Папоротники лишь немногим старше термитов. Им невозможно было отступить в подземелье, они стали тенелюбами, ушли с освещенных мест в тень, но и здесь продолжают вырождаться, мельчают.
И термиты… Их непригодные, во всяком случае, весьма несовершенные крылья давали лучший аэродинамический эффект при другой плотности или вязкости воздуха. Влажный, богатый парами воды, более плотный и вязкий воздух, подобно фильтру, пропускал сквозь себя лучи солнца, умерял их жар, снижал яркость света…
Пора по-новому взглянуть на кривые на лентах самопишущих приборов, установленных в термитнике, на показания термометров, гигрометров, анемометров, измеряющих тепловой режим, содержание паров, движение воздуха под куполом гнезда термитов.
Не помогут ли они в самом деле в живом опознать следы давно минувших эпох?..
Но мы слишком далеко ушли от рассказа о судьбах новых гнезд, основываемых теми парочками, которые, как их давние предки миллионы лет назад, сбросили крылья и прокладывают себе путь в подземелье.
Год спустя
ЕПЬ событий, описываемых в этой главе, начинается с того, что два совершенных насекомых, сбросивших длинные крылья, два имаго — молодые самка и самец — стоят друг против друга, головой к голове. Время от времени обмениваясь короткими прикосновениями усиков, они роют под собой землю, разрыхляя ее жвалами. Лапками насекомые отбрасывают из-под себя мельчайшие крупинки почвы и пыль.— Какая фантастическая церемония! — восторженно воскликнет мечтатель. — Сколько в ней необыкновенных событий! Смелый прыжок в небо, к солнцу, — и падение. Сброшенный наземь свадебный наряд, в котором его владелица даже не успела по-настоящему покрасоваться. Избранник, спускающийся на крыльях и, в свою очередь, обламывающий их. Сброшены крылья, и оба, едва успев прикоснуться один к другому усиками, соединены навеки и убегают в поисках крова в неизвестность, навстречу своей судьбе. На каком-то месте оба решают, что «здесь будет город заложен», и принимаются строить свое убежище, которое в будущем разрастется в бесшумный, но бурлящий жизнью подземный город-великан Мегалополис.
— В общем, все это уже и без термитов более или менее известно, хотя бы по муравьям, — докучливо зевнет брюзга. — Роятся, взлетают, потом крылья сбрасывают, в землю зарываются…
И опять оба — и брюзга и поэт — в частностях правы, а в главном бродят где-то возле правды.
Прежде всего надо сказать, что и во время вылета крылатых и после него муравьи и термиты ведут себя далеко не во всем одинаково.
В самом деле, муравьи (к слову сказать, и шмели и пчелы) относятся к «брачнокрылым»: их свадьбы происходят в воздухе, в полете. У термитов никакого «брака на крыльях» не бывает. Для муравьиных самцов (к слову сказать, и для трутней медоносной пчелы) брачный полет смертелен: они, не успев опуститься на землю, погибают после встречи с самкой. У термитов и это не так: самцы после брачного полета благополучно живут не меньше, чем самка, прекрасно могут и пережить ее… У многих муравьев новое гнездо закладывается одной молодой самкой (у медоносных пчел — старой самкой и сопровождающими ее рабочими пчелами и трутнями, улетевшими с роем). У термитов новое гнездо основывают двое — самка и самец.
Но главное не в этом.
Сколько бы новых отличий от муравьев ни открыли дальнейшие исследования в повадках термитов во время их роения и закладки новых гнезд, самым поразительным в этих повадках было, есть и останется как раз то, что в них действительно много сходного с муравьиными.
Откуда взялось, как возникло это сходство? Ведь термиты не связаны с муравьями родством. Они находятся на разных, раздельно расположенных ветвях и в разных ярусах великого дерева жизни. Муравьи никак не могли ничего унаследовать из свойств, приобретенных в процессе развития термитами. Эти два насекомых развивались независимо друг от друга, без всякой преемственности между собой, и тем не менее в законах их жизни обнаруживается удивительно много общего. Око сказывается в отдельных свойствах, признаках, чертах и повадках, а также в общем устройстве семьи.
Вот грандиозный опыт, бесконечно содержательный и с замечательной наглядностью свидетельствующий о подлинно бескрайнем могуществе условий существования! Ведь здесь сходными условиями воспитаны сходные нормы поведения, сходные инстинкты в двух разных созданиях, чуждых друг другу и по происхождению и по времени, когда они появились на Земле. Поэтому-то так поучительно, что и для муравьев и для термитов вылет крылатых одинаково стал рассевом живых зародышей новых семей, способом расселения вида. Но для муравьев это в то же время и брачный полет, а для термитов — только начало, только первый шаг брачной церемонии.
И вот перед нами парочка имаго, роющих зародышевую камеру. За каждым из насекомых постепенно образуется полукруглый валик из пыли, а головы их начинают углубляться в совместно вырываемую норку.
Откуда, могут спросить скептик и маловер, известны такие подробности поведения этих насекомых, находящихся наедине с природой?
Вопрос вполне законен. На него исчерпывающе отвечают многочисленные описания, сделанные многими натуралистами, наблюдавшими закладку первичной, зародышевой камеры. Изловив во время брачной прогулки термитную парочку и отсадив ее в прозрачную банку с рыхлым грунтом или гнилой древесиной, можно во всех подробностях проследить процесс закладки нового гнезда.
Пока самец и самка с трудом прокладывают узкий ход, медленно углубляясь в почву, бросим хотя бы беглый взгляд на старые, недавно роившиеся термитники и заглянем в гнезда, покинутые тысячами крылатых. Столько обитателей ушло отсюда в полет, что можно было ожидать — роившиеся термитники совсем опустеют.
Но нет, это не получается.
Крылатых, правда, в гнездах почти не осталось, но потоки рабочих, бегущих по переходам и коридорам между нишами, по-прежнему плотны.
Крылатые, в которых к моменту роения бывает хорошо развито жировое тело, постоянно получают в гнезде наиболее богатую, изысканную пищу. Воспитание и пропитание их, выращивание и содержание дорого обходилось семье: уменьшая количество корма, сносимого к запрятанной в глубине гнезда родительской камере с кладущей яйца самкой и ее супругом, оно сдерживало рост общины.
После того как армады прожорливых крылатых покинули свои гнезда, сразу высвободилась уйма корма и усилились центростремительные течения, доставляющие пищу родительским парам. Царицы обильнее питаются теперь и могут откладывать все больше и больше яиц, на выхаживание которых и направляются силы общины. Поэтому-то семьи после роения и растут особенно быстро.
Впрочем, это продолжается только до тех пор, пока из вновь выращиваемой молоди не вырастет достаточно новых крылатых потребителей корма. Они, естественно, опять ослабят питание родительских пар и задержат рост семей до очередного вылета крылатых в будущем году.
И опять это произойдет во всех гнездах термитов данного вида по всей местности одновременно, так как молодые парочки скорее всего подберутся из двух разных, чуждых друг другу гнезд. От таких браков и семьи получаются более устойчивые к невзгодам, более населенные, более сильные, более жизнеспособные.
В опытах удавалось составлять парочки и из насекомых, происходящих из одного гнезда. Однако когда насекомые имели возможность выбора, они всегда предпочитали чужого, а не родственника.
Оба молодые, которые счастливо ушли от всех опасностей и сохранились, роют для себя новую темницу, тесную, мрачную, не оживленную ничьим присутствием. Вновь становясь затворниками, бывшие крылатые теперь уже не голова к голове, а спинка к спинке, бок о бок вгрызаются в землю или в гнилое дерево, роют дальше и глубже, пробираются все ниже. Ход, ведущий в камеру, достигает глубины три — шесть сантиметров, ширина его не менее сантиметра.