С Сергеем Трофимовичем Стеховым мы пошли к Ковпаку.

Это была наша вторая встреча с легендарным партизанским командиром.

Еще в феврале в Сарненских лесах услышали мы о Ковпаке. Из Ровно, Сарн, Клесова и Ракитного нам сообщали о крупном партизанском соединении, действующем где-то на севере от нас.

— Какой-то Ковпак ведет тысяч сто партизан. Они бьют фашистов почем зря, — говорили местные люди.

«Фельджандармерия и каратели сильно обеспокоены каким-то крупным партизанским отрядом под командованием Ковпака, — писал из Ровно Кузнецов. — Немцы и немки с ужасом рассказывают, что Ковпак везде появляется неожиданно, истребляет немецкие гарнизоны, взрывает мосты и поезда. Боятся, как бы он не нагрянул в Ровно…» Что это за отряд и кто такой Ковпак, мы тогда еще не знали.

Вскоре Валя Семенов, вернувшись из разведки, доложил, что в Князь-село прибыли батальоны Ковпака. Они расквартировались по соседним с нами селам.

— Ты их видел?

— Самого Ковпака не видел, но к нам едут его представители.

И действительно, через час я познакомился с представителем Ковпака. Я увидел невысокого коренастого человека с большой бородой. Он слез с седла и представился:

— Вершигора, начальник разведки отряда Ковпака.

На петлицах его гимнастерки три шпалы — подполковник. На левой стороне груди — орден Красного Знамени.

На наши расспросы Вершигора отвечал скупо. Зато сам очень подробно расспрашивал обо всем, выяснял обстановку: как расположены гитлеровские гарнизоны, много ли войск в Ровно и области, какие села контролируются партизанами? Особенно интересовали нашего гостя украинские националисты. Ковпаковцам впервые приходилось с ними здесь сталкиваться.

— Сидор Артемович Ковпак и Семен Васильевич Руднев решили отпраздновать юбилей Красной Армии, — сообщил Петр Петрович Вершигора. — Они просили меня передать вам приглашение прибыть к нам в Князь-село на праздник.

На рассвете двадцать третьего февраля в сопровождении Пашуна и небольшой охраны я выехал в Князь-село.

Много раз за время жизни в тылу врага мне приходилось встречаться с партизанскими отрядами, группами разведчиков, с отдельными партизанами. «Мы не одни здесь. Нас много. Мы везде», — думалось всякий раз при таких встречах. Каждая из них надолго западала в душу.

Но в тот февральский день, направляясь в отряд Ковпака, я испытывал особенное волнение.

Проезжая через села Ленчин и Рудню-Ленчинскую, где расположились подразделения Ковпака, я забыл, что нахожусь во вражеском тылу. По улицам ходили бойцы, вооруженные автоматами и ручными пулеметами. На шапках ярко горели красные ленты, красноармейские звезды. У многих ковпаковцев на гимнастерках красовались новенькие ордена и медали. Кое-где у хат стояли станковые пулеметы и даже орудия. Партизаны распевали песни и, когда наша фурманка проезжала мимо них, лихо здоровались.

Моему воображению Ковпак почему-то представлялся человеком огромного роста, богатырской силы, с громким, далеко слышным голосом. Поэтому я искренне изумился, когда увидел перед собой очень пожилого худощавого партизана, которому на вид нельзя было дать меньше шестидесяти лет. Говорил он живым, даже немного вкрадчивым голосом. На груди его сверкали Золотая Звезда и орден Ленина.

— Здравствуйте, товарищ Медведев! — сказал Сидор Артемович. — Я слышал о вас еще в Брянских лесах, и вот встретились здесь, на Украине.

Ковпак стал забрасывать меня вопросами. Давно ли мы в этих местах, как ведем работу и долго ли еще будем сидеть под Ровно? Я подробно рассказал обо всем.

— А сидеть будем здесь до тех пор, пока сюда не придет Красная Армия, — закончил я.

В это время в комнату вошел высокий красивый человек тоже с орденами на гимнастерке. Лицо у него было очень утомленное.

— Знакомьтесь, это наш комиссар — Семен Васильевич Руднев, — показывая на вошедшего, сказал Ковпак.

Мы тепло поздоровались. Семен Васильевич включился в разговор.

— Правда, что вы имеете в Ровно своих партизан? — спросил он.

Услышав утвердительный ответ, Руднев принялся расспрашивать меня обо всех тонкостях дела: как мы добились этого, по каким документам наши люди туда ходят; как удалось установить связь с местной большевистской подпольной организацией; кто такой Новак, как мы совместно организуем операции?

— Вот и нам бы организовать такую работу, Сидор Артемович, — проговорил Руднев, обращаясь к Ковпаку.

Сидор Артемович попросил меня снабдить начальника разведки подходящими документами и добавил:

— Хлопцы для города у нас найдутся, только вот немца у меня нет.

— Какого немца? — спросил Руднев.

— Да у них один партизан в Ровно под немца работает.

— Что же он? На самом деле из немцев или… — обратился ко мне Руднев.

— Нет, наш, советский инженер, но прекрасно владеет немецким языком и усвоил все манеры немецкого офицерства.

— Это интересно… А можно его повидать?

— К сожалению, нет. Он сейчас в Ровно, — ответил я.

— А нельзя нам через вашего «немца» узнать о результатах диверсий, которые мы провели в Ровенской области?

Я обещал, что поручу это Кузнецову.

Близился вечер. В трех комнатах были накрыты праздничные столы. За ними расселись штабные работники, командиры батальонов и рот — всего человек семьдесят.

— Первый тост — за партию, за победу, — предложил Сидор Артемович. За ним выступил Семен Васильевич Руднев. Нужно было видеть, с какой преданностью и с каким восхищением смотрели на командира и комиссара собравшиеся за столом ковпаковцы!

Затем слово предоставили мне.

Я говорил о своем отряде: о том, какой переполох у фашистов вызвало появление под Ровно Ковпака, — не случайно каратели, заходя в села и хутора, прежде всего спрашивают: «Ковпака нет?» Рассказал и о том, что фашистские «правители» в Ровно и их жены смертельно боятся, что Ковпак нападет на их «столицу».

А через три дня, когда соединение Ковпака покидало наши места, мы передали комиссару Рудневу подробные сведения о том, что его интересовало.

…Со времени этой встречи прошло четыре месяца. Мы успели перебраться дальше на запад, за реки Случь и Горынь. И вот теперь нам снова предстоит волнующая встреча с Ковпаком.

Ковпаковцы изменились, выросли за эти четыре месяца. Теперь они шли на Карпаты, шли крепко вооруженные, хорошо одетые и обутые.

Неожиданность их появления в наших новых краях объяснялась тем, что двигались они быстро: в последний переход делали в сутки свыше шестидесяти километров. Ясно, что ни наша разведка, ни тем более местные жители не могли предупредить нас об их приближении. А за немцев мы приняли потому, что конники-ковпаковцы почти все были одеты в трофейное немецкое обмундирование.

Несколько дней простояли ковпаковцы неподалеку от нашего лагеря, и каждый день то Ковпак с Рудневым приходили к нам в гости, то мы ходили к ним.

— Покажите же нам вашего «немца», — при каждой встрече напоминал Сидор Артемович.

Однажды, когда Ковпак и Руднев пришли к нам, я представил им только что возвратившегося из Ровно Николая Ивановича.

— О, що дило, то дило, — говорил Ковпак, слушая рассказы Кузнецова о его работе.

За столом Сидора Артемовича удивила колбаса, которой мы потчевали гостей. Были и «московская», и «краковская», и «чайная», и сосиски, и окорока.

— Откуда така добра ковбаса? — спросил он.

— Сами делаем, Сидор Артемович.

У нас к тому времени действительно наладилось производство колбасы. Но не ради роскоши или прихоти занялись мы этим делом. Разведчики уходили из отряда на неделю, на две. По нескольку человек постоянно дежурили на «маяке». Им надо было питаться, а заходить в села за продуктами не разрешалось. Что можно было им дать с собой, кроме хлеба? Вареное мясо быстро портилось, и люди жили впроголодь. Производство колбасы явилось блестящим выходом из положения. Специалисты-колбасники нашлись заправские. Все это я и рассказал Сидору Артемовичу.

Часа через два, когда мы еще сидели за столом, появилась целая группа ковпаковцев.