В коридоре загромыхало железо, кто-то коротко вскрикнул, лязгнула, открываясь, очередная дверь.

— Hasulesh! — пронзительно крикнул кто-то, наваливаясь на перегородку; засовы заскрежетали, но грохота лопнувшего металла Гедимин не дождался.

— Заткнись! — крикнули из коридора. Сармат прижался к полупрозрачной двери и увидел, как охранники в синих экзоскелетах разворачиваются и уходят.

— Руку дай, — шумно выдохнув, попросил медик. Гедимин видел только часть его скафандра — соседняя дверь просматривалась плохо.

— Hasukemu zaa kemewaske! — глухо донеслось из-за перегородки. Гедимин узнал голос Алексея и сокрушённо покачал головой. «Он жил рядом с мутантом. Видимо, общались. Плохо.»

— Чего? Выживешь — извинишься, — буркнул медик. — Руку сюда. Введу блокатор. Ты жить хочешь?

Пластина заскрежетала, отходя в сторону, и лязгнула, возвращаясь в пазы. Гедимин постучал в стекло.

— Ага, и ты давай руку, — медик подошёл к его двери. — Семнадцать контактов, но обнимался с ним ты один.

— Со вчерашнего дня ещё болит, — сузил глаза Гедимин, но руку в окошко просунул. Ранка за ночь даже не прикрылась коркой, сукровица размазалась по предплечью. Очередная доза блокатора влилась под кожу, и сармат стиснул зубы.

— Хорошо, что болит, — буркнул медик. — Нервы целы. Есть хочешь?

Би-плазма в контейнере, просунутом под дверь, была разбавленной — воду и питательную смесь влили в одну ёмкость. Допив остатки, Гедимин хотел вернуть контейнер, но окошко уже закрылось, а медик ушёл. Сармат снова лёг на пол, но спать не хотелось; он попытался подумать о получении радия, потом — о том, как разделить изотопы стронция, но ничего внятного на ум не шло. «Кажется, блокатор действует,» — он покосился на две незаживающие ранки на правой руке. «Регенерация уже заблокирована. Нет, даже сломанная нога болела меньше…»

За стеной послышался глухой стук. Гедимин приподнялся, опираясь на локоть.

— Эй, там, — кто-то снова постучал в стену; по голосу ремонтник узнал Алексея. — Ты живой?

— Да… пока, — Гедимин стукнул в ответ и сел, прислонившись к стене. — Ты тоже… контактировал с мутантом?

— Жил в соседней комнате, — отозвался Алексей. — Он в дневную смену работал, я — в утреннюю. Только вчера его видел. Пришёл к себе, полежал, пошёл наверх. Нормальный сармат. А сейчас… Ты что, правда его обнимал?!

Гедимин досадливо сощурился.

— Хотел довести его до барака, — буркнул он. — Думал, он ранен или отравлен. Как получилось-то… Если ты его не трогал, наверное, не заразился.

— Ага, — Алексей снова стукнул в стенку — судя по звуку, двумя кулаками. — Он весь барак облазил. А эа-клетки из него уже лезли. И что мне теперь делать?! Я не хочу, Джед. Не хочу гнить живьём. Сколько нас тут продержат?

— Медик подойдёт — спроси, — отозвался Гедимин. — Ты слышал о таком металле, как радий?

— Ah-hasu! — Алексей ударил по стене кулаком и зашипел от боли. — Какой радий?! Мы сдохнем тут, Джед, ты это понимаешь?! Мы уже дохлые!

— Заткнись! — крикнул незнакомый сармат из другой камеры. Алексей выругался на северянском. Гедимин посмотрел на своё запястье, крепко сжал пальцами складку кожи, — пока мышцы в слизь не превращались. Из соседней камеры доносились глухие удары, прерываемые стонами, — кто-то бился о стену, сползал по ней и снова поднимался. Гедимин глубоко вдохнул, задержал ненадолго дыхание, — от этих звуков ему казалось, что грудь стягивает обручем, и воздух в лёгкие не попадает.

— Не надо так, — попросил он, постучав костяшками по стене. — Повреждения ускорят мутацию.

— А ты спец по мутациям, — донеслось с той стороны; послышался ещё один удар — вполсилы, сармат коротко вскрикнул, и дальше Гедимин слышал только приглушённый вой, иногда переходящий в хрип. Он снова постучал по стене.

— Эй, там, — он понизил голос. — Знаешь, когда открыли радиоактивность, ещё не знали, что она делает. Макаки… учёные находили всё новые вещества, а макаки пытались пристроить их… разными способами. Они брали радий и смешивали со своей едой, напитками, тем, чем мазали кожу, — со всем подряд. Продавали эту дрянь друг другу, обещая, что она лечит. Тогда были странные представления о…

Глухой удар — ещё сильнее прежних — прервал его рассказ.

— Мать твоя пробирка! — крикнул Алексей. — Заткнись со своим плутонием! Самое время сейчас о нём думать! Этим вечером я говорил с Джессикой, я видел Харольда… Он уже непохож на гусеницу — у него глаза, как у сармата, как у разумного существа… и он ходит на двух ногах! Он знает моё имя, только пока не может выговорить… Джессика сказала, что он научился открывать все замки в доме. А когда его отвели в ангар и показали глайдер…

— Эй! — крикнул кто-то из запертых в карантинных камерах. — Ты, hasukemu! На кой нам твоё мартышечье отродье?! Тот сармат рассказывал интересное. Эй, где ты? Расскажи, что было дальше с теми макаками! Они в самом деле ели радий?!

Где-то рядом зашипели пневмозатворы, с тяжёлым гулом отодвинулась массивная крышка люка. Гедимин встал, подошёл к полупрозрачной двери. Сарматы замолчали.

— Только на пять минут и сквозь стекло, — донёсся из коридора недовольный голос медика. — В виде исключения.

— Значит, у него… подтвердилось?

Гедимин вздрогнул — второй голос, едва не дрожащий от волнения, принадлежал, несомненно, Хольгеру. Сармат прижался к стеклу, вглядываясь в расплывающиеся силуэты. Их было три.

— Не проверял, — буркнул медик, подходя к двери. — Неделю поколем блокатор, потом пойдут проверки. Эй! Руки!

Один из белых силуэтов качнулся, отступая от полупрозрачной створки. Гедимин прижал к стеклу ладонь. С той стороны неуверенно помахали.

— Можете говорить — он вас слышит, — сказал медик, отходя в сторону. — Ничего не трогать!

— Эй, Гедимин, — третий голос принадлежал Линкену — это он тянулся к стеклу. — Как ты там? Живой?

— Вроде бы да, — невесело усмехнулся ремонтник. — Пока могу стоять, а не ползать. Ты что не на работе?

— Какая работа, в ядро Юпитера?! — Линкен снова потянулся к стеклу, но медик сердито прикрикнул на него, и он остановил ладонь в нескольких сантиметрах от двери. — Мы каждый день будем сюда ходить. Пока ты можешь нас слышать, даже если однажды ты не встанешь, а подползёшь к двери. Мы не оставим тебя, слышишь?

— Хватит, Линкен, — покосился на него Хольгер. — Перестань пугать. Гедимин, тебе поискать что-нибудь в сети? Наверное, скучно там сидеть. Я бы принёс тебе распечатки. Медики говорят, меньше трёх недель ты тут не пробудешь.

Гедимин ошарашенно покачал головой. «Три недели?! Лос-Аламос…» — он стиснул зубы, сдерживая злой стон. «Там же всё отслеживается. Наверное, отчислят. Чтоб я сдох… А лаборатория? Там две работающих установки… Разнесут всю свалку за три недели, нельзя их оставлять…»

— Хольгер, — он прижался к стеклу. — Нажми на две красные кнопки внизу. Проследи, чтобы всё остыло. Я сам не смогу, а оставлять нельзя.

— Ясно, — кивнул сармат-инженер. — Не бойся. Спущусь и нажму. Всё будет цело.

У выхода снова что-то загудело, и медик зашевелился.

— Пора на выход, — буркнул он. — Убедились, что он живой? Вот и хватит. Руки!

Линкен неохотно убрал ладонь и помахал Гедимину издалека.

— Мы ещё придём, — пообещал он. — Расскажем новости. Тут думают внести поправки к закону да Косты. Джеймс всё-таки убедил их в нашем миролюбии.

— Выпустят с Земли? — оживился Гедимин.

— Не так быстро, атомщик, — ухмыльнулся Линкен. — Но надежда уже есть. Ладно, до завтра. Смотри тут, не мутируй!

Пневмозатворы снова зашипели — люк закрывался так, чтобы даже взрыв не мог сдвинуть его с места. Гедимин сел на пол, повернулся к соседней стене и постучал по ней костяшками.

— Эй, Алексей, ты не спишь? Расскажи ещё про Харольда. Ему уже давали в руки инструменты?