Конечно, ребята не похвалили бы меня за такую прыть… Но я объясню им, какая Сумико. В наш план надо будет внести поправку… Не все же японцы подлые. Я напишу письмо ребятам в ближайшие дни. Только сначала надо встретить Сумико и сказать ей, что во всем виноват Рыбин… Я ей зла не хочу. Даже наоборот… И пусть она не считает, что у нас все такие, как Рыбин.

Я встал, когда остальные еще спали. Солнце золотило рисовую солому татами. Я бесшумно выдрал из своего альбома лист и написал письмо Сумико красным карандашом. Потом я на цыпочках вышел из дому. Море урчало, как сытый кот. Все эти дни оно было серым от дождя, но вот сегодня вновь засияло.

Я навернул письмо на бамбуковый дротик и пошел с ним по кустам вдоль грядки с табаком. С острых концов широких табачных листьев свисали капли росы. Они искрились, как кусочки зеркала. Роса скатывалась с листьев бузины мне за шиворот холодными живцами. Я поеживался и шел. Мне надо было к меже, которая притыкалась к стене дома как раз под окном комнаты Сумико. В открытую форточку я хотел опустить дротик.

Я оттянул упругую ветку последнего перед межой куста бузины да так и замер. Одна половинка окна в темную комнату Сумико задвинулась на вторую. Узкая смуглая рука взялась за раму. Потом сама Сумико вспрыгнула на подоконник, повернулась на нем и стала нащупывать ногою землю. Нога высовывалась из синих шаровар до половины белой икры. Сумико спрыгнула на грядку и шлепнулась. Она быстро огляделась и пригладила грядку ладошкой.

Сумико отряхнулась, поправила челку и пошла между грядкой и домом к обрыву. В руке она несла цветной узелок.

Я двинулся за ней, беззвучно раздвигая ветки. Я и не знал, что по обрыву можно спуститься. А Сумико вдруг смело прыгнула на осыпь. Я подполз к тому месту, откуда она прыгнула. Сумико, как коза, скакала по осыпи меж угластых камней и чахлых кустов, накрененных вниз по склону.

Я выждал, когда Сумико скрылась за выступом в обрыве, и тоже ринулся вниз. Письмо сложил перед этим вчетверо и сунул в карман штанов.

Сумико сбежала с обрыва и самым крайним коротким проулком пошла к морю. Я двигался за нею, как сыщик, метрах в двухстах, в тени рыбачьих фанз. Перед песчаным пляжем мне пришлось залечь. Долго лежал, потому что Сумико повторила длинную дорогу, которой вела меня от баржи в первый день нашего знакомства. Сначала Сумико направилась будто к порту, а потом, дойдя до самой воды, повернула к кладбищу. Может, она путала следы? Мы ведь тоже к пещере своей подходили, заметая следы.

Сумико шла по сырой полоске и размахивала узлом. От нечего делать я сгребал перед собой песок. Ладонь вдруг укололась. Я разгреб песок. Передо мной лежал поржавелый тесак от японской винтовки. Совсем еще недавно я здорово обрадовался бы этой находке, но сейчас мне было не до оружия.

Сумико подлезла под баржу и скрылась в дыре. Я поднялся и пошел напрямик. Десять минут — и вязкий песчаный горб позади. В лицо мне ударила синяя тень баржи. Ящик был над дырой. Конечно, Ивао, который наверняка ждал сестру в барже, старательно заложил дыру. Серый ящик не отличался от серых досок баржи.

Я тихонечко отодвинул ящик до половины, влез в баржу и снова закрыл дыру.

Ощупью стал пробираться я к корме, где брезжил свет. Надо было подкрасться и крикнуть. Сумико с Ивао что-то затевают. Может быть, хотят плыть на пустой остров?.. Вот вздрогнет очкастый вояка! Будет смеху… Я крался к корме. Подполз к самому складу под навесом из циновки, и ни одна дощечка не скрипнула. Но что я услышал вдруг! Сумико разговаривала с Кимурой!!

Я распластался у днища. Мой нос воткнулся в какие-то щепки.

Я пожалел, что так близко подкрался к ним. Кимура сидел спиной ко мне. Но если он повернется? Или я чихну? У меня передернулись плечи… Отец не теряет надежды поймать Кимуру. А Кимура наверняка думает, как бы отомстить отцу. И вот я сам в руки к нему пришел… Со скоростью улитки я ощупал карманы. Ракеты не было. Давно ее спрятал в свою школьную сумку. И тесак — сама судьба посылала! — не взял. Ну и поделом будет, если Кимура придушит, как котенка. Я затаил дыхание и сполз на самый киль, чтобы спрятаться от ярких пучков света из щелок и осколочных дырок.

— Кимура-сан, — говорила Сумико, — курите табак. Вчера русская бабушка опять приносила папе табак. Здесь, в узелке, рис и табак.

— Я не буду курить русскую подачку, — ответил Кимура и отодвинул кисетик, протянутый Сумико. Он взял плоскую жестяную коробочку с рисом, зажал между пальцами палочки и начал кидать рис в рот.

— Ивао купит табак в другом месте, — сказала Сумико. Она подала фарфоровый чайник.

Кимура отпил из него прямо через носик. Беглец был, видно, очень голодный и чавкал.

— Как здоровье Ге? — спросил Кимура.

— Русская бабушка его лечит травами, — ответила Су-мико. — По вечерам они смотрят на луну и повторяют молитву. Бабушка спрашивала о вас, Кимура-сан.

— Не говорите обо мне бабушке, — сказал Кимура. — Ни одному русскому нельзя доверять.

— Не все русские плохие, — робко возразила Сумико и наклонила голову. Черный гребешок волос на виске свесился возле глаза.

У меня занемела нога, и я передвинул ее. Какая-то банка покатилась и загремела, точно Илья-пророк на колеснице.

Правая рука Кимуры мгновенно очутилась за пазухой, точно он хотел почесать грудь. Тогда я вскочил и побежал. Я летел, как ветер. Но мягкие прыжки Кимуры догоняли меня. Если бы я догадался оставить дыру открытой!

— А-а-а!

Кимура схватил меня над ящиком. Он закрыл мой рот ладонью, которая пахла рисом. Японец прижал меня к своей твердой груди, точно хотел раздавить. За пазухой у него лежало что-то продолговатое — не то пистолет, не то нож.

Я брыкался ногами мычал:

— Пусти! Не имеешь права!..

Я прижал руки к карману, чтобы Кимура не отобрал у меня письмо и не прочитал. Но он как раз это и сделал. Отодрал мои руки и вынул письмо к Сумико.

Видели бы ребята… А знали бы они, кто меня спас…

К нам подпорхнула Сумико. Она первым делом вцепилась в руку Кимуре, и мне полегчало. А то уже рябчики запестрели в глазах.

— Кимура-сан, — пропищала Сумико, — у Геры больная рука.

Кимура ослабил тиски. И он прочел письмо, одной рукой придерживая листок против света, что бил из-под ящика.

— Кимура-сан, — продолжала Сумико, — Гера знает нашу баржу. Помните, он спас меня здесь?

Кимура поставил меня между Сумико и собою. Сам наступил ногой на ящик, который закрывал мне дорогу на свободу.

— Тихо! — приказал мне Кимура. — Иначе я не гарантирую вам жизнь! — Он скосил глаза на Сумико и заговорил с ней по-японски, даже не подозревая, что я почти все понимаю.

— Ты должна отвлечь своего русского поклонника, — сказал Кимура. — Я переведу шлюпку на Мутную речку. Там густые кусты над водой. Пусть Ивао принесет мне туда табак. В случае опасности я уплыву на остров Птиц. Там близко Хоккайдо… Пусть Ивао много несет табаку.

— Я сделаю, как вы хотите, — ответила Сумико.

Кимура отдал мне письмо и отодвинул ногою ящик.

В баржу ударил фонтан света.

Я вывалился из дыры на песок, отполз от тени, вскочил и побежал прямо.

— Гера-сан! — закричала Сумико. — Так ходи не надо!

Но я был на свободе. Теперь я мог бежать куда угодно.

Конечно, отцу я не скажу ничего. Но вот Семену надо рассказать, что Кимура скрывается тут, у нас под носом. Семен, тот решит, что надо предпринять… Однако глаза Сумико были открыты так сильно, как в тот раз, когда она тонула. И я не побежал. Я сел на песок и спросил как ни в чем не бывало:

— Почему?

— Рюди там не ходи, — ответила Сумико и обвела рукой чуть ли не всю песчаную полосу. — Война ходи… бомба, мина…

Она хотела напугать меня. Но я не Рыбин. Меня так просто не испугаешь. К тому же я знаю, что ей надо отвлечь меня. Сумико может вообще сказать сейчас, что надо сидеть на месте и не двигаться, потому что я зашел на минное поле. Но я больше дураком не буду, как сегодня. Вот влип так влип. И письмо прочитал этот самурай. Ну, хватит. Позлю вот ее и убегу. Скажу Семену про Кимуру.