— Хорошо бы, — протянула Глафира Каргазян, с недоверием глядя на понурых, притихших хулиганов. — А то они мне постоянно продавщиц терроризируют, требуя выпивку в долг.

— Ну? Чего стоим? — прикрикнул Шульга на парней. — Бегом на работу! Точнее, вначале к полевому бригадиру, а уж он живо выделит вам должный участок для усердия!

Оба представителя «косоглазых» живо сорвались с места и ринулись бодрой трусцой в сторону конторы поселкового трудоустройства. Глядя им вслед округлившимися глазами, директор коопторга только головой покачала:

— Однако!..

— А теперь касаемо вас, Глафира Семёновна! — голосом, полным лязгающего металла, произнёс Киллайд, шагнув вплотную к собеседнице. — Делаю вам строжайшее предупреждение! И лишь потому, что мне не нужны в семейном тылу подсудимые с криминальным прошлым! Нам с Настей в Москву ехать скоро, учиться там, и не хватало, чтобы нам отказали в учёбе из-за уголовников в составе родни.

— К-к-каких у-уголовников? — стала заикаться побледневшая тётка. — У м-меня в-всё правильно в отчё-чётах…

— Ну, со своими мелкими махинациями — тоже прекращайте! Сейчас строгости начнутся в торговле, только за сокрытие товаров под прилавком, преступниц начнут отправлять на Север, шить рукавицы. А вот чего похуже!.. Так это ваш муженёк знает. Или догадывается, как минимум! Вот пусть он немедленно бежит в прокуратуру и всё выкладывает про своего кузена из вербовочного центра. Если не успеет, то его родственничек после ареста всех за собой потянет, и тогда отмазаться дяде Эдику будет не в пример сложней.

— Да к-как же так?..

— А вот так: уродом моральным его кузен оказался. И пусть Эдуард Акопович молится, чтобы никакой ниточкой кровавой не оказался связан с будущим каторжанином. А то и вообще… хм, висельником, попавшим под высшую меру.

Казалось бы, больше некуда, но директор коопторга побледнела ещё больше. Пришлось мемохарбу на ней проверять свои иные умения: пустить по её организму волну спокойствия и малой регенерации. Подхватил её за руку, подержал, довольно кивнул. И уточнил:

— Всё понятно? — дождавшись кивка, попрощался: — До свидания, тёть Глаша! Спешу! Мы ещё с Настенькой сегодня в областной центр собрались прокатиться. Ну и до того дел — невпроворот.

Уставший, но довольный, вновь уселся на мотоцикл. Сместил сумку с нарезкой на пояс, да так и поехал дальше, уминая ароматную бастурму. Всё-таки затраченные ментальные усилия не прошли бесследно для организма: ему вновь следовало подбросить в топку высококалорийного топлива. Но самое главное, что умения восстанавливались не в пример быстрей, чем во второй жизни. Следовательно: можно форсировать некоторые планы. И это — радовало.

Дальнейший путь парня лежал на хутор Курной. Дистанция в восемь километров для мотоцикла — плёвое дело. Вжик — и там! Только столб пыли позади, поднимающийся над грунтовой дорогой.

А там и встреча родственников состоялась на просторном, чем только не заставленном подворье. Прихрамывая на протезе, Игнат Павлович помогал старшим сыновьям устанавливать навес над новым крыльцом. Причём как раз был самый ответственный момент выравнивания по уровню и креплению к стенке. Пришлось Киллайду сходу включаться в работу, помогая, поддерживая и покрикивая на младших детей, которые чуть драку не затеяли, пытаясь примерить шлемофон и очки.

Потом уже все поздоровались, обнявшись, и затеяли разговор как положено. Начали с вопросов о здоровье, о скотине, о сенокосе, и только потом перешли к прозе жизни. А так как никто из кузенов и кузин вчера в посёлок в клуб не ходили, то здесь вообще ещё ничего не знали о той массе новостей, которые грянули словно гром с ясного неба:

— У отца на работе куча расхитителей социалистической собственности нашлась. Всех сдали, куда следует, отправили под арест. Скандал. Следствие! — рассказывал Санька, усевшись вместе со всеми за громадный стол под летним навесом. — Батя весь на нервах носится, но доволен, что его самого подставить не успели. Ещё что… так это майора Шпильмана ограбить и убить пытались. Благо, что в тот день жена с детьми уехала к своим родителям, и они не пострадали. Звери! Пытали… Так дядя Миша вырвался из пут, и всех грабителей насмерть побил. Ага, всех четверых!.. Ну и я там отличился: лично за участковым бегал. Мне за это благодарность перепала… мм, вот, попробуйте какая вкусная вяленная конина.

Угостил, достав из сумки бастурму, в душе обливаясь кровью за упущенные калории. Но и пожадничать было совсем уж некрасиво. Обычно Дядя Игнат как раз и выручал старшего брата, подкидывая свежего мяса, колбас, копчёностей и прочего вкуснейшего разнообразия. В прошлой жизни, когда пришлось бежать на край света после смерти родителей, Шульга-Паркс и не вспомнил про дядю хуторянина. И на то имелась масса причин: могли парня там искать, мог и сам Игнат с семьёй из-за этого пострадать, да и лично мемохарбу было глубоко плевать на каких-то умных или боевых родственников. Он тогда верно рассудил: надо попросту скрыться, спрятаться как можно дальше и не отсвечивать долгое время. Вот и сбежал, утянув с собой очаровательную Настеньку. Вот и пытался прижиться в далёком Иркутске, попутно влюбляясь по уши в свою спутницу и новую знакомую.

Можно сказать, что и сейчас пьетри, объединившийся душами с землянином, больше преследовал меркантильные цели, чем руководствовался истинно родственными чувствами. Дело в том, что до воны Игнат Павлович работал в областном центре, на небольшой фабрике «Ювелирторга», ювелиром. Грамотным, уважаемым, ценнейшим был специалистом. Ну и как-то косвенно попал в противоправную деятельность начальства фабрики. Загребли тогда всех, начались допросы, стал светить срок, пусть и не большой. А тут война. Вот Игнат и воспользовался этим, сразу записавшись добровольцем, тем самым как бы нивелируя свою провинность.

В первые же месяцы боевых действий красноармеец Шульга лишился ступни, и был списан в тыл. Не захотел дальше жить в городе, разочаровавшись в своей профессии, а вернулся на малую родину, на этот самый хутор, который достался жене от её деда. Вот с тех пор тут и трудился, попутно увеличивая своё семейство. Только за последние пять лет жена ещё двоих родила, и стало деток восемь. Да плюс её родители, пусть и престарелые, зато вполне справно помогавшие по хозяйству личным участием и добрым советом.

То есть скучать им не приходилось, все пахали, как положено. Разве что два старших сына и дочь, уже превысившие возраст в шестнадцать и пятнадцать лет соответственно, всё больше и больше рвались хотя бы в посёлок, в тот же клуб, на те же танцы, в то же кино. Про районный город и про областной центр — вообще речи не шло. Для них они являлись местами сказочными, людными и недосягаемыми, и когда в общем разговоре Санька проговорился, что ближе к вечеру отправится вместе с одноклассницей Бельских в главный город области, они вначале не поверили:

— На мотоцикле?!

— И батя разрешил?!

— И ты ездить умеешь?!

— А ОРУДовцев не боишься?!

Пришлось терпеливо объяснять:

— Как видите: на нём. Разрешил. Очень хорошо умею. Не боюсь. И вообще…

— Так хоть меня с собой возьми! — воскликнула в отчаянии самая старшая кузина. — Какой-то сопливой Насте можно, а мне…

— Но-но! — строго оборвал её Александр. — Ты на мою будущую жену напраслину не гони. Она самая красивая во всей стране!. Да… И даже в целом мире…

Дядька на такой пассаж озадаченно крякнул, удивляясь:

— Зачем тогда вообще рассказал, куда едешь? Мои спиногрызы теперь от зависти всю плешь проедят! Ведь давно им обещаю, что тоже мотоцикл куплю. Или машину…

— Потому и рассказал, дядя Игнат, что пассажиром в люльке ты с нами поедешь. Дело есть! — глянув по сторонам, добавил: — Серьёзное! Очень. — И многозначительно посмотрел на остальных.