— Вот уж нет! — упрямо воскликнул Пашигоров, — Не впустую, а с огромной отдачей! Я ведь не сказал главного: его слова потонули в шумных аплодисментах, уже давно такого единодушия, такой слитности наши «зализничники» не проявляли. Это же демонстрация! Это победа! Наша победа!

На явочную квартиру Скобелкина-Алексеева по Гимназической улице поздним вечером явился курьер от подпольщика, дежурившего в номерах на Старопочтовой. В полдень там остановилась молодая девушка лет восемнадцати. Она прибыла из Советской России со специальным заданием. С паролями все нормально. Требует встречи с кем-то из руководителей подпольного комитета. Курьер рассказывал о девушке с восторгом: «Огонь-баба, товарищи! Работала в штабах восьмой и десятой армий. Хоть и молодая, бывала в переплетах. Да и вообще — красавица!»

Когда Васильеву передали все о неожиданном посланце оттуда, у него на скулах заиграли тугие желваки от сдерживаемого напряжения.

— Красавица? — раздраженно спросил он. — Кой черт шлет сюда красавиц? С какой легендой она явилась сюда? Почему вперлась в номера?

— Она проходит под видом знатной девицы — дочери какого-то беляка известного…

— Да, такого еще нс было, — в сердцах сказал Васильев. — Фейерверка нам только и не хватало!

Он решил сам пойти на встречу с девушкой, очаровавшей курьера. Позвал с собой Калиту:

— Поможешь, Евстрат. Ты лучше знаешь ихние порядки. Если что — раскусишь побыстрее.

Девушка была действительно хороша. Рыжие волосы пышным облаком окружали ее белое лицо с правильными, несколько кукольными чертами. Евстрат с интересом смотрел на яркую дивчину, Андрея же в ней все раздражало.

— Почему вы не воспользовались обычными курьерскими каналами? — грубовато спросил он. — Откуда у вас этот пароль?

— Какие суровые товарищи в Ростове! — нараспев протянула красавица. — А я торопилась передать привет от самого товарища Кирилла. Он интересовался, жив ли старик Петренко и сможет ли он срочно выделать пяток овчин?

Прозвучал пароль, которым пользовались в связях с ростовцами только военные разведчики. Надо отвечать, но… ох как не хочется.

— Жив старик Петренко. Он переживет нас с вами. А насчет овчин поговорить надо…

— Вот и славненько! Теперь, наверное, вам все понятно?

— Далеко не все, — отрезал по-прежнему сурово Васильев. — Будем знакомы. Шмидт, а это Горин.

— Очень приятно. Арсеньева. Аня… Значит, так… я дочь полковника Арсеньева, казненного под Уфой красными. Я была захвачена в плен, но смириться с действиями узурпаторов не могла. Ну и так далее, — рассмеялась девушка. — Что вы посоветуете девице с такой биографией?

Калита улыбнулся:

— Это зависит оттого, что она должна сделать.

— Сделать не ей, а мне предстоит немало. Нужно знать дислокацию частей Добрармии, места их расположения, количество штыков и другого оружия, их боеспособность, наконец, кто ими командует. Как понимаете, для этого мне нужно втереться в штаб армии.

— Всего-навсего? — с иронией спросил Васильев.

— А что? Думаете, не смогу? Или боитесь помочь? Кстати, я прошу только совета.

Васильев помолчал, будто примериваясь, а Калита ответил:

— Верю. Если «и так далее» отработано достоверно, тщательно, если не встретите близких друзей своего «папеньки»…

— Вы думаете, это возможно? — несколько растерянно переспросила Арсеньева. — Меня заверили, что такие встречи практически исключены по ряду причин, разве как невероятность…

— Имейте в виду, — снова вступил в разговор Васильев. — Это будет трагическая случайность… Насчет совета. Явитесь к дежурному генералу штаб-квартиры Деникина, сыграете все, что рассказали нам. Сумеете убедить— ваше счастье, сможете уцепиться. Не сумеете — держитесь. В самом крайнем случае обратитесь к уже известному вам дежурному номеров. Он сможет помочь, повторяю, в самом крайнем случае… Вы вступаете в схватку с профессионалами. У нас в городе действуют контрразведки и Деникина, и Донской армии. Они хлеб даром не едят…

— Меня еще никто не попрекал куском хлеба. Я его честно зарабатываю!

— Сердиться не надо. Просто ваш визит для нас несколько необычен. Как правило, мы определяем формы работы товарищей, исходя из условий. Сами.

— Поэтому и приходят ваши сведения с опозданием. А в военном деле нужна оперативность… Да что я вам говорю, несомненно, людям военным, господи!

На какие-то мгновения Арсеньева оставила свой несколько вызывающий, небрежный тон и стала милой, растерянной девушкой, так и хотелось дотронуться до плеча и успокоить: «Полно, Аня! Все будет хорошо!» Но ее глаза уже снова смотрели насмешливо и требовательно.

— Товарищи, я прошу энергично прикрыть меня. В конце концов, этого требует разведотдел десятой армии.

И Васильев, скрепя сердце, назвал Арсеньевой еще один адрес: явку Скобелкина-Алексеева, на случай, если дежурного в номерах не окажется. Аня повеселела:

— В чужом городе чем больше знаешь, тем лучше.

— Знания знаниям рознь. Иные знания мешают, — попытался улыбнуться Калита.

— Вот такое впервые слышу, — снисходительно улыбнулась девушка. — Везде говорят— нет лишних знаний.

— Есть, — уже без улыбки ответил Калита. — Лишние знания мешают разведчику. Особенно когда он попадает в контрразведку врага.

Улыбка сошла с лица Арсеньевой, она сжала губы, замолчала. Молчал и Васильев.

Новым поселением называли этот район только приезжие да официальные документы. В городе его называли Нахаловкой, еще в середине прошлого века здесь строились и селились самозахватом те, у кого средств только и хватало на то, чтобы своими руками из подручного, вернее, подножного материала — глины и хвороста — сгондобить[3] подобие мазанки. Сначала власти пытались наводить порядок, изгоняли застройщиков, а сами строения рушили, но в конце концов вынуждены были махнуть рукой: можно навести порядок раз-другой, десятый, но в двадцатый нужно ли?

Росла Нахаловка, сближалась с городом. Здесь появились уже дома и получше. Но у большинства жителей этой окраины дух оставался прежний — свободолюбивый, независимый. Подполье имело здесь несколько конспиративных и явочных квартир. Крупнейшей из них была квартира Якова Петровича Богданова, вернее не квартира, а целый двор по 6-й улице. Когда-то большая семья Богдановых построила три жилища — два дома выходили на улицу, третий — флигель — был в глубине двора. К февралю 1919 года в одном из домов жил с женой Ульяной Фроловной сам хозяин Яков Петрович, открывший пивную. Рядом, в другом доме, — мастерская «Ремонт часов», где производили также и граверные работы. Здесь жили и работали в мастерской Василий Абросимов (Гвоздев), перебравшийся сюда с Никольской, и Елизарий Бабченко (Зорька). Во флигеле проживали Чайкины — Владимир Иванович и Анастасия Фроловна. Анастасия и Ульяна — родные сестры.

И пивная, и часовая мастерская были хорошим прикрытием подпольщикам. Конечно, требовалась и особая осторожность: не вести никаких деловых разговоров, даже намеками, даже двусмысленностями при посторонних, не приваживать закоренелых пьянчуг: белой контрразведке среди них легче найти доносчиков и соглядатаев.

13 февраля в пивной Богданова было оживленно с самого утра. Появлялись все новые люди. Несколько женщин принесли Зорьке на ремонт часы и заказали дарственные гравировки.

В пивной за стойкой был сам хозяин, довольно хмурый, с перевязанной щекой — флюс.

— Небось приложился лишнего, Петрович? Холодного не пей. Две бутылки теплого дай.

— Мне пару теплого.

Двое мужчин выпили по кружке пива, хозяин выглянул за дверь — ничего подозрительного, поднял откидную доску прилавка:

— Проходите. Во флигель.