Тот выпрыгнул, поставил на фаэтон чемоданы, услужливо подсадил самого офицера и тронулся вперед.

— Спасибо, спасибо! — бормотал подполковник, облегченно вздыхая и не переставая вытирать пот, ливший с него градом.

Как только подъехали к вокзалу, Шевчук и Будник, не дав своему пассажиру опомниться, подхватили его чемоданы, а заодно и свой.

— Не беспокойтесь, пан офицер, мы поможем.

— Пропуск! — потребовал жандарм.

— Со мной, со мной! — отстранил его подполковник.

Шевчук с Будником вошли в первый класс, с трудом нашли место, куда поставить багаж подполковника. С трудом отыскали его и для своего чемодана.

— До свидания, пан офицер! — весело крикнул Шевчук. — Счастливого пути!

Шевчук и Будник вскоре находились в одной из квартир. Из окон ее был хорошо виден вокзал. Усевшись у окна, они ждали, когда сработает тридцатикилограммовая толовая мина, искусно вмонтированная в чемодан партизанским мастером Ривасом.

Взрыв произошел в два часа ночи. Рухнула стена первого класса, провалился потолок, придавив около сотни офицеров вместе с их фрау и чемоданами. Но этим дело не кончилось. В момент взрыва к перрону подходил воинский эшелон. Поезд остановился, и из вагонов в панике стали выпрыгивать и разбегаться фашисты. Они решили, что попали под бомбы советской авиации. Фельджандармы и гестаповцы, оцепившие вокзал, заметив бегущих, решили, в свою очередь, что это советские диверсанты, и открыли по ним стрельбу. К вокзалу была вызвана еще рота гестаповцев, которая тут же включилась в бой с «диверсантами». Перестрелка длилась с полчаса и закончилась большими потерями для «обеих сторон».

Наутро в городе только и было разговоров, что о взрыве вокзала. Гитлеровцы пришли в смятение.

И вот среди бела дня раздается новый взрыв — в центре города.

Накануне в седьмом часу вечера к прилавку специального продовольственного магазина, предназначенного «только для немцев», помещавшегося на «Немецкой» улице, в первом этаже здания ортскомендатуры, подошел человек в темных очках. Человек был почтенный и солидный, всем своим видом внушавший доверие и потому пропущенный в магазин охранявшим вход солдатом. Посетитель довольно долго рассматривал полки гастрономического отдела. Судя по строгому взгляду, он понимал толк в гастрономии. Затем посетитель обратился к продавцу, разбитному молодому человеку с пробором, попросив его завернуть двести граммов сыра поострее.

— Слушаюсь, — с готовностью отвечал продавец.

— Желательно с червями, — объяснил требовательный покупатель.

— Не могу предложить, — сказал продавец с сожалением. — Зайдите завтра пораньше.

— Когда у вас открывается магазин?

— В девять, пан, в девять.

Назавтра, в половине восьмого утра, продавец, выходя из дому, столкнулся в парадном со своим вчерашним покупателем — человеком в темных очках. Тот передал ему плетеную корзину с уложенным в ней пакетом. Они обменялись рукопожатием и расстались.

Фамилия продавца была Тищенко. С Шевчуком он познакомился через военнопленного Козлова, служившего рабочим при ортскомендатуре. Сам Тищенко тоже был военнопленным. Он мучился тем, что вынужден работать у гитлеровцев, и горел желанием уйти в партизанский отряд.

— Я тебе помогу, — обещал Козлов, давно уже связанный с Шевчуком. — Но ты должен делом доказать, что ты наш.

— Давайте любое задание! — горячо потребовал Тищенко.

Шевчук предложил ему через Козлова помочь в организации взрыва ортскомендатуры. Тищенко охотно согласился.

Они выбрали день, когда Тищенко надлежало явиться в магазин первым для приемки товара. Пакет, переданный ему Шевчуком, Тищенко положил на верхнюю полку. В начале рабочего дня он отлучился и больше в магазине не появлялся.

В полдень мина замедленного действия сработала. Оглушительный грохот потряс ортскомендатуру. Рухнули пол и стены. Загорелись перекрытия. Под обломками лежали гитлеровцы, раздавленные камнями и досками.

А Шевчук не успокаивался. Он искал объект, где мог бы применить имевшуюся у него противотанковую гранату. Эта граната не была похожа на обычные, ее «переконструировал» изобретательный Ривас, одев гранату в оборонительную рубашку из толстых гвоздей, надрезанных в нескольких местах.

Граната была одна, и Михаил Маркович хотел использовать ее с толком. Несколько раз в день его подмывало бросить гранату то в подъезд рейхскомиссариата, откуда непрерывно выносили тюки, то в толпу фашистов на вокзальной площади. Проходя по Железнодорожной улице, он вспомнил об одной столовой, в которой всегда находилось много офицеров. На эту столовую Шевчук давно обратил внимание. Было около шести часов вечера. В столовой, как и предполагал Шевчук, находилось много обедающих. На улицу доносились звуки оркестра. Шевчук прошел мимо столовой, но от угла быстро повернул обратно и, поравнявшись с ней, швырнул гранату в окно. Раздался взрыв.

С трудом заставляя себя не оглядываться, Шевчук вошел в ближайший подъезд, поднялся по лестнице. Переждав некоторое время, он вышел на улицу и скрылся. По дороге у него проверили документы, все оказалось в порядке, и наутро Михаил Маркович просто и весело рассказывал об этой истории в отряде.

Вечером в тот же день Шевчук встретился со своим товарищем — подпольщиком Серовым. Серов по заданию Шевчука переоделся в женское платье и назавтра под видом уборщицы явился в помещение штаба генерала авиации Кицингера.

Этот генерал к фронту не имел никакого касательства. Свою авиацию он использовал иначе. Кицингер посылал самолеты на «непокорные» села.

В штабе Кицингера, как и всюду, спешно готовились к эвакуации. По коридорам сновали солдаты с тюками бумаг. Столы в комнатах были оголены. Какой-то рыжий ефрейтор бросал в печку папки с документами.

Серов явился с намерением убить Кицингера. Но ему не повезло — генерала в Ровно не оказалось. Этот «герой» успел удрать на запад на одном из своих самолетов.

Серов не желал уходить «с пустыми руками». Он вошел в кабинет начальника штаба, подполковника авиации. Тот как нагнулся к камину, где жег штабные бумаги, так больше и не встал…

Новак, вернувшись в Ровно, развил лихорадочную деятельность.

Несмотря на повальное бегство, гитлеровцев в Ровно было не меньше, а, пожалуй, больше прежнего. На смену тем, кто успел унести ноги, в город прибывало великое множество «эвакуированных» с востока. Накануне Нового года появились беглые офицеры и чиновники из Житомира; этих нетрудно было отличить в толпе на вокзальной площади: багаж у них весьма скудный, им было не до чемоданов. Вслед за «житомирскими» прибыли «шепетовские», «новоград-волынские». Все они рвались дальше на запад, но из Ровно не так-то легко было выбраться. И с каждым днем сюда наплывало все больше и больше гитлеровцев.

Гостиницы были переполнены: приезжих размещали в коридорах. Столовые, казино, при большом их количестве в Ровно, едва справлялись с людским потоком. В эти дни на «Немецкой» улице, в первом этаже офицерской гостиницы, открылось новое казино с надписью у входа «Только для офицеров» и с особой комнатой для генералов и полковников.

Вот это заведение, в особенности генеральская комната, и привлекло к себе внимание Новака. У него были все основания интересоваться офицерским казино еще и потому, что здесь в числе персонала находилось трое верных ему людей — члены подпольной организации: Галя Гнеденко, Лиза Гельфонд и Ира Соколовская.

План взрыва казино, разработанный Новаком, был прост. Надлежало подвесить мины под обеденные столы — одну в офицерском зале, другую в комнате для генералов.

Мины Новак монтировал в квартире Гали Гнеденко. Он достал две большие жестяные банки и, помимо тола, вложил в них по магнитной мине замедленного действия, по одной противотанковой гранате и по три лимонки; все это обложил гвоздями, гайками, обрезками железа. Для большей уверенности он решил положить в банки по толовой шашке со взрывателями.