— Это кто же, её пират?

— Возможно, но правила заклинания, если их не соблюсти в полной мере, не допустят нарушения. И если он её не любит, или любит недостаточно крепко, то она умрёт.

— Да, Мерседес де Сильва — смелая и решительная сеньорита, и она нам нужна живой. Это в наших интересах, мы будем и дальше вести переговоры о её выкупе, но раз так получилось, то требовать не пять миллионов реалов, а десять. Это решит многие наши вопросы, если уж она смогла нас перехитрить.

— Нет! — с яростью заорал Себастьян.

— Успокойся. Она нам больше не нужна. Найдёшь себе другую красивую игрушку, подешевле.

— У них нет такой суммы, отец.

— У них нет, а у пирата есть.

— Пират уехал на её поиски.

— Ну, так найди его и предложи ему полюбовно решить вопрос.

— А если у него нет таких денег или он не захочет платить?

— Тогда убей его, зачем он тебе нужен? А девку продадим через год за пару миллионов, уж эти деньги де Сильва найдёт или скинем на потеху публике с башни или ещё что-то придумаем. Продадим туркам или кому-нибудь другим, пусть они её расколдовывают. Выбрось это из головы. Наши люди знают об этом пирате?

— Да, все границы перекрыты, по всей Германии, Франции и Швейцарии разосланы магические портреты во все таверны. Его узнают.

— Да, не завидую я ему. Он же моряк, а не сухопутная крыса. Тут тебе не на абордаж корабли брать, тут замок, да вассалы кругом. Придёт со своей командой и что. А? А-ха-ха.

— Да, у них на корабле разве что сотню бойцов можно перевезти. Твоя правда, отец.

— Отец всегда прав! Запомни это, Себастьян, — и герцог поднял вверх указательный палец.

— Я знаю, отец, — уважительно поклонился младший фон Крацлау.

— Хорошо, а теперь оставь меня, я хочу спокойно посмотреть на огонь, он напоминает мне былые сражения и кровь, что я в них пролил. Старость любит тишину, а не суету.

— Да, отец, конечно, отец, — Себастьян поклонился и вышел из зала.

Мерседес же всё это время плакала горючими слезами, не в силах совладать с собой. Она и сама не поняла, как попала в хитрую ловушку. Очнувшись, с ужасом обнаружила себя лежащей на жалкой постели, заточённой в башне, как какая-нибудь принцесса из грустной сказки. Действительность оказалась намного злее, чем она вообще её могла представить.

Прекрасный принц вдруг оказался мерзким животным, что оставил синяки на всём её теле. С ужасом она ощупала себя, боясь узнать самое страшное. Но нет, видимо, до этого дело не дошло, но лучше не стало. Ведь она быстро поняла, что находится на положении бесправной пленницы. А последующие события только убедили её в этом.

И Мерседес решилась на отчаянный шаг, когда поняла, что ей грозит. Уж лучше сражаться до конца, чем стать невинной жертвой уродов. Вот только то заклинание, которое она на себя наложила, не оставило бы потом камня на камне от того места, где её бы убили. Это была месть, а Мерседес умела мстить. Эрнандо мстил пиратам, а она мстила тем, кто сломал ей жизнь, и пусть они об этом ещё не знают, тем слаще будет месть. Здесь хоть условия ещё сносные, а не скотские, в которые её бы сразу поместили, узнав об особенностях её тайны.

Она вздохнула и, сжавшись в мягкий клубочек, прикорнула на тонкой постели. В башне было холодно. Страшно завывал ветер за единственным окном. Было жутко и страшно одиноко.

— Где ты, Эрнандо, где же ты? — бессвязно шептали её губы. В ответ только ещё сильнее звучал ветер, и всё же она смогла разобрать в его завывании слабый отзвук своей молитвы.

— Я иду, Мерседес, я иду.

Она прикрыла глаза длинными ресницами и погрузилась в сон. Только в нём она была свободна и счастлива. Только в нём она жила и существовала. В снах она снова была с Эрнандо на палубе корабля. Она рыдала, и слёзы, спускаясь из-под ресниц, орошали её нежные щёчки, грязные и осунувшиеся, но всё равно такие милые для него, для него…

Я поднял голову, за окном таверны бесновался ветер, гнусно завывая, он хотел оторвать прикрытые ставни. Те, в ответ, возмущённо хлопали деревянными створками. В этом вое мне вдруг послышался голос Мерседес, такой родной и такой тоскливый.

Невольно вскочив на ноги, я снова прислушался к ветру, уловив в нём то, что уже давно чувствовал.

— Я иду, Мерседес, я иду, — крикнул я, а магия усилила звук моего голоса и, привязав его к ветру, отправила туда, где эти слова так ждали.

* * *

Сёстры де Тораль сидели в уютной гостиной, греясь возле камина в славном городе Киль.

— Ну, что там папенька?

— Едет сюда, — мрачно отозвалась Элеонора де Тораль.

— Хорошо, а что с тем гачупином, который мне понравился и который не нравится тебе?

— Стал графом де Тортуга, купил корабль и, по слухам, разбогател.

— О! Я хочу за него замуж!

— Дура! — снисходительно ответствовала ей Элеонора. — Папа сюда едет, потому как попал в опалу и подозревается в государственной измене. Как он найдёт это гачупина и приведёт к тебе?

— А, ну и ладно, мне здесь больше нравится, и женихи тут тоже есть. Мне он сначала понравился, а потом разонравился, но, если бы он был здесь, рядом, то непременно стал моим.

— Ты, сестра, что такое говоришь? — Элеонора удивлённо посмотрела на сестру. — Я удивляюсь тебе, мы от одного отца и от одной матери, а как будто бы живём разными мыслями.

— И что в этом удивительного? Ты холодная интриганка, а я рассудительная стерва. Тебе нужен мужчина, чтобы с его помощью плести интриги и возвышаться над другими, а мне нужен муж, чтобы жить богато и в комфорте. Это две стороны одной медали, аверс и реверс, сестрёнка.

— Угу, хитрая ты, всё у тебя по-своему. Но про гачупина можно забыть, на него объявлена охота, и он весь занят поисками Мерседес. Да только скорее замок фон Крацлау рухнет, чем он её сможет освободить.

— А, вот как! Ну, хорошо, тогда я переключусь на Макса, он хоть и грубый, но зато дурак. А с дураком жить можно припеваючи, главное, чтобы руки не распускал, ну, да я быстро отучу его от этого.

И Эльвира де Тораль грозно сверкнула глазками.

— Ну-ну, ну-ну, — только хмыкнула Элеонора и протянула смуглые ладошки к камину.

А Эльвира, как ни в чём не бывало, опять стала продолжать разговор про Гарсию.

— Хотя, если наш папа найдёт Эрнандо Гачупина, то я согласна выйти за него замуж.

Элеонора невольно опешила и забыла, что держит руки над огнём. Внезапно одно полено зашипело и выстрелило резким язычком пламени. Вылетевшая искорка слегка обожгла нежную кожу де Тораль.

— Ай! Ты с ума сошла!? — Элеонора затрясла рукой, пытаясь охладить полученный ожог.

— А что? А ты слышала? А ты слышала…, - обвиняюще направила палец на сестру Эльвира, — что Эрнандо Гарсия именуется сейчас Гарсия-и-Монтеро де Тортуга. Это великая честь!

— Нет, не слышала. С чего ты это взяла! Ты же только что сказала про Макса?

— Ммм, сестрёнка, а ты, оказывается, вращаешься совсем не в тех кругах, в которых можно узнать что-то полезное для себя. И плевать на Макса.

— Ты-то больно умная и знающая, откуда узнала?

— Не скажу, мммм! — Эльвира высунула розовый язычок.

— Дура! — прокомментировала сестра. — Ладно, получил он смешную приставку к фамилии, ну и что?

— Ничего, — пожала плечами Эльвира. — Вот только ходят упорные слухи, что он взял огромный куш с пиратов. Будто бы это именно он обстрелял город Рабат в Африке. Все пираты Магриба стояли на ушах два месяца. Сначала они боялись выходить из портов, потом собирали силы и, наконец, стали его искать.

— Это не он, Гарсия слишком слаб для этого.

— Возможно, — недовольно дёрнула плечиком Эльвира, — но сегодня я узнала потрясающую новость. Оказывается, Гарсия собрал эскадру в Новом Свете и разгромил самого Генри Моргана, взяв богатую добычу. Представляешь?

— Идиот, — только и смогла сказать Элеонора.

— Почему идиот? — не поняла Эльвира.

— По той же причине, что и ты.

— Яяяя?

— Тыыыы!