Ломит Русь татар, ломит!

На правом крыле повел вперед своих пешцев Мстислав Удатный, уже практически переправилась на вражий берег дружина Олега Курского! Близка победа — еще чуть-чуть, и добьют союзники агарян с восхода, ликом смуглых, словно в саже перемазанных, да поголовно черноволосых — как смоль!

Но не знал того Мстислав Мстиславович, князь Галицкий, что столкнул его злой рок с одним из самых грозных полководцев Чингисхана — Субэдэем…

Не только легкая и многочисленная половецкая рать скрыла собой бронированные рати тяжелых русских всадников. На левом крыле татарских тумен встал батыр Джэбэ с отборными панцирными батырами-хошучи и бронированной гвардией Чингисхана — копейщиками тургаудами и лучниками-хорчинами! Ярко сверкают на солнце стальные пластины худесуту хуяг (сплошных монгольских панцирей) да наконечники и крюки копий-чжид… Имея приказ Субэдэя, подготовившего засаду для орусутов и кипчаков, атаковать на свое усмотрение, многоопытный Джэбэ выбрал лучший момент для удара! Батыр хладнокровно дождался, когда замедлились, выбились из сил жеребцы русичей, до последнего преследовавших бегущих лубчитен, татарских конных лучников. Дождался, когда разделилась русско-половецкая рать, и увлеченные погоней кипчаки заметно оторвались от галицко-волынских дружин… А после бросил тургаудов в бой, всей массой тяжелых, бронированных нукеров ударив по правому крылу растянувшихся клином орусутов!

Поздно заметили дружинники нового врага, до последнего державшегося за спинами простых степняков… А когда поворотили коней навстречу поганым, уже не осталось времени ни на собственный разгон, ни сил у жеребцов — и главное, Даниил Романович уже никак не успевал перестроить клин!

Монголы ударили цельным кулаком, сминая тонкую цепочку повернуших навстречу ворогам дружинников…

Отчаянно заржали раненые срезнями хорчинов жеребцы смельчаков-орусутов, все же попытавшимися взять разгон для рыцарского куширования. А следом на дружинников Галича и Волыни штормовым валом обрушились многочисленные хошучи и тургауды!

Татары не пытались таранить — но, сблизившись с русичами, с силой, на скаку кололи чжидами или стаскивали гридей из седел, зацепив крюками! Прямо в лица отроков младшей дружины полетели страшные монгольские срезни, метко бьющие с десяти шагов, жутко засверкали на солнце стремительно рубящие сабли степняков да палаши чжурчженей…

А главное — главное, что тургаудов оказалось едва ли не вдвое больше!

Отчаянно рубился потерявший копье Даниил Романович позолоченной княжеской секирой, в своей крепкой дощатой броне и сам похожий на разъяренного медведя! Окружили своего князя волынские бояре, грудью встав на пути поганых — но то один, то другой пал под верткой степняцкой саблей…

Иль тяжело рухнул под копыта коня, стащенный чжидой из седла.

Сильный укол вражеского копья стальные пластины княжеского панциря выдержали. Но когда рухнул сверху крюк монгольской чжиды, то вонзился острием в стык пластин, пробил звенья кольчуги — и неглубоко вошел в правое плечо Даниила… Сгоряча не почувствовав, что ранен, князь с силой рубанул секирой по древку вражеского копья, обезоружив татарина. А сблизившись с ворогом, нанес страшный удар чекана такой силы, что узкое лезвие топора буквально вмяло стальные пластины брони вскричавшего тургауда в его же плоть!

Сразив противника, оглянулся Даниил Романович по сторонам — и не смог удержать горестного клича: от дружины его остались лишь два островка еще бьющихся гридей. Но по центру поганые уже опрокинули русичей! И что того страшнее — побежали половцы, побежали, вытаращив глаза и не слыша приказов ханов да воеводы Яруна! Побежали, потому как ударил им навстречу второй, более многочисленный отряд легких татарских всадников под началом самого Субэдэя! Те же поганые, кого половцы до того преследовали, разошлись в стороны, развернули двужильных монгольских кобыл — и атаковали с крыльев, окружая, давя половцев.

И те побежали…

Мстислав же Удатный, увидев удар главных сил татар, потерял выдержку и бегом бросил своих пешцев на помощь зятю, своим верным гридям и галицким боярам! Но если сбившись в «ежа», ощетинившись копьями и прикрывшись ростовыми червленными щитами лучших воев, вставших в первый ряд, ополченцы еще могло остановить вражий натиск, то на бегу они мгновенно растеряли все свои преимущества перед тяжелыми всадниками татар. И когда уже отряд воев сильно растянулся, по галицкому полку ударили тургауды и хошучи, развернувшие своих коней навстречу новому противнику. Ударили и с головы, и правого бока, в одно мгновение смяв пешцев…

И все же жертва галичан, отвлекших на себя часть лучших татарских батыров, спасла Даниила Романовича да горстку его уцелевших гридей и бояр. С великим трудом — но смогли они вырваться из кольца окружения! И то лишь потому, что конные дружины Олега Курского да Мстислава Немого, не более шести сотен ратников общим числом (!) смело врубились в левое крыло монгольской гвардии!

Разогнавшиеся на скаку витязи клином вонзились в толпу поганых, буквально сметя длинными пиками первые ряды врага! Будь курских и луцких дружинников числом поболе — может, и иначе сложился бы ход боя… Но углубившись в ряды лучших батыров Джэбэ, немногочисленный клин русичей застопорился — и сгинул, окруженный со всех сторон… Сгинул в яростной сече, не отступив и шага назад!

Хлынули назад разбитые кипчаки, ошалело выпучив глаза, и ничего не замечая от охватившего их ужаса... Хлынули в сторону брода, прямо на пеший полк Курска! И встать бы северянам нерушимой стеной щитов перед половцами, как когда-то под Сновом, встретить трусливых степняков градом стрел, принять их на тяжелые, массивные рогатины! Но не из того теста сделаны русичи, чтобы бить соратников, союзников — пусть и бегущих… Решили расступиться, дать проход — и на том берегу Калки, видя это, также начали расступаться и черниговцы…

Вот только северяне не успели завершить перестроение. И в разбредающихся, но не успевающих разойтись ополченцев врезались на полном скаку половцы, подстегиваемые страхом и страстным желанием выжить — во что бы то ни стало выжить! Мало кого из них беспокоило, что разгоряченные яростной скачкой лошади сбивают русских пешцев, что копыта их топчут союзников, только что подаривших им возможность уцелеть…

А вместе с половцами скакали уцелевшие волынские и галицкие дружинники, ведомые Мстиславом Мстиславовичем и Даниилом Романовичем. Скакали по телам раздавленных степняцкими кобылами курских воев, чья дружина совсем недавно спасла их! Скакали, забыв о воинской чести и мужестве. Скакали, увлеченные общим страхом, поддавшись первобытному инстинкту, призывающему бежать от сильного врага…

Не глядя, не видя ничего перед собой пролетели до Днепра дружинники Залозным шляхом — и только бросившись к воде и начав судорожно глотать студеную речную воду напрочь пересохшим ртом, Даниил Романович вдруг понял, что ранен… А когда он, наконец, утолил свою жажду, то услышал страшный приказ почерневшего от горя и усталости, разом постаревшего лет на десять Мстислава:

— Рубите днища ладьям! Всем, кроме наших — рубите!!!

Немного пришедший в себя Даниил возмутился, попытался образумить, как кажется, обезумевшего тестя:

— Отче, что ты творишь?! Как прочие русичи смогут домой вернуться, если мы потопим все суда?!

— Молчи щенок! Некому будет возвращаться, все в землю лягут!!! А если не порубим мы ладьи — татары догонят нас, всех перебьют! Слышали меня?! Рубите!!!

Никогда еще не видел Волынский князь Галицкого таким истерично свирепым, с совершенно безумным, горячечным взглядом. Вдруг понял он, что если и дальше будет противиться — то тесть его просто убьет. Оглянулся Даниил по сторонам — и понял, что волынских дружинников совсем немного подле него осталось, а Мстислав с верными телохранителями даже в бою не был. И что сила сейчас — за ним…

И тогда князь Волынский струсил, позволив свершиться в тот черный день очередной подлости и бесчестью.