— Состав готовится быстро. Принесу через полчаса, — пообещал Хольгер. — А ты будь здесь и ничего больше не делай, хорошо?

…Состав-детектор под омикрон-лучами светился ровным холодным зелёным светом, по нагретой поверхности размазывался тонкой липкой плёнкой и довольно быстро твердел. Когда Гедимин добавил в него окись ирренция — мельчайшую пыль, по одному грамму на брусок урана — свечение стало ярче и немного «теплее».

— Ну что? — спросил он у Хольгера, с дозиметром в руке вставшего над сферой, под которой в потоке тёплого воздуха обсыхали урановые блоки. Химик пожал плечами.

— Фонит. Но анализатор так не обманешь.

— С чем они обычно ходят? — запоздало спросил Гедимин.

— Понятия не имею, — отозвался Хольгер. — Даже если с одними дозиметрами — подлог очень быстро раскроют в Порт-Радии. Сомневаюсь, что Ведомство его одобрит…

Гедимин тяжело качнул головой.

— Знаю, что нет. Мне нужно всего два месяца! Потом у них будет гора ирренция. Неужели так трудно не мешать мне работать?!

Выгрузка облучаемых сфер из синтезных установок прошла как обычно, даже быстрее — на этот раз ни один лаборант не лез Гедимину под руку, и даже Константин не маячил в дверях хранилища и не сверлил сармата взглядом. Сегодня командир остался в «чистой» лаборатории и даже не заходил под защитное поле, за которым работал с ураном и плутонием Хольгер.

«А ведь мог бы спокойно синтезировать,» — Гедимин с досадой посмотрел на новые сферы, занявшие место извлечённых. С виду всё было, как обычно, — светящиеся бруски в металлических куполах, постоянное облучение, медленный процесс превращения лёгких ядер в более тяжёлые… но само излучение было только подделкой, в брусках — по грамму ирренция, а синтез замедлился в сотни раз. «Ничего. Чужаки уйдут, и я всё верну на место,» — подумал Гедимин, уплотняя защитные поля и выходя из хранилища. К обеду Хольгер должен был выделить ирренций из сфер, и сармат думал, успеет он подменить и это вещество, или придётся отдать металл Ведомству развития.

…Смарт Константина часто запищал и испустил длинный гудок. Сармат посмотрел на экран и повернулся к Гедимину. Тот сидел за верстаком, лениво вырисовывая на листке прототип взрывного реактора — точнее, того устройства, которое он рассчитывал построить в одной из воронок на полигоне Линкена.

— Гедимин, ирренций готов? Всё, за исключением ста пятидесяти граммов, подготовлено к вывозу? Мне проверять за тобой?

— Как хочешь, — отозвался сармат. — Все бруски в хранилище. То, что сделал Хольгер, тоже.

— Ведомство на подлёте, — сказал Константин. — Сиди тут, я сам их встречу.

Двери за ним захлопнулись. Иджес поёжился.

— Хоть бы сюда ирренций не притащили! Мало мне Хольгера?!

— А что ты не наверху? — удивился Гедимин. Объяснять Иджесу, что Хольгер всегда работает под защитным полем, а бруски надёжно упакованы, было бесполезно — сармат не раз в этом убеждался. «Вот нравится ему, что ли, бояться…» — Гедимин покачал головой и снова перевёл взгляд на листок. Реактор получался не самый надёжный, зато собрать эту установку можно было в считанные часы, и взамен уничтоженной легко было построить ещё одну.

— Константин запретил, — пробурчал Иджес. — Будто бы Нгылек недоволен, что я не в лаборатории в рабочее время. Развелось командиров, плюнуть некуда!

Гедимин озадаченно посмотрел на него. Чем помочь механику, он не знал.

— Хочешь посмотреть новый чертёж? — спросил он. Иджес хмыкнул.

— Да, ты умеешь поднять настроение! Нет, не надо. Если только это не чертёж нового корабля. Сойдёт и летающий, и подводный.

Под потолком задребезжал сигнал предупреждения. Гедимин аккуратно свернул листок и убрал в карман. Ему было не по себе. «Это ненадолго. Они никогда не задерживаются,» — напомнил он себе, вслушиваясь в лязгающие шаги за дверью и тяжёлый гул открывающихся люков. Судя по звукам, агенты Ведомства разделились — трое пошли в реакторный отсек, остальные — в хранилище. Спустя пару секунд открылась и дверь в «чистую» лабораторию. Один из патрульных в лёгкой броне встал на пороге, подозрительно глядя на сарматов.

Из-за приоткрытой двери хранилища послышался свистящий выдох и тихий вопрос — слов было не разобрать, Гедимин уловил только интонацию. Следом сухо затрещал разряд шокера, и сармат вздрогнул и подался вперёд. Ответ на вопрос был гораздо громче; отвечал Константин, и в его голосе не было страха — только досада.

— Гедимин Кет. Никто больше к ним не прикасается. Вы сами запретили мне его контролировать.

«Уран и торий…» — обречённо выдохнул Гедимин. «У них всё-таки был анализатор.»

Развить мысль он не успел — четверо агентов Ведомства уже стояли на пороге, а секунду спустя двое из них взяли его за плечи и развернули лицом к Нгылеку. Сармат, отодвинув с лица зеркальный экран, хмуро посмотрел на Гедимина и похлопал по ладони включенным шокером. В состав лёгкой брони входила надёжная изоляция, — сам Нгылек даже не поморщился.

— Гедимин, что дало вам повод держать нас за идиотов? Где настоящий ирренций?

Сармат стиснул зубы.

— В последнее время, — задумчиво сказал Константин, глядя на Гедимина почти с отвращением, — он часто копался в «грязной» лаборатории. Там в стене есть закрытые ниши…

— Обыскать, — бросил Нгылек патрульным, вставшим за его спиной. Сарматы молча вышли. Гедимин запоздало дёрнулся, но двое агентов держали его крепко, а когда один из них от внезапного рывка пошатнулся, за спину сармата переместился другой и ткнул Гедимина шокером под рёбра. В коридоре снова послышались шаги.

— Мы обнаружили вот это, — один из патрульных держал в руках три непрозрачных кокона, свёрнутых из сивертсенова поля.

— Вскрыть и проверить, — отрывисто приказал Нгылек.

Агенты вышли. Их предводитель задумчиво посмотрел на Гедимина.

— Кажется, Константин был прав, и вы действительно больны. Вы всерьёз рассчитывали, что у вас всё получится?

— Мне нужен был ирренций, — процедил сквозь зубы сармат; под рёбрами ещё жгло, но невидимый обруч, стиснувший грудь, мешал дышать гораздо сильнее. — Всего пятьсот граммов. Это важный эксперимент. Я просил не мешать мне.

Нгылек хмыкнул.

— Не мешать? Интересное требование с вашей стороны. Вам дали все условия — в обмен на выполнение несложных требований. Вместо этого…

В лабораторию вошёл один из агентов и молча вскинул руку. Нгылек молча взглянул на него.

— Это ирренций. Готовить к вывозу? — спросил патрульный.

— Да. Вместе с ураном. В нём примесь ирренция. Соблюдайте осторожность, — приказал агент и кивнул патрульным, удерживающим Гедимина. Сармата толкнули в спину и потащили к выходу. Остальные — как он мог видеть краем глаза — пошли за ним. В дверях задержался Константин; его немигающий взгляд не обещал ничего хорошего.

— До сих пор Ведомство было к вам снисходительно, — сказал Нгылек, убирая шокер и вынимая из кобуры станнер. Гедимин снова рванулся, получил шокером под рёбра и заскрипел зубами. Третий патрульный вышел из-за его спины и встал сбоку. Люк реакторного отсека загудел, открываясь.

— И ты тоже, — услышал Гедимин голос одного из патрульных. — Да, можешь смотреть отсюда!

— Необходимость и продуманность ваших экспериментов, траты на материалы… К вам никогда не было вопросов, — продолжал Нгылек, прокручивая калибратор на стволе станнера. Гедимин видел, что он убавляет мощность. «Значит, не насмерть,» — подумал он, с трудом выпрямляясь. «Ладно, пусть поиграет…»

— Но сейчас речь о воровстве, — Нгылек установил калибратор и взвесил оружие в руке, бесстрастно глядя на Гедимина. — Следующая попытка обойдётся вам не так дёшево. И я очень надеюсь, что для ваших коллег это будет уроком.

Промахнуться с такого расстояния не могла бы даже слепая макака — тем более что Гедимина растянули за руки поперёк коридора. Первый разряд ударил в солнечное сплетение, и не успел ещё сармат согнуться пополам, как два других вышибли воздух из лёгких и искры из глаз. Последний вошёл между ключиц, и на пару минут Гедимин забыл, как дышать. Его бросили посреди коридора; он услышал чьё-то сдавленное шипение и резкий окрик патрульного: