Наконец, не стоит забывать, что порубежье со степью всегда формировало особые требования к жителям, ведущим распашку плодородного чернозема. Да, земля богата — но и кочевники, те же половцы, рядом! И если на крупные вторжения степняки могли и не решиться, то мелкие набеги происходили регулярно. Соответственно, жители порубежья были вынуждены оборонять свои жилища и семьи, учились владеть оружием с малых лет. В подтверждение моих слов я могу привести исторические примеры чуть более позднего формирования таких боевых общностей. Например, общности севрюков — или рязанских (самых первых!) да мещерских казаков! К сожалению, боевое ополчение Рязанского порубежья все целиком погибло зимой 1237 года, не оставив известного нам следа в истории…

Также я отметил, все приверженцы теории «в средневековье воевали только европейские всадники-феодалы», отрицающие саму возможность использования пехоты-ополчения в бою, ссылаются на результаты исследований археологических экспедиций Олега Двуреченского на поле Куликовом.

Но, во-первых, теоретики, как видно, ничего не знают об ополчение шотландской бедноты, ставшей в шилтроны пикинеров, об ополчение швейцарской бедноты, успешно воюющей в баталиях копейщиков и алебардистов, о чешских «гуситах». Во-вторых, «Задонщину», в которой прямо указывается, что Дмитрий Донской ждал свою пехоту, они или не читали, или просто игнорируют как очередной переписанный «новодел». И в-третьих, так ли хорошо они знают подробности экспедиции Олега Двуреченского?

Безусловно, ландшафт Куликова поля за несколько столетий изменился, вследствие чего локализовать место битвы и найти археологические свидетельства случившегося сражения было весьма затруднительно. Особенно после масштабной распашки этой территории и применения в качестве удобрения аммиачной селитры, разрушающей железо…

Но на помощь археологам пришли почвоведы, сумевшие локализовать тот участок поля, бывший неизменно степным — причем исследования почв заняли не один год. Перспективный участок поля был локализован в двадцать первом столетии — и именно там команда археологов Олега Двуреченского обнаружила значительное число артефактов, свидетельствовавших о происходящем именно на этом месте сражения. Обломки клинков, наконечники стрел и кавалерийских пик — и всего один наконечник пехотной рогатины. Вследствие чего был сделан вывод об отсутствии пехоты на поле боя… Ну, а малые размеры поля (три километра на восемьсот метров) привели археологов к выводу, что сражаться могло максимум по пять-семь тысяч воинов с обеих сторон!

Нисколько не умаляя заслуг наших археологов, я хочу указать на три важных момента. Момент первый: ландшафт поля мог измениться дважды. Район Куликова поля в тринадцатом веке — это вовсе не граница Рязанского княжества, и не «далекая степь». Это тыловой район, расположенный в ста пятидесяти километрах севернее порубежного Ельца, здесь также шла пахота и вырубка лесов под посевные поля. Затем, после Батыева нашествия и последующих татарских вторжений, регион постепенно пришел в запустение — и в запустении оставался до конца шестнадцатого века! А вывод мой таков: на момент Куликовского сражения свободный от лесов участок поля боя был больше, чем локализованный почвоведами неизменно степной. Ибо за двести лет, прошедших с момента сечи до НАЧАЛА распашки местности, лес однозначно разросся! И именно на не исследованном участке поля боя вполне могут покоиться археологические свидетельства участия пехоты в сражении…

Момент второй: археологами не было обнаружено захоронение павших воинов. Ведь никто не будет утверждать, что останки пусть даже двух-трех тысяч погибших ратников просто растворились в земле? Также глупо утверждать, что павших хоронили в глухом лесу, продираясь с телами сквозь чащу! И, наконец, момент третий — исследования почвоведов и археологические раскопки требуют финансирования. Быть может, у Олега Двуреченского есть и собственные сомнения о масштабах поля боя в связи с необнаруженным захоронением — но кто проспонсирует новые экспедиции на сопряженных площадях, если УЖЕ есть зримый результат?!

Безусловно, я не оспариваю ту точку зрения, что у Дмитрия Донского не могло быть более семи-восьми тысяч тяжелых всадников, учитывая стоимость вооружения старших дружинников. С экономическими расчетами спорить тяжело! Но в том, что на поле боя дралось также тысяч двадцать пехотного ополчения, упоминаемого во всех описаниях битвы, я нисколько не сомневаюсь.

Так вот: именно то, что простые русичи в том бою сражались, является «камнем преткновения» между мной и «теоретиками феодальных войск». Потому как последние утверждают, что Куликовская битва — это лишь эпизод феодальных разборок русских князей и татарских ханов, этакий междусобойчик далеких от простого крестьянина господ, делящих между собой всякие «ништяки». И рассматривающих этого самого крестьянина как ресурс личного обогащения, источник налогов… Это как раз точка зрения европейских историков, на чьих землях разборки между феодалами велись именно за ресурсы — и простых крестьян порой действительно не касались. Но! Война между русичами и татарами практически всегда шла на уничтожение наших предков, а карательные походы поганых были порой разрушительнее и страшнее, чем само Батыева нашествие… В качестве примера — карательный поход ордынского полководца Тудана 1293 года (Дюденева рать), вылившийся в геноцид русского населения и уничтожение четырнадцати городов.

И Мамай в 1380 году шел уже не за данью — он шел мстить Дмитрию за поражение своего мурзы Бегича на реке Воже (1378 год), он шел утопить в крови орусутов, осмелившихся бросить татарам вызов и победить! Вторжение кончилось бы разорением русской земли, массовым угоном людей и скота, сожжением городов — и истреблением всех, кто в качестве выгодных рабов погаными не рассматривался (вспомним Старую Рязань)… На поле Куликово простые русичи шли со всей Московской (и не только) земли, прекрасно понимая, за что будут сражаться, ради чего будут убивать — и умирать.

А вот «теоретики» упрямо заявляют, что таких мотивов у простых людей быть не могло, раз само понятие «патриотизма» появилось толи в восемнадцатом, толи в девятнадцатом столетиях… Некоторые идут и еще дальше, рассматривая Куликовскую битву как внутренний, рядовой конфликт Золотой орды — с одной стороны мятежный темник Мамай, с другой «честный» данник Дмитрий… Ну вы поняли. К сожалению, официальные результаты экспедиции Двуреченского косвенно подтверждают «незначительность» сражения, на деле справедливо ставшего знаковым в нашей истории!

Последняя «удивительная» для меня теория некоторых читателей — эта теория о «добрых» татарах, коим нужно было просто покориться, открыть городские ворота и заплатить дань, вследствие чего Батый бы пощадил русичей… Вот только рязанский князь Юрий Ингваревич сразу согласился платить дань, отправив к поганым посольство во главе с сыном! Однако хан расчетливо спровоцировал Федора Юрьевича на конфликт унизительным требованием отдать на свое ложе его молодую жену. А после, убив княжича, Бату спровоцировал уже князя-отца принять самоубийственное пограничное сражение на Вороноже… Все переговоры были затеяны им с целью глубинной разведки; кроме того, ларкашкаки ожидал возвращения из половецких степей сразу нескольких тумен. Но мира — мира на Руси Батый не искал!

Что же касается «открыть ворота» — гарнизон отбившего все татарские атаки Колодяжина так и поступил, открыв ворота захватчикам в феврале 1241 года. Для «переговоров» и ради милости поганых… Точно такую же глупость повторили и москвичи в 1382 году! Ну а результат всем известен: после того, как ворота открыли, поганые ворвались сквозь в них крепости, кои им так и не удалось взять штурмом, и истребили уцелевших защитников да горожан.

По-моему, любые вопросы отпадают.

Ну и напоследок, опять-таки на счет численности средневековых армий. Походы Святослава Игоревича на Византию в десятом веке весьма подробно освящены ромейскими хронистами, естественно завышающими численность «варваров», дабы раздуть победу греков! Понятное дело, что у Иоанна Цимисхия не было ста тысяч воинов в битве при Доростоле, как и у Святослава — шестидесяти тысяч ратников. Но если историки называют более реальную цифру в тридцать тысяч ромеев и пятнадцать-восемнадцать варягов и славян, то адепты «теории малых армий» число византийцев занижают в десять раз — а русов уже в двадцать! Ибо не «могло быть» у ромеев большего войска, если полководцы Юстиниана вели в бой армии по десять-пятнадцать тысяч, а империя в то время была как минимум, вдвое больше!