Дайна Уитней сбавила скорость, вписываясь в крутой поворот дороги, поднимавшемуся по заднему склону холма. Как и предсказывали, жара спала сразу же после наступления сумерек, и душный, пропитанный запахом горелой резины воздух отступил на восток, туда, откуда его принесло; свежий ветер с океана омывал холмы и долины вокруг Лос-Анджелеса.

С вершины Беверли Хиллз казалось, будто расплывчатые огни под качающимися верхушками пальм уносились прочь, исчезая в туманной дали.

Выйдя из поворота, Дайна с нежностью подумала о своем серебристом «Мерседесе», выводя его на середину извилистой ленты дороги. Она слушала хриплый рев двигателя и вспоминала строчку из Яна Флеминга: «Она вела машину, как мужчина, с чувственным наслаждением...» Или что-то в этом роде. Фраза напомнила ей о Марионе, режиссере «Хэтер Дуэлл» – фильма, в котором она снималась. Последние шесть недель она много работала над лентой и лишь недавно вернулась со съемок, проходивших на затопленных солнцем холмах к северу от Найса. Марион, имевший репутацию человека, создающего ощущение максимальной правдоподобности в каждой из своих картин, тем не менее настоял на том, что все интерьеры надо снимать в Голливуде.

– Там я могу контролировать время, задерживать солнце в небе, управлять ветром, вызывать дождь, – объяснял он Дайне в день возвращения. – Когда снимаешь фильм на природе, все время сталкиваешься с ее капризами. Я же хочу контролировать абсолютно все. В этом, в конечном счете, и заключается преимущество Голливуда.

Он расхаживал взад и вперед перед Дайной, уговаривая ее так энергично, что походил на паровую машину, работающую на полной мощности.

– Однако такой контроль требует немалых усилий. Находясь в Голливуде, забываешь о реальности. Чем больше отдаешься этому месту, тем больше оно засасывает тебя – как шлюха высшего класса. И ты чувствуешь себя так хорошо, что не хочешь, чтобы это ощущение прекращалось.

Дайна вспомнила, как ее агент Монти впервые заговорил об этом проекте. «Риджайна Ред» с ее участием только что вышла на экраны и получила превосходные рецензии критиков. Это был блестящий, противоречивый фильм, полный блеска и остроумия. Но еще более важным было то, что в нем она сыграла свою первую главную роль и, как указывал сам Монти, достигла поворотного момента в карьере.

– Я думаю, ты готова, – сказал он ей однажды за завтраком в Ма Мэйсон, – превзойти свой успех в «Риджайне Ред». – Дайне приходилось наклоняться вперед, чтобы за звоном стаканов и то усиливающимся, то стихающем гулом манерных светских голосов услышать, что он говорит. Вокруг прогуливались, время от времени присаживаясь за столики, заказывая, кто коктейль из виски и мятного ликера, кто простой аперитив, представители высшего общества Беверли Хиллз, совершавшие утренний моцион. – Не подумай, что я недооцениваю ту работу, – продолжал Монти. – Любая картина, снятая Джефри Лессером, привлекает всеобщее внимание. Просто я считаю, что тебе пора браться за нечто более серьезное, чем боевик из серии пиф-паф! Пойми это. Я просто утопаю в море сценариев для тебя.

– Что ты говоришь, – рассмеялась она.

– Нам следует вести себя осторожно и предусмотрительно. Нет ничего проще, чем найти для тебя картину сейчас. Но мы не должны вляпаться в какое-нибудь дерьмо. Ты хочешь узнать, что я имею в виду? Я уже сказал, приходи ко мне в контору. Там этого добра лежат целые горы. Лос-Анджелес перемалывает сценаристов пачками, превращая их в котлетный фарш. Я уже несколько месяцев не могу наткнуться ни на одну стоящую идею.

Разумеется, как он того и хотел, она слышала, что за этим «но» кроется нечто невысказанное, но не собиралась доставлять ему удовольствие, приставая с расспросами.

Она чувствовала себя точно собака на привязи, зная, что отчасти это чувство объясняется скукой от вынужденного безделья, в то время как Марк был по уши в работе, снимая новую грандиозную политическую картину. Последнее обстоятельство, казалось, только усиливало ее недовольство.

– Я не желаю, – резко возразила она, – ждать целый год, пока тебе подвернется мифический проект, о котором ты мечтаешь. Я хочу работать. Если дело и дальше пойдет так, как сейчас, я просто свихнусь.

Именно тогда Монти вдруг улыбнулся. Дайна подумала, что его улыбка просто неотразима. Она была широкой, во все лицо, но главное – в ней присутствовала необычайная теплота. Когда Монти улыбался так, Дайна безоговорочно верила каждому его слову, впрочем, он умудрялся заставить кого угодно поверить, что такая улыбка предназначается именно этому человеку и никому больше.

– Что ты думаешь, – спросил он весело, – насчет того, чтобы начать работу прямо сейчас? – С этими словами он вручил ей папку со сценарием в голубом переплете.

– Ты – просто скотина, – ответила она, смеясь.

Монти согласился дать ей на прочтение и размышление всего одни сутки, и она знала почему: он не хотел, чтобы ее возбуждение успело улечься.

Вдали от его офиса во время завтрака на Малибу, он поинтересовался: «Ну, как тебе это понравилось?»

По его лицу она уже видела, что он сам думает на сей счет и решила слегка подразнить его: «Не знаю. Я еще не закончила».

– Черт возьми, Дайна. Я говорил тебе! – вдруг он осекся, увидев перед собой ее смеющееся лицо. – Ага. Ну что ж, возможно, если я отвечу на имеющиеся у тебя вопросы, то это поможет тебе принять решения.

С чувством внутреннего удовлетворения она продолжала безмятежно потягивать кофе со льдом.

– Кто снимает фильм?

– Марион Кларк.

Ее брови удивленно поползли вверх. «Тот англичанин, который ставил „Стоппред“ на Бродвее пару лет назад?»

– Он самый, – Монти кивнул. – Тогда он получил «Тони».[1]

Дайна все еще была озадачена. «Что он делает здесь? И при чем тут кино?»

Монти пожал плечами. «Очевидно, при том, что он хочет этим заняться. К тому же этот фильм не первый для него. Он уже снял два, хотя, впрочем, они не в счет: у него было слишком мало денег. Но на сей раз „Твентиз Сенчури Фокс“ не поскупилась».

– Как они вышли на Кларка?

– Хм... – его карие глаза скользнули в сторону и уставились на залитую ярким утренним светом гладь Тихого океана, туда, где несколько чаек беспорядочно кружили над самой поверхностью воды в поисках завтрака. – Его нашел продюсер. По-видимому, он имел возможность ознакомиться со сценарием и внести в него существенные изменения. Затем, заручившись поддержкой продюсера, он приступил к полнокровной работе над текстом, с результатом которой, – Монти кивнул маленькой птичьей головкой, при этом его впалые щеки задрожали, словно пытаясь стряхнуть вечный загар, – ты только что ознакомилась.

– Этот продюсер, – сдержанно поинтересовалась Дайна. – Кто он такой?

Монти смущенно почесал широкий нос, выбил короткую дробь вилкой на деревянной крышке столика. "Послушай, Дайна... – начал было он.

– Монти...

Он хорошо знал этот требовательный и предупреждающий тон и сказал, точнее, выдавил из себя: «Рубенс».

– О, господи! – Монти вздрогнул от ее крика и вцепился пальцами в край стола с такой силой, что они побелели. – Этот сукин сын пытался затащить меня к себе в постель с тех пор, как я появилась здесь! И вот теперь ты предлагаешь мне сниматься в его фильме? Я просто не могу в это поверить!

Она вскочила с места откинув стул назад одним движением бедер без помощи рук и, торопливо выбравшись из ресторанной суматохи на мягкий песок, зашагала прочь. Прочь от дороги, по которой с шипением и свистом одна за другой проносились машины, направлявшиеся в сторону бульвара Сансет.