Двадцать пять лет спустя
«В детстве мы столько слышали о волшебных дворцах, где стены облицованы шоколадными плитками, колонны вылиты из сахарной карамели, потолки выложены и полы вымощены печатными пряниками в узорах из сверкающих леденцов… И вот термитник — весь от основания до купола слепленный из корма… Для термитов это тот же волшебный дворец!» — говорит поэт.
Но брюзга только холодно улыбается и кисло указывает, что стенки ходов и камер гнезда термитов склеены из переваренного в основном корма и отбросов пищи. Эту массу термиты могут в случае нужды сгрызать, однако она нисколько не съедобна.
В отношении кровли термитника это совершенно очевидно.
Омываемый то тихими моросящими дождями, то бурными грозовыми ливнями, иссекаемый градом и ветрами, просушиваемый и обжигаемый палящим солнцем, наземный купол гнезда с годами становится все выше, шире, объемистее. Постоянно оставаясь спекшейся, мертвой снаружи глыбой, гнездо тем не менее продолжает год от года увеличиваться в размерах.
О том, сколько времени растет такая глыба и как именно растет, ученые узнали из опыта, впервые проведенного в Южной Африке над антиподами обитателей Гяурской равнины. Здесь это были не северные — закаспийские, а южные — капские термиты.
Описываемое далее исследование трудно назвать опытом; это было только терпеливое, много лет продолжавшееся и строго продуманное наблюдение.
В несколько десятков молодых гнезд вбито по нескольку гвоздей. Гвозди разве что гораздо длиннее обычных, а так вообще ничем не примечательные. Конечно, железные, конечно, с одного конца острые, конечно, на другом конце с плоской шляпкой.
Каждый гвоздь забивали молотком чуть ли не на половину высоты, чтобы ему стоять надежно: одни — у основания купола, другие — на середине склона между краем и вершиной, третьи — в самую вершину. Затем старательно измеряли расстояние от шляпки каждого гвоздя до поверхности купола. После того как такие же измерения были повторены на следующий год дважды — весной и осенью, а затем стали регулярно производиться в течение нескольких последующих лет, выяснилось, что расстояние от шляпки до поверхности купола постепенно уменьшается, как если бы гвозди самоуглублялись, врастали в гнездо.
На самом деле происходило, разумеется, другое: не гвозди опускались, а купола поднимались, сантиметр за сантиметром покрывая их.
Росли купола не везде одинаково скоро, вернее, не везде одинаково медленно. По краям термитников, у их основания, уровень кровли поднимался еле-еле, но и здесь года через два-три становился заметен рост. На склонах высота нарастала быстрее: каждый год примерно сантиметра на полтора. А на вершинах приросты составляли даже два — два с половиной сантиметра за год.
Примерно в двадцатипятилетием возрасте рост наземной части гнезда постепенно затухает. Если после этого непогода или несчастный случай в каком-нибудь месте разрушат оболочку, то повреждение тут же зарубцовывается, так что и шрама не остается.
Кровлю, как и все гнездо, сооружают обитатели термитника. Как же они это делают, если на ней ни днем, ни ночью не видно термитов, которые бы ее надстраивали, поднимали, чинили, заделывали?
Кто-то пошутил, что термиты-строители, прокладывая свои крытые туннели, или надстраивая, или ремонтируя гнездо, ведут себя как некие астронавты, прилетевшие на другую планету и здесь вынужденные без индивидуальных скафандров перемещаться или производить наружный ремонт.
Действительно, они и шнуры-туннели строят, и наружную стену ремонтируют, и панцирь гнезда поднимают и достраивают, не показываясь на свет и действуя изнутри. Так они защищены и от нападения внешних врагов, и от действия пугающих их наземных условий.
Какие именно из наземных условий пугают термитов, не приемлемы для них, невыносимы?
Исчерпывающего ответа на этот вопрос пока нет, но кое-что можно узнать из опытов.
В один конец длинной прозрачной трубки положим патрон с быстро впитывающим влагу хлористым кальцием, в другой — обильно увлажненную вату. В середину этой трубки поместим несколько термитов и предоставим им возможность свободно передвигаться вправо и влево. Где они окажутся через некоторое время? На вате. Теперь повторим опыт в темноте, для чего прикроем трубку светонепроницаемым футляром. Это не меняет поведения термитов: и на свету и во мраке они избирают влажную среду. Не поленимся проделать опыт еще раз, затемнив конец трубки с хлористым кальцием и поярче осветив конец с мокрой ватой. Поставленные перед необходимостью более сложного выбора — «сухой мрак» или «сырой свет», термиты собираются на освещенной мокрой вате: в темном сухом конце трубки их нет ни одного. Значит, они могут преодолеть свое очевидное в других случаях тяготение к мраку, но не способны подавить отвращение к сухому. Они демонстрируют всеподавляющую потребность в сырости, они способны решительно преодолевать светобоязнь и, если надо, отказываются ради влаги от чем-то привлекательной для них тьмы.
Запомнив урок, полученный в лаборатории, вернемся к наблюдениям за термитниками в естественных условиях.
В разных странах в разное время года, но всюду в пору, когда миновали холода и прошли дожди, умывшие и увлажнившие оболочку гнезда, в рабочих термитах просыпается страсть к строительству. Ее будит теснота гнезда, потребность в его расширении. Сейчас все другие потребности оттесняются на второй план. На второй план оттесняются также и все другие способности большинства обитателей, взятого под наблюдение термитника.
Цепи рабочих, тянущиеся через родительскую камеру и доставляющие родоначальникам семьи корм, в эту пору движутся совсем вяло. По одной этой причине самка откладывает теперь мало яиц, и термиты пока не особенно отвлечены также и уходом за молодью. У них сейчас, можно сказать, и времени сколько угодно, и жвалы и ножки свободны.
Тысячи рабочих поднимаются из самых глубоких отсеков гнезда, подтягиваясь вверх, ближе к внутренней стороне кровли. Вместе с ними поднимаются и солдаты, пока еще только без пользы усиливающие всеобщее оживление в этой, как правило, сонной части гнезда.
Вскоре строители начинают изнутри то там, то здесь вгрызаться в оболочку гнезда.
Много ли может сделать один рабочий термит, когда он где-нибудь буравит землю или древесину? Разумеется, нет. Но после того как рабочее место покинуто, оно сразу занимается другим, и этот продолжает дело, начатое первым. Придет время, на то же место — ни правее, ни левее, ни выше, ни ниже, а именно здесь — встанет третий…
Совершенно очевидно, что каждый, каким-то образом помечая участок, на котором работал, неслышно зовет своей притягательной меткой сменщика.
Так буравятся коридоры в гнезде, выходы в куполе, дороги в почве к кормовым запасам да и в самом корме. Это делает работу термитов направленной и быстрой.
Сменяя друг друга, они углубляются в прочную кровлю и прогрызают ее.
Под неусыпной охраной солдат, которые жвалами преграждают путь в гнездо кому бы то ни было извне, в куполе открывается выход, и сквозь него одна за другой выбрасываются крупицы строительной массы, так что вскоре над старым слоем кровли, чуть выше, вырастает новая, еще сыроватая пленка.
Все происходит так быстро и в такой тесноте, что можно скорее догадаться, чем увидеть, что мелькающие в отверстиях усатые головы строителей, прежде чем исчезнуть, успевают выбросить наружу комочки отрыгнутой пасты, внося таким образом в кладку свою лепту.
Едва свод нового участка кровли сомкнулся, в полость, образовавшуюся под свежим слоем пленки, набиваются строители. Одни вклеивают в свод новые капли клея и комки глины, другие вмуровывают в них доставленные из глубины гнезда песчинки, третьи цементируют кладку остатками переваренной пищи.
