у вас тут? — повторил он, — вот что, Иса, иди к себе и не мешай. А я пока должен поговорить с Ли. Пойдём, Ли.

В кухне тем временем кухарка убирала со стола посуду, а экономка, скрестив руки, стояла посреди кухни — задумалась. Одна из девушек-горничных принялась заваривать чай. Редко можно было почаёвничать в неурочный час!

— Странно так, — сказала другая горничная, недавно нанятая из-за скорой свадьбы, — старшая эссина ведь барону родная дочь? Никогда ещё не видела, чтобы к хозяйской дочке так относились, рассказать кому — не поверят.

— Не болтай, — одернула её экономка, очнувшись, — если место потерять не хочешь. Половина прислуги тут же побегут наушничать баронессе, она это любит. Старшая эссина барону родная, не баронессе. Ей она падчерица. А младшие дочки уже им общие, и барону, и баронессе.

— А за что же так старшую?.. Она ведь не одна на свете падчерица, а к другим по-людски относятся.

— А за то, — пожала плечами экономка, — старая история. Двадцать лет назад нашему барону сватали нынешнюю баронессу, и всё там сладилось. А он возьми и влюбись в другую. Всем назло на ней и женился. А он был беден, семейные владения ещё отец потерял, ему бы богатую искать, а не любимую. Любимая тоже за него без благословения вышла, без приданого. Ну они-то хоть счастливы были, а брошенная невеста страдала.

— Вот ведь! — всплеснула руками любопытная горничная, — а потом что?

— А потом леди Кенталь, жена барона, дочку родила и умерла. Он и женился через год на бывшей невесте. Говорят, печалился очень по покойной жене, а новой жене это радости не добавляло. Зато власть над дочкой леди Кенталь она получила полную, барону до ребенка дела не было.

— Ох, — вздохнула горничная, — была бы я та леди Кенталь, душила бы его в страшных снах каждую ночь. Это же надо, невинное дитя отдали обозленной мачехе. И не леди винить охота, а его, за такое-то.

— Говорю, не болтай зря, — повторила эсса Нида, — наш лорд не злой человек. Просто характер такой ему достался. Да и кто же знал?..

— Но про старшую эссину Каверан говорят, что она чуть ли не дурочка, а может, больная совсем, потому не выезжает, нигде не бывает. А что замуж выходит — и кто же решился такую взять? А смотрю, всё кругом неправда, и собой неплоха и не дурочка никакая. Только, небось, знать не знает, что нигде больше у благородных так с дочками не обращаются, как с ней. А как ей знать, если бедняжку из дома не выпускают? Вот выйдет замуж, да поймёт, что к чему…

— Смотришь, ну и смотри молча, — отрезала экономка, — такими разговорами добьешься только, что прогонят. Что ей понимать? Сама говоришь — не дурочка… Никак, карета? — она подошла к окошку, выглянула. — Надо же. Барон вернулся! — мимо окна проехала карета с гербами Каверанов.

— Поджарь-ка к ужину пару перепёлок, как он любит, — сказала она кухарке, — а я пойду. Наверное, сейчас понадоблюсь баронессе.

Экономка поправила рукава своего строгого платья и с сожалением посмотрела на пустую чайную чашку. Чтобы распивать чай в своё удовольствие, надо быть леди, а не прислугой.

Отец за руку привел Лилу в свой кабинет. Уселся в кресло, ей махнул рукой на стул. Она осталась стоять.

— У меня важные новости, милая, — вздохнул он, — мы должны отменить твою свадьбу. Точнее, отложить. Ну, что ты… — он заметил, что дочь побледнела и задрожала, — ты, конечно, останешься невестой Настана. Поженитесь через год, вот и всё. Видишь ли, это требование леди Эльянтины, мы должны послушаться.

— Но, отец, почему? — воскликнула Лила в отчаянии, — почему леди Эльянтина может выдвигать всякие требования? Почему вы её слушаете? Это ведь просто дальняя родственница!

Она, конечно, сразу вспомнила увещевания экономки, и то, что эсса Нида упомянула о письме, отправленном старой леди. Нида против её свадьбы! О, неужели это всё она?..

— Я не с того начал, Ли, — виновато покачал головой барон, — к огромному сожалению, леди Эльянтина умерла пятнадцать дней тому назад. Да-да, нам даже не сообщили. А ведь она вырастила твою матушку, и о тебе никогда не забывала. Она оставила тебе наследство, Лила. И один из младших семейных титулов, да, представь себе, дорогая, и это уже утверждено его величеством. Никто не оспорит.

— Наследство и титул?! — Лила ушам своим не верила.

— Под доминатом Сантаров, конечно, но в наше время это сущая формальность. Сама леди Эльянтина была графиней Сантар, ты не знала?

Она знала бы, если бы кто-нибудь ей сообщил. Да хотя бы сама леди Эльянтина.

— Вот так-то. Замки, земли. И ты будешь виконтессой, принесёшь титул супругу, и далее по мужской линии. Что скажешь, девочка?

Ей нечего было сказать. Она была оглушена.

— Но тут загвоздка, — продолжал отец, — для этого ты должна проучиться один год в Эбессане. Незабвенная леди Эльянтина, как известно, и сама была недурной колдуньей, говорят. И покровительствовала этой школе.