— Да чтоб вас всех, — пробормотал Амос, бочком выбираясь к выходу. Он остановился у верстака, с опаской посмотрел на Гедимина и попытался обойти его по широкой дуге, но не рассчитал расстояние и задел его локоть.
— Слишком шумно. Идём, — ремонтник, недобро щурясь, поднялся с места и, придерживая Амоса за плечо, вышел в коридор. — Я пойду работать.
— Можно к тебе? — лаборант опасливо оглянулся на приоткрытую дверь.
— И вот только заявись на полигон! — донеслось из лаборатории. Гедимин плотно сдвинул створки и пожал плечами.
— Сиди, пока не зовут.
«Интересно будет, если Ведомство разрешит опыты,» — думал он по дороге в «красный отсек». «Помогать всё равно не пойду. Надо думать, что говоришь. Набор цилиндров, ah-hasu…»
— Ведомство прислало «ya» at», — тихо сказал Хольгер, разглядывая пустую ванну разделяющего агрегата. — В этот раз — окончательный.
— Угу, — отозвался Гедимин. — Вот тебе сырьё. Каждый номер обрабатывай отдельно, выработку записывай.
Он протянул Хольгеру длинную металлическую полосу, завёрнутую в защитное поле. С собой у него было ещё несколько таких же полос, в углу каждой был выведен аккуратный номер из трёх цифр, разделённых косыми линиями.
Хольгер поднял взгляд на Гедимина, вздрогнул и странно изогнул губы.
— Атомщик, сколько можно?! Я же извинился…
— Тебе неинтересно, а мне надоело, — буркнул сармат, загружая кусок плутония в дробилку. — Или работай, или уходи. Сам справлюсь.
Он ждал, что химик молча развернётся и уйдёт, оставив его наедине с разделителем, и уже собирался звать Амоса — в работе не было ничего сложного, но у лаборантов записи получались аккуратнее. Хольгер остался на месте, только отвёл взгляд.
— Ладно. Будет тебе выработка по номерам.
…К вечеру реактор был разобран полностью — ирренций отправился на переработку, механические части — на дезактивацию. На месте остались только сигма-излучатель и выключенный монитор.
— Всё сидишь? — Линкен заглянул в отсек, и Гедимин с досадой вспомнил, что не заблокировал дверь, когда возвращался с верхнего яруса. — Ты давно на полигоне не был…
Сармат пожал плечами.
— Работа… Надо ещё раз урезать массу ирренция. Думаю, что делать с обсидианом…
— Весь в реакторе, — хмыкнул Линкен. — Не хочешь поговорить с Хольгером? Он больше не делает дырки в вакууме. Взрывает свои реагенты и сразу уходит.
— Ему же не запрещали опыты с микропроколами, — слегка удивился Гедимин. — А вот мне — запретили. Сам с ним говори.
Он попытался сосредоточиться на данных о выработке — получалось, что просто делать ровные цилиндры со стенками одинаковой толщины бессмысленно, и окончательная форма должна быть более сложной… Но Линкен всё ещё стоял за спиной и заглядывал в чертежи.
— Вот, диск возьми, — заметив недовольный взгляд Гедимина, взрывник протянул ему небольшой предмет. — Хольгер вернул. Сказал — полезно, но не то.
— Ну да, в Лос-Аламосе фантастику не изучают, — ремонтник фыркнул, но диск забрал. — Иди уже. Всем нам не дают работать. Его, по крайней мере, не расстреливают.
Ладонь Гедимина легла на защитное поле, поверх последнего, полупрозрачного слоя, и красные волнистые линии, задрожав, стеклись к ней. Ощущение тепла потекло по коже, обвивая пальцы тонкими волокнами, потом упёрлось в запястье — и, помедлив секунду, хлынуло вверх. «Сигма концентрируется,» — отметил сармат, посмотрев на поле под ладонью. Руку не жгло, но ему было не по себе, и он отодвинулся от реактора и, стянув перчатку, внимательно осмотрел кожу. Никаких повреждений, как и следовало ожидать, не осталось.
«Странный ритуал,» — подумал сармат. «Но вроде не опасный.» Теперь, когда со «странностями» было покончено, защитное поле можно было уплотнить, а самому — перебираться к щиту управления.
Новый эксперимент подготавливался десять дней, начался сегодня, а закончиться должен был месяц спустя. Тридцать три килограмма плутония и триста тридцать граммов ирренция, — ещё полгода назад Гедимин не рискнул бы так урезать количество, но сейчас уже было очевидно — качественный скачок произошёл, и к массе ирренция выработка более не привязана. Осталось рассчитать оптимальную конструкцию реактора и равномерно распределить по нему омикрон-излучение, — «сигма», какую бы роль в синтезе она ни играла, распределялась самостоятельно.
Гедимин посмотрел на светодиоды над дверью. В этот раз он не забыл заблокировать открывающий механизм, и сегодня, похоже, не нашлось желающих ломиться в «красный отсек».
«Тем лучше,» — сармат выкинул из головы навязчивую мысль о микропроколах («а всё-таки интересно, куда мы пробились…») и достал смарт. На последнее письмо Герберт Конар упорно не отвечал — видимо, сорвался во внеочередную командировку, а значит, должен был рано или поздно вернуться и рассказать что-нибудь интересное.
«В очередной раз прошу прощения за внезапное исчезновение и заминку с ответом,» — Герберт всё-таки вернулся в Лос-Аламос и проверил почту, и Гедимин заинтересованно хмыкнул. «Только вчера ночью моё семейство вернулось из Грейт-Фолс. Пришлось оказать посильную помощь мисс Джессике Уотерс… точнее, уже миссис Мэдиган. Жена смеялась всю дорогу, призывая учиться на собственном опыте, — мол, всё то же самое нам предстоит через пару лет, когда до свадьбы дойдёт у мисс Эделайн. Надеюсь, у нас будет достаточно времени на подготовку, — мероприятие по сложности сравнимо с организацией серии неодобряемых экспериментов на лабораторном реакторе, а я уже давно стар для такого. В этот раз я был всего лишь почётным гостем — мои задачи сводились к присмотру за мистером Харольдом… несколько петард, вынутых из свадебного торта, электрическая ловушка под столом и набор муляжей гранат (довольно искусно выполненных) — весь мой улов. Одну гранату, к моему расстройству, я пропустил, пришлось «обезвреживать» её на глазах у гостей. Как видите, Харольд сильно разволновался — а теперь разволновался и мистер Мэдиган, и я опасаюсь, что он будет с парнем чересчур крут. А это, учитывая сарматский характер…»
Гедимин фыркнул в респиратор. «Шутка с гранатой? Даже Линкену они в конце концов надоели. Мог бы что-нибудь придумать, раз считает себя человеком…»
«Что до экспериментов с парными излучателями: уговорить миссис Смолински мне не удалось. Её голос решающим не был, но отказ руководства после этого был ожидаемым исходом. «Опасный и нецелесообразный эксперимент» — таков официальный вердикт. Будь я немного моложе, я попробовал бы выкрасть зелёный металл, собрать излучатели и повторить ваши опыты в тайне от всех, — но у нас тут контроль несколько строже, чем в Ураниум-Сити, а под арестом сидеть мне неохота. Надеюсь, вам ещё подвернётся случай уговорить на эксперимент своё руководство — оно у вас на порядок лояльнее к «безумным учёным». Кажется, вы что-то нащупали — а по доходящим до меня сведениям, которые непременно зацензурят наши друзья с Амальтеи, там есть что нащупывать…»
Гедимин сердито сощурился. «Значит, и люди наткнулись… Ожидаемо — опыта у них больше, чем у нас с Хольгером. Жаль, что Конар не может помочь. Польза была бы всем.»
— Опять реактор! — Иджес, рывком заползая в грузовую шахту, не забывал выражать недовольство, а гулкая стальная кишка усиливала каждый звук, превращая приглушённое ворчание в крик. — Гедимин, ты бы отвлекался хоть иногда… Ты на Летние полёты собираешься?
— Как обычно, — отозвался сармат. Долю секунды спустя его прикрыло от ненужных звуков защитное поле, окружающее разделительный агрегат. На общение с Иджесом времени не было — Гедимин нёс охапку пронумерованных плутониевых полос, всё, что осталось от очередного экспериментального реактора из трёх стержней.
