– Вот как? – Трапезников покосился на меня и встретил улыбку. – Хорошо, что нашёл. А что же с долгами делать?

– Вернётся "Иулиан", расплачусь из промысла.

– Так не пойдёт.

– Почему?

– Потому что средств моих больше вложено, верно? А по паям ты большую часть дохода получишь. Несправедливо. Сам знаешь, у меня кур нету, которые золотые яйца несут. Возвращай долг, тогда и распоряжайся корабликом. А просто так за здорово живёшь ни гроша не уступлю.

– И что хочешь в счёт долга? – робко спросил Никифоров.

Сыграл он великолепно. Трапезников поверил и обвёл корчму взглядом победителя. Дескать, что я говорил. Спёкся выскочка московский.

– Половину твоих паёв, – сказал волчара. – И передовщиком поставлю моего человека. Не обижайся, Ваня, но ты не больно здорово дела ведёшь.

Никифоров выдержал паузу, затем, сложив пальцы в кукиш, резко, точно нанося укол рапирой, выбросил руку к довольной роже кредитора.

– Шиш тебе, а не паи, – произнёс он.

Трапезников опешил. Не сразу осознал изменение расклада, а когда понял, должник уже выкладывал перед ним серебро. Ради такого дела я специально отобрал самые новенькие монеты, с чётким профилем Елизаветы, ещё не залапанные сотнями рук, не потёртые, не похудевшие от хождения.

– Я тебя по–доброму просил помочь, а ты на корабль позарился, – Никифоров выкладывал монеты медленно, одну за другой, составляя из них аккуратные столбики. – На беде чужой нажиться хотел? Теперь вот без тебя обошлись. Возвращаю, что в долг брал. На счёт остального не обессудь. Будет прибыль, получишь свою часть, но к кораблю я тебя больше не подпущу. Люди твои пусть другое судно для промысла ищут.

Тишина в "салуне" достигла абсолютного нуля. Замерли не только звуки, прекратилось всякое движение. Андрюха застыл с кувшином в одной руке и блюдом с мясом в другой. Трапезников вместе с приспешниками сидел как оплёванный. Большинство посетителей, попав в невольные свидетели "потери лица", испугались и потупили взгляд. Однако нашлись и такие, что попрятали в бородах ухмылки. Хоть и не от них получил волчара по грызлу, а всё же приятно.

Трапезников очнулся и обвёл корчму свирепым взглядом. Ему не пришлось особенно гадать, кто вмешался в интригу, а потому бычий взгляд скоро остановился на мне. Я был готов и к словесной перепалке и даже к перестрелке. Но стычки не последовало. Похоже, моя наглая улыбка сбила шулера с толку.

Мы нанесли первый удар по паучьему выводку. Корабль, в снаряжении которого приняли участие многие, пойдёт со мной помимо их воли. Причём лучший на Камчатке корабль. Со стареньким "Николаем" и небольшой долей в компании, Трапезников потерял лидерство и становился одним из многих, а потому наверняка затаил злобу.

Глава семнадцатая. Ответный удар

Через пять дней мы вновь встретились у Никифорова. На этот раз он проявил больше гостеприимства. Приготовил неизменные угощения (оленина, красная рыба, которую здесь красной вовсе не называют, самодельный пресный хлеб, черемша), выставил водку и квас. Даже свечи настоящие зажёг вместо жирника. Обстановка вполне соответствовала подпольной сходке, жаль только что круг заговорщиков был узок – я пришёл с Оладьиным, а хозяин по–прежнему доверял исключительно Шишкину.

–Ну что? – спросил Никифоров с лёгкой грустью. – Удалось кого–то ещё перетянуть на свою сторону?

Все прошедшие дни мы с Оладьиным обходили мелких промышленников, пытаясь убедить их присоединиться к походу. Некоторые жили в заимках, далеко от острога и нам приходилось тратить целый день, чтобы добраться до них. Но все усилия обернулись ничем. Большинство собеседников идею горячо поддерживали, говорили, что дело важное, но от участия уклонялись. Хотя и категоричных отказов мы не услышали.

–Ну, я так и предполагал, – вздохнул хозяин. – Боятся они.

Мы выпили молча.

–А Кочмарёв что же? – спросил Шишкин, жуя черемшу. – Неужто отказался? Этот уж точно не испугается.

Я пожал плечами, затрудняясь с однозначной оценкой. С Кочмарёвым разговор вышел странным. Промышленник был чуточку с придурью. Много смеялся, рассказывая о пережитых опасностях, называл свой кораблик ковчегом, а океан Потопом ("Обратно через Потоп шли, такая буря образовалась, что едва уцелел ковчег"), но когда речь заходила о совместном походе, подпускал тумана. "Пойдём, пойдём… чего же не пойти. Как знак будет, так и пойдём".

–Знак? – ухмыльнулся Шишкин, выслушав рассказ. – Значит, пойдёт.

–А что за знак? – поинтересовался я.

–Ты и есть знак, – засмеялся Шишкин. – Кочмарёв он такой, себе на уме. На него давить бесполезно и богатством манить напрасно, а вот если пример подашь, то сам рванёт следом. Чует он, удачу.

–Остальные, значит, боятся, – повторил Никифоров.

–Мы всё мелочь пытались подчистить, – сказал Оладьин. – А они зависят от Трапезникова. Кто в доле с ним, кто в долгах у него, кто просто боится. Вот если бы из крупных промышленников кого–нибудь перетянуть, другое дело.

–Крупные, какие не в Большерецке, все в его ватаге, – напомнил Никифоров.

–Тем лучше, – сказал Оладьин. – Достаточно кому–нибудь одному отложиться, как всё посыплется.

–С чего бы им откладываться? Все одним миром мазаны. Хозяин куснёт, вся стая налетит, растерзает.

–Не скажи, – возразил Оладьин. – К примеру, Толстых человек честный. А что с Трапезниковым водится, так просто не с кем ему больше. И на острова ему по нраву ходить и об обществе притом думает. Говорят, песцовый выводок на островах выпустил, чтобы было что промышлять. Не для себя же одного выпустил?

–Верно, – согласился Шишкин. – Они же, песцы, не прыгают в руки того, кто их выпустил.

–Пожалуй, – Никифоров вновь вздохнул. – Андреян ведь один–единственный, кто с меня долги не потребовал. Остальные слетелись вороньём, подай им и всё тут.

–А что такое? – встрепенулся я.

–У нас тут тоже не всё в порядке, – признался Никифоров. – Не один ты по людям пошёл, Трапезников тоже прошёлся. Не побрезговал, чёрт мордатый, сам сходить к каждому варнаку, а тем, видишь, приятно такого человека у себя принимать. Всех заимодавцев и дольщиков моих обошёл, с каждым переговорил ласково. Науськал. Вот они и слетелись. Кто долги, кто паи обратно затребовали.

–И сколько ты ещё должен? – спросил я.

–Чуть больше сорока рублей, если Андрияна не считать.

–Ну, положим, с долгами разберёмся, – заверил я хозяина. – Невелика сумма.

–А паи? – вздохнул тот.

–А что разве можно так просто забрать взнос? – спросил я. – Корабль ведь для промысла в складчину строили. Вот пусть промысла и дожидаются, потом берут свою часть.

–Так–то оно так, и если бы по уму, они не стали бы давить, да только сильно разозлили мы Трапезникова.

–И что они могут сделать?

–Гвозди подёргают из корабля, – усмехнулся Оладьин.

В его усмешке отсутствовал юмор, а в словах не было и намёка на гиперболу.

–Эти всё могут, – согласился Никифоров. – Могут и на подобное изуверство пойти. Гвозди положим не подёргают, но что смогут всё поснимают. Корабль–то пока наш общий считается. Вот и разорят. Ни себе ни людям.

Я задумался. Похоже, Трапезников рассчитывал, что Никифоров, не выдержав давления, пойдёт на попятную. Но с другой стороны, пытаясь организовать дефолт, купчина только играл нам на руку. Получить обратно паи для Никифорова означало избавиться от обузы в лице ненадёжных компаньонов. Имея полное право отправиться на промыслы, принимать участие в решении, куда и когда идти, они могли серьёзно напакостить. Так что выкупить их долю казалось мне выгодным.

–И сколько это выходит?

–Так, если на рубли переложить, то пять сотен и набежит, – виновато сказал Никифоров.

Сумма немалая. Столько наличности в короткий срок мне не собрать. Большая часть капитала крутилась в деле. Вернее даже не крутилась, а лежала в виде мешков с зерном и тюков с чаем и табаком на складах в Охотске. Отправляясь в путь, я не подозревал, что мне понадобится здесь столько наличности, а потому почти все деньги вложил в большую партию товаров. Учитывая, что охотский рынок малость перегрет, на быстрое обналичивание надеяться не приходилось. А ведь Никифорову ещё требовались средства на достройку и оснащение.