— Все хорошо, мне просто надо выпить, — откровенно соврала она.

Итан протянул нам два напитка, и она схватила предназначенный ей, одновременно снимая с себя куртку. Я непроизвольно втянул воздух, заметив, что на ней: маечка с глубоким вырезом, очень сильно облепляющая тело так, что казалось, оно покрыто бледно-розовой краской. Такая чертовски обтягивающая, что ее соски выступали сквозь тонкую шелковую ткань. Она выпила свой шот, а мне пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от желания пробежаться губами по ее груди и обсасывать соски, пока увлажнившаяся шелковая ткань не станет настолько мокрой, что сквозь нее будет видно все тело.

Я быстро прижал ее к одному из динамиков и приподнял ее лицо за подбородок.

— Малышка, ты немедленно должна рассказать мне, что случилось. — Я пальцами почувствовал, как задрожал ее подбородок, а мое сердце словно рухнуло куда-то. — У тебя неприятности? Дело в Габриэле? — В груди заныло, и по телу пробежала волна ярости. Я придвинулся к ней ближе, касаясь ее тела своим. — Что за херня происходит? — прорычал я.

Она вздрагивала от каждого слова, а потом подняла руку и приложила ладонь к моей щеке.

— Шейн, просто спой со мной, хорошо? Просто сыграй на своей гитаре, стоя бок о бок со мной, так, как умеешь только ты. — Она смотрела на меня с мольбой.

Я не мог вот так просто взять и уйти от разговора. Какого черта? Я обнял ее за талию, но она выскользнула из-за динамика и мгновенно приковала к себе внимание зрителей.

— Грейс, пожалуйста, — позвал ее я, но вопли зрителей, скандирующих наши имена, заглушили мой голос. Она притянула меня за ремень гитары, висевшей на мне, и я вышел к зрителям: вопли сразу стали оглушительными, пол сцены под нашими ногами трясся и вибрировал. Она повернулась ко мне и внимательно взглянула в мои глаза, стоявшие в ее прекрасных глазах слезы медленно и мучительно убивали меня. Сделав глубокий вдох, она одарила меня сексуальной улыбкой и придвинулась, наклоняясь.

— Давай, Шейн. Сыграй со мной, — прошептала она.

Так или иначе, я пальцами нащупал струны и заиграл на них, только для нее одной. Из моей гитары полилась душевная мелодия, глубоко затрагивающая душу. Алекс присоединился ко мне, порхая пальцами по клавишам синтезатора, играя интро[52] к одной из наших баллад. Зрители притихли, но первые звуки надрывного голоса Грейс окончательно заставили их умолкнуть. Я смотрел то на зрителей, то на нее. Я наблюдал за ней на сцене, за ее игрой и чарующим голосом и стал пленен ею, более чем когда-либо еще. Даже больше, чем в то время, когда мы с ней стояли в саду ее отца, и я был простым вероломным бессмертным.

Пальцы Грейс порхали по струнам, танцуя в ритме мелодии и страстно рассказывая ее историю, выкладывая все секреты на суд зрителей. Она слилась со своей гитарой, открывая ей самое сокровенное, позволяя стать частью своего тела и души. Я не мог оторвать от нее глаз, а потом она, глядя на меня, запела мою партию, тем самым поставив меня на колени. Да, я просто пал ниц, глядя ей в глаза и слушая ее завораживающий голос. Сильный и пронизывающий, затрагивающий что-то в глубине моего сердца, где раньше правила тьма, а мечты о надежде казались лишь насмешкой.

Сердце мое колотилось в ритме барабанов Итана, каждый сантиметр кожи покалывало, и я даже не мог представить, как прожил без нее эти годы. Чувствует мое сердце, что душа принадлежала ей всегда.

Боль после твоего ухода слишком реальна,

Внутри так сжигает, что все вокруг исчезает.

Врут, говоря, что время лечит.

А может, это я слишком пропащий для спасения?

Стал я холодным и черствым как камень:

Мир с плохой стороны познаю я.

Прошу тебя, помоги мне найти путь домой и

Прислушайся к звуку моих слез,

Наполни сердце мое, наполни мой мир и

Убереги от себя самого.

Руку мою возьми, произнеси мое имя и

Теплым дыханием растопи лед внутри.

Стану ли я пропащим навеки?

Внутри ничего не осталось за все те года,

Ведь надежда — простая насмешка.

Последние удары сердца еще слышу я,

Но когда тьма вернется за мной,

Погружая в бетон или камни,

Удастся ль услышать твой навязчивый шепот

И понять, что ты рядом?

Прошу, убереги от себя самого,

От тюрьмы разума моего,

Где только и остается, что вспоминать

Все, что было когда-то.

Может, я слишком пропащий для спасения?

Стал я холодным и черствым как камень,

Но мир с другой стороны стал познавать.

Прошу тебя, помоги мне найти путь домой.

Найти путь домой.

Домой.

Изнемогая от необходимости прикоснуться к ней, ощутить ее жар, тепло ее тела, я пересек сцену и прильнул своей спиной к ее. От прикосновения наших спин между нами перетекали мощные электрические заряды, закручиваясь в вихре в нечто осязаемое. Звук ее голоса по-прежнему нарастал, сливаясь с моим; она скользнула своим телом вокруг меня, словно была горячим ветерком на моей коже. В течение нескольких минут мне казалось, что мы действительно превратимся в сияющие пламенные вихри огня и уничтожим все вокруг.

Когда последняя песня подошла к концу, а наши голоса слились в последней ноте, я увидел, как одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Что бы ни заставило ее плакать, я должен был это исправить: мне просто необходимо ей все рассказать. Рассказать все, не теряя больше ни минуты. И так уже слишком много времени было потрачено впустую. Повернувшись к ней лицом, я нежно приподнял ее лицо за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. Жест был настолько выразительным, что толпа уставилась на нас, затаив дыхание в тишине, в предвкушении ожидая того, что я собирался сделать.

Выпустив свою гитару так, что она повисла у меня за спиной, я обхватил руками лицо Грейс.

— Я люблю тебя, Грейс Тейлор, — сказал я в микрофон, прежде чем сдернуть гарнитуру с себя. А затем я прижался к ее губам и поцеловал прямо на глазах у всех. Медленный, глубокий поцелуй наполнил нас, побуждая ее руки стиснуть в кулак мою майку, пока она притягивала меня ближе. Ее волосы каскадом упали вокруг меня, я запустил пальцы в густые пряди, переплетая пальцы с ее локонами, и окончательно растворился в прикосновениях ее губ.

Через несколько мгновений толпа разразилась криками и аплодисментами. А потом в динамиках прогремел глубокий смех Итана:

— Боже, Грейс, ты единственная об этом не догадывалась?

Улыбаясь Итану, я неохотно отстранился от губ Грейс. Потрясающий румянец окрасил ее щеки, ее губы были все еще приоткрыты, а дыхание было тяжелым, как и у меня. Тогда она открыла глаза: в них плескался страх и блестели слезы. Меня замутило и едва не вырвало. О чем, черт возьми, она подумала, что заставило ее так испугаться меня?

Она сорвала микрофонную гарнитуру и вымученно улыбнулась.

— Мне, эмм, нужно выпить… — сказала она сквозь стиснутые зубы. Она опустила взгляд вниз на свои руки и нежно приложила ладонь к моей щеке, затем посмотрела мне в глаза, в то время как из ее глаз текли слезы. — Шейн Макстон, я люблю тебя больше, чем когда-либо любила другого человека. — Убрав  пальцы с моей кожи, она повернулась ко мне спиной и спрыгнула с края сцены, направляясь в бар прямо к этому чертову сукину сыну Райану. Толпа все еще ликовала и аплодировала, наблюдая за тем, как она выпивает свой шот. Я поднял руки вверх высоко над головой и выставил ладони, чтобы народ стих. Заметив это, Алекс поднес пальцы ко рту и засвистел в свой микрофон — толпа немедленно замолчала.

Я нагнулся, поднял свой беспроводной микрофон и приложил его к самым губам:

— Я не закончил, Грейс. — Наблюдал за тем, как она взяла свой ??второй напиток и застыла. — Посмотри на меня. По-настоящему посмотри на меня, Грейс, — сказал я.