Гедимин недоверчиво посмотрел на него, но Кенен не жмурился, его веки не дрожали, — то ли научился врать с каменным лицом, то ли действительно ничего не знал.

— За топливом прилетали, — пробормотал он, глядя на закрытые грузовые ангары. — Интересно, Фюльбер в курсе…

— Э, Джед, — Кенен покачал головой. — Я очень удивлюсь, если он не в курсе. Но на твоём месте я бы ни о чём не спрашивал.

…«Я очень ценю вашу бдительность, мсьё инженер,» — ответ от Фюльбера пришёл через десять минут, но Гедимин успел отключиться и до смарта дотянулся только после сигнала подъёма. «Не беспокойтесь, всё под контролем. Постарайтесь не посещать по ночам заводской двор — можете случайно травмироваться.»

— Макака сбывает топливо на сторону? — хмыкнул Линкен, выслушав ремонтника. — Было бы чему удивляться. Видимо, ты хорошо повысил «Вестингаузу» выработку. Теперь хватает и своим, и чужим. А что мартышка не делится… Так ведь и не расстреливает. Похоже, ты Мартинесу ещё нужен…

— Мне ничего от него не надо, — буркнул Гедимин. Ему было не по себе, и он решил вернуться к работе — обычно это хорошо отвлекало от тревожащих мыслей.

…Работать с природным обсидианом было сложнее, чем с прессованным фрилом или рилкаром — в отличие от искусственных материалов, минерал был неоднородным, от области к области менялась прочность, толщина слоя, внутри было множество включений… Гедимин доверил Айрону установку урановых сфер — они были готовы, оставалось только поставить на облучатель — и занялся линзами сам. Иджес вызвался скреплять готовые пластины после нарезки.

Хольгер подошёл к рабочему месту Гедимина, когда одна из сфер уже была готова. На неё он почти не обратил внимания — прошёл мимо и остановился рядом с двумя коробками. В одной лежали ещё не разрезанные куски обсидиана — тёмные разноразмерные обломки с острыми слоистыми краями; в другой — обломки, не подошедшие для линз, отходы и брак. Внимательно рассмотрев их, Хольгер прикоснулся к одной из готовых линз. Их было много — обсидиан не гнулся, даже при нагреве норовил на изгибе лопнуть, и Гедимин вынужденно нарезал камень тонкими небольшими пластинами. «На сегодня хватит, но вообще — мало,» — досадливо щурился он, склонившись над обломком с лучевым резаком. «Хоть сам иди в шахтёры.»

— Ты не шлифуешь линзы? — спросил Хольгер, глядя, как Гедимин сбрасывает готовые пластины на ветошь, а Иджес подбирает их и скрепляет.

— Незачем, — отозвался ремонтник, ненадолго прервав работу. — Это ни на что не влияет.

Хольгер удивлённо хмыкнул.

— Значит, любой кусок обсидиана одинаково фокусирует омикрон-лучи? И чем тогда определяется толщина пучка?

Гедимин пожал плечами.

— Отчасти — размером пластины. Мало материала… — он с досадой покосился на уменьшающуюся горку необработанных камней. — Я хотел бы взять для линзы большой обломок — сантиметров тридцать в поперечнике — и посмотреть, что выйдет.

Хольгер задумчиво усмехнулся и взял из коробки с отходами пару камешков.

— Да, было бы интересно. Я возьму немного минерала? Попробую сделать искусственный обсидиан. Ты не замечал, как состав камня влияет на мощность потока? Есть закономерности?

Гедимин покачал головой.

— Если есть, я их не видел. Любой обсидиан фокусирует лучи. И мутный, и прозрачный. Любого цвета, с любой поверхностью. А сделать искусственный уже пробовали. Кейзи и Рохас долго возились. На вид — то же самое, под облучением — простая стекляшка, никакого эффекта.

Хольгер мигнул.

— Серьёзно? Звучит очень странно. Они полностью выдерживали состав… и ничего не получалось?

— Да, странно, — согласился Гедимин. — Как будто…

Он усмехнулся.

— Будто важно то, откуда взялся этот кусок. Из руды или из лаборатории. Редкий бред, но именно так это выглядит.

Хольгер задумчиво покивал и прихватил ещё несколько ненужных обломков.

— Может, дело в условиях застывания? Люди могли поторопить события и что-то упустить. Я принесу тебе образцы, если что-то получится.

Гедимин кивнул и снова взялся за резак.

…Айрон, вынув ладонь из перчатки манипулятора, повернулся к ремонтнику и вскинул руку — «Готово!» Сармат заглянул под уплотняющееся защитное поле, кивнул и жестом отправил лаборанта на дезактивацию. Пропустив его к двери, он подошёл и посмотрел на три урановые сферы вблизи.

Их поставили по отдельности, на расстоянии друг от друга, — на этом настоял агент Ведомства. Гедимин, вспомнив описание цепной реакции на омикрон-квантах, спорить не стал и указания выполнил. Сейчас защитные купола над сферами побелели — излучение, окрашивающее их в зелёный цвет, не проходило сквозь слой урана даже с помощью обсидиановых линз. Газоотводы уже работали, датчики считали объём отходящего кислорода, — реакция внутри урановых пластин шла довольно бурно, и Гедимин надеялся, что не ошибся в расчётах, и сферы не треснут раньше времени.

Закончив осмотр штатных облучателей, он подошёл к непрозрачному куполу над экспериментальным и уменьшил плотность поля. Оно немедленно вспыхнуло зеленью. Процесс шёл, и довольно бурно, судя по щёлканью датчика на газоотводе. Урано-ирренциевый брусок увеличился в объёме, и на его поверхности появилось несколько небольших каверн. Отколовшиеся части лежали рядом. Гедимин настороженно сощурился — дело шло к тому, что через месяц из-под купола придётся выметать кучку радиоактивной пыли, а с пылью он работать не любил. «Что-то надо делать с кислородом,» — думал он. «Взять чистый уран и держать в вакууме?»

На выходе из хранилища он ненадолго остановился рядом с кольцевым облучателем и осмотрел образцы. Ничего существенно не поменялось — заражённые пластины «светились» всё ярче и деформировались всё больше, не затронутые заражением — не «светились» вовсе. Гедимин внимательно разглядывал защитный купол, пока не убедился, что новых зелёных пятен на нём не появилось. Возможно, вся планета могла превратиться в глыбу ирренция — но на это требовалось очень много времени…

…Защитное поле сомкнулось и быстро уплотнилось, окончательно потеряв прозрачность. Зелёных бликов на нём не было; Гедимин успел рассмотреть несколько красных волнистых линий, но и они были слабыми. Газоотвод зашипел, датчик замигал, — выделение кислорода уже началось. «Процесс пошёл,» — сармат довольно усмехнулся и поднял новую установку, чтобы отнести её в хранилище.

— Можно мне? — спросил Айрон. Гедимин качнул головой.

— Ты не знаешь, куда ставить. Стой у двери.

Константин, услышав его голос, отвернулся от телекомпа и недовольно сощурился.

— Где защитное поле?

— Вот, — сармат ткнул пальцем в купол над установкой. Константин раздражённо вздохнул.

— Завтра пойдёшь к медикам. Не знаю, что там с костным мозгом, но головной у тебя уже отказал.

Гедимин сделал вид, что ничего не слышит, — не хотелось разворачиваться вместе с установкой и влезать в бесполезный спор.

— Мне нужен чистый уран, — тихо сказал он Хольгеру, ожидающему его у дверей хранилища. Ворота лаборатории уже закрылись, в коридоре были только трое — сам Гедимин, его лаборант и сармат-химик.

Хольгер задумчиво посмотрел на него, на его руки, и покачал головой.

— Никакой проблемы в его получении нет. Нам, конечно, выдают безопасные окисленные пластины, но восстановление провести несложно. Проблема в Константине. Ты уверен, что он позволит работать с таким веществом — и легковоспламеняемым, и радиоактивным?

Гедимин сердито сощурился.

— Есть хоть что-то, чего Константин не испугается до полусмерти? Я не могу понять, как он вообще стал атомщиком. Уран не так уж легко воспламеняется. Обеднённый — почти не радиоактивен. Дышать им не надо, — а кто-то собирается?

Хольгер едва заметно усмехнулся и покосился на закрытую дверь лаборатории.

— Будем работать под защитным полем. А как ты смотришь на эксперименты с плутонием?

Гедимин хмыкнул.

— Где бы его взять…

— Раньше у тебя получалось, — понизив голос, напомнил химик. — И очень неплохо.