–Америка не ближний свет, – выговорил, наконец, зверобой.

–За одно лето не пройти, – согласился я. – Если бы из Петропавловска другое дело, но отсюда не дойти. В два, в три перехода, но доберусь.

–Случалось мне держать в руках тамошних соболей, – сказал один из старожилов на вид лет семидесяти. – Ещё когда из Анадырского острога товар возили. Так себе, скажу я вам братцы, соболь американский, мохнашка.

–Ну, так не за одним только соболем я народ собираю. Знаю, как найти два острова потаённых, где зверя такое изобилие, что он давит друг друга телами.

Потаёнными я обозвал острова Прибылова, ещё не открытые к тому времени. С помощью этой сокровищницы я надеялся завлечь промысловиков. Поставить их так сказать на путь истинный.

–Сказки… – отмахнулся старожил. – Сколько здесь живу то и дело слушаю сказки. Про новые земли, про зверей…

–Сказка ложь, да в ней намёк. А я путь знаю.

–Он знает, – вновь подал голос Окунев. – Я чертёж видел.

–Мало ли всяких чертежей по рукам ходит, – заметил, вздохнув, Родионов. – Ещё Штеллер покойный про землю рассказывал, да никто её не нашёл пока что.

–Так чего же сам не сходишь, один? – вмешался Дышло. – Чего народ баламутишь?

Ну вот. Вопрос задан. Теперь можно и агитацию развернуть.

–Если никого не найду, то и один схожу, будь уверен. Но одному такое дело потянуть сложно. Там ведь в чём беда – наскоками промысел вести невыгодно. Большая часть времени на переходы опасные уйдёт. Нужно основательно на дальних островах садиться. Лет на десять, а то и на пятнадцать. Гавань удобную разведать, крепость поставить. А уж оттуда можно и на промыслы выходить. Вот так вот.

Но людей у меня пока мало. Да и чего ради стараться за всех. Крепость и порт любому полезны будут, значит, и ставить сообща надо.

–Ну, ты сказанул! Крепость! – засмеялся Дышло. – Что и пушки у тебя есть?

–Будут, – сказал я уверенно. – С Афанасием договорился.

–Вон как! – протянул Дышло. – А по мне баловство это всё. И простого дубья хватит от диких отбиться.

–Вот от тебя–то крепость пользой точно послужит, – подцепил его Бочкарёв. – Ты же, как напьёшься, завсегда своих с чужими путаешь.

Посмеялись сдержанно. Дышло, выпив, и впрямь стал задиристым, встревал не по делу, старших перебивал.

–Крепость дело хорошее, – произнёс Родионов. – Если ты дерево на неё найдёшь, хотя где ты его там найдёшь, не представляю. Но допустим. Но вот от цинги и голода никакая крепость не защитит. А припасов, что с собой можно взять и на год не хватит.

–Вот! – сказал я. – Но тем, кто со мной пойдёт, об этом думать будет не нужно. Я прямо там буду хлеб продавать, причём по охотским ценам. И меха буду брать по охотским. Так что после промысла с хорошим барышом каждый вернётся.

–Брешешь! – вскрикнул зверобой.

–Ничуть. Из вас купцы последнее вытягивают через нужду. Вы же, получается, работаете на них даром. Сколько сюда да на Камчатку народу приходило, чтобы заработать, а хоть один домой с барышом вернулся? Куда там! А у меня строго по охотским ценам расчёты будут. И не только со своими. С каждым, кто уговор заключит.

–Какой уговор? – спросили разом несколько человек.

–Крепость помочь мне поставить. Это раз. Второе – зверя не выбивать полностью. Оставлять на развод, давать передышку. Ну а в–третьих, диких не трогать. Силой не отбирать у них ничего. Только на свободный обмен меха брать. И самих не неволить, а женщин, если приспичит, по их обычаю выкупать.

–Может с ними ещё табачком делиться? – усмехнулся кто–то.

–Не трогать? – взревел уже изрядно опьяневший Дышло. – А ты знаешь, как они ребят наших режут? Сперва улыбаются, вроде как гостям рады, а потом нападают, только спиной повернёшься. Или если корабль выбросит, а людей от цинги шатает, они добивают без жалости. Здесь что чукчи, что коряки, что алеуты… никакой разницы.

Половина старожилов одобрительно загудела, другие выжидали, чем я отвечу.

–Для того и крепость, чтобы обороняться, для того и припас, чтобы от цинги не шатало, – сказал я. – А нападают они понятно отчего.

–Отчего?

–Оттого что вы меры не знаете. Выбиваете всё зверьё вокруг да ещё из селений туземных меха выгребаете.

Моих сторонников заметно поубавилось.

–Ох, не зря ты и корякам хлеб раздавал… – заметил кто–то с дальнего конца стола.

–Он из жалости, – заступился другой.

–Вот ещё их жалеть, – вновь заговорил Дышло. – Они в парках собольих ходят, как князья какие, цену пушнине не знают.

–А ты знаешь, цену–то? – завёлся я. – Ты же этих соболей перекупщику отдаёшь по гривеннику. Вот и считай, что за гривенник спину под нож подставляешь.

–Нет уж, – бушевал Дышло. – Один разговор с ними может быть. Здесь только так. Только силу уважают.

–А по мне так истребить их под корень и вся недолга, – поддержал кто–то.

–Ну и ладно! – рассердился я. – Нравится драться с дикими деритесь, только мало, кто из вас уцелеет, когда они всерьёз обозлятся. А кто со мной пойдёт, наторгует больше, чем вы разбоем отберёте. Потому как убить и труп обобрать один раз только можно, а торговать сколько угодно.

Я встал, собираясь покинуть сходку пока высокие договаривающиеся стороны не порезали друг друга по пьянке, но в голову неожиданно пришла шальная мыслишка.

–И ещё одно условие будет. Четвёртое. Коров морских не трогать.

Собрание взорвалось хохотом, восприняв мои слова как хорошую шутку. Обстановка сразу разрядилась. Смеялись даже те, кто только что готовы были порвать меня за симпатии к аборигенам.

–С ними что, тоже торговать по–честному, с капустниками–то? – утирал слёзы старик Родионов. – И к женщинам их с подарками подходить?

Новый взрыв хохота.

–К промыслу это не относится, – я зловеще улыбнулся, обращаясь к Родионову и как бы игнорируя всех остальных. – Хочешь верь, хочешь нет, но видение мне было. Запретил хранитель мой морских коров губить. Проклятье, мол, ляжет на всякого, кто их убивает. Думаешь, зря столько народу на тех островах осталось, начиная с Беринга?

В доме воцарилась тишина. Мистические аргументы подействовали на суеверный народ куда сильнее здравого смысла. А я, уловив кульминацию, предпочёл улизнуть.

Стеллеровы коровы пришли на ум случайно. Им выпало стать первыми жертвами Русской Америки. Начало истреблению положил сам первооткрыватель, а последнее животное, по–видимому, съел легендарный Шелихов. Не то чтобы я собирался объявить кампанию по защите морских животных и тратить на это время и средства. Но если получится спасти их между делом, без напряжения, то почему бы и нет? Так что идея с проклятием пришла в голову кстати.

***

Данилу на вечеринку не приглашали, но он то ли от Окунева, то ли от Чихотки прознал, о чём там шла речь, и набросился на меня с упрёками.

–Ты что, правда решил на островах по охотской цене торговать? – спросил он.

–Да, решил.

–Так ты же меня по миру пустишь! – возмутился компаньон. – То казённые поставки прикрыл, то теперь на островах торговать придумал. Кто же здесь из мореходов закупаться станет, если ты по всем острожкам одну цену установишь?

–Не преувеличивай, – отмахнулся я. – Что они все жить туда переберутся? Пока что–то не захотел никто. А то, если боишься, давай со мной на острова, вот и будешь там торговать.

–Нет уж. Другого кого сыщи на лавке среди диких сидеть.

Я не особо рассчитывал, что, выслушав мои пламенные речи на посиделках, промышленники сразу бросятся в объятия. Они и не бросились – осторожный народ. Воздушные замки и абстрактные идеи мало влиял на их умы, а звон монеты в моих речах прозвучал не слишком убедительно. Однако и признаков каких–либо козней я не заметил. Что ж, требовалось время, чтобы зёрна сомнений проросли, как у потенциальных друзей, так и у возможных врагов.

Зато розданный пленникам хлеб дал первые всходы. Через три дня после посиделок к нам на огонёк заглянули четверо коряков. Туземная делегация состояла из двух ветхих стариков и двух молодых парней. Они стояли перед порогом, пока я не предложил им войти и сесть. Там, уже не спрашивая позволения, трое из них достали трубки и закурили.