– Ты не могла бы подождать снаружи? – поинтересовалась Хэтер.

Рита взглянула на нее.

– Нет, не могла бы, – холодно ответила она, отрицательно покачав головой. – Лучше, чем болтать, поторапливайся. Я даю тебе на все две минуты.

Мгновение Хэтер стояла на месте в нерешительности, но потом направилась к бачку. Ее лицо медленно покрывалось розовой краской, когда она заметила, что Рита вовсе не собирается даже отворачиваться.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила там Рейчел, прижавшуюся к телу Бока. Плечи девочки судорожно вздымались и опускались. Приблизившись, Хэтер ласково обняла Рейчел.

– Он был для меня вторым отцом, – сказала та, пытаясь утереть слезы на глазах. – Он был так добр ко мне. – Она повернулась к Хэтер. – Что они сделали с ним?

– Ты должна забыть его, Рейчел. Он мертв.

– Скажи! – яростно потребовала Рейчел. – Я должна знать правду.

– Нет, – ответила Хэтер, – не надо. Она помогла девочке подняться и увела ее в сторону от тела.

– Помни его живого, – сказала она, – а не мертвого.

– Я больше не буду плакать, – прошептала Рейчел, кладя руку на плечо Дайны. – Здесь, у них на глазах.

На пороге гостиной возник Малагез. Приблизившись к ним, он взял девочку за руку.

– Ты нужна Эль-Калааму, – сказал он. – Он собирается звонить твоему отцу. – Он слегка подтолкнул Рейчел вперед, и через несколько мгновений они исчезли за дверью.

Хэтер подошла к Джеймсу, сидевшему все на том же месте. Он не шевелился, и хотя раны перестали кровоточить, лицо его было бледным как полотно. Хэтер заметила, что ему трудно дышать.

– О, Джеми! – Она опустилась на колени подле него. – Если бы я только могла сделать что-нибудь. Я чувствую себя такой беспомощной.

Он открыл глаза.

– Ты можешь сделать кое-что.

– Что? – Ее лицо выражало смятение и тревогу. – Говори, я сделаю все, что угодно.

– Пообещай, что ты не сдашься... даже после того, как я умру.

Хэтер погладила его по щеке.

– О чем ты говоришь? – Хэтер попыталась рассмеяться, но смех ее тут же сменился сдавленными рыданиями. – Ты не умрешь. Нет.

– Перестань, у нас нет времени на подобные глупости. – Джеймс пытливо всматривался в ее глаза. – Обещай мне, Хэтер. Ты должна сделать это.

Она разревелась.

Джеймс, с трудом подняв руку, сжал запястье Хэтер.

– Обещай мне, черт возьми!

Глаза ее распахнулись, и слезы хлынули из них.

– Обещаю, – тихо сказала она.

Джеймс шумно выдохнул и облегченно откинулся назад, прислоняясь спиной к книжной полке. Он утомленно закрыл глаза, но тут же вновь открыл.

– Хорошо, – шепнул он. – Очень хорошо. – Он дотронулся до ее плеча. – Теперь ты должна выслушать меня...

– Позволь, я принесу тебе поесть. Я сварила суп для тебя. Тебе нужно...

– Забудь про это сейчас! – Его взгляд на мгновение вспыхнул, а голос прозвучал хоть и тихо, но достаточно свирепо, чтобы Хэтер тут же беспрекословно подчинилась. Она огляделась вокруг. Сзади нее возле софы стояли Маккиннон и Дэвидсон. Их кисти рук вновь были стянуты веревками. Постояв некоторое время, они оба, не сговариваясь, уселись на софу. Рене Луче, сидевший у камина, с холодным безразличием взирал на своего атташе, что-то оживленно говорившего Рудду. Он пытался обращаться и к государственному секретарю тоже, но Томас, тяжело плюхнувшись в кресло, уткнулся лицом в колени и оставался глух ко всему, что происходило вокруг.

– Ты должна уяснить себе некоторые вещи, Хэтер, – сказал Джеймс. – Тебе нельзя игнорировать этих негодяев или верить хоть единому их слову. Если Эль-Калаам говорит, что за окном день, знай, что там ночь. Если он обещает тебе, что все будет в порядке, готовься получить пулю в лоб. Он скажет тебе все что угодно, если это помогает осуществить его замысел. Перед людьми вроде него стоит одна дилемма: убивать или быть убитым самому. – На другом конце комнаты Эмулер, встав с места, направился к софе, намереваясь побеседовать с английскими парламентариями. Джеймс посмотрел на жену. – Ты должна убить его, чтобы спасти собственную жизнь.

– Но, Джеми...

– У тебя нет другой альтернативы, Хэтер! – их лица почти соприкасались, и Хэтер видела слезы, блестевшие в уголках его глаз. – Ты все еще не понимаешь? Эль-Калаам ошибается. У тебя должно найтись достаточно мужества. Ты обязана сделать то, что в глубине души сама считаешь необходимым.

– Джеми, я не знаю как...

– Его сила заключается в полном контроле над своим окружением. Однако стоит этому контролю ослабеть, его могущество пошатнется.

В это мгновение в гостиную вошли Эль-Калаам и Фесси. Фесси приблизился к парадной двери и, чуть приоткрыв ее, негромко свистнул. Через считанные секунды на пороге возникла фигура террориста, несшего охрану снаружи дома. Фесси о чем-то тихо переговорил с тем, после чего обернулся к Эль-Калааму.

– Все готово, – сказал он. – Он знает, куда положить его.

Эль-Калаам кивнул и бросил остаток сигары в холодный камин. Двое из его людей в это время, подхватив тело Бока, потащили его к выходу. Фесси отворил перед ними дверь ровно настолько, чтобы они могли протиснуться наружу.

– Хассан покажет вам дорогу, – сказал он им. Малагез привел Рейчел назад в гостиную. Кожа на ее лице казалась белой, а губы были плотно сжаты. Она старательно избегала смотреть на Эль-Калаама.

– Пусть она посидит с ними, – обратился тот к Малагезу, указывая на коленопреклоненную Хэтер. – Меня уже тошнит от нее. Предоставим женщинам самим позаботиться о себе.

Малагез грубо толкнул девочку в спину, и та, спотыкаясь и теряя равновесие, полетела вперед в сторону Хэтер. Она попыталась удержаться на ногах, но тщетно. Широко раскинув руки, она упала и ударилась головой о пол.

– A-a-a! – закричала она.

– Рейчел! – воскликнула Хэтер. Внезапно она услышала короткий сдавленный звук. Обернувшись она увидела, что Джеймс задыхается. Его лицо приобрело землистый оттенок, губы посинели. Из его приоткрытого рта вырывались предсмертные хрипы.

– О, Джеми! – Обняв мужа, Хэтер принялась бережно укачивать его на руках. – Держись, Джеми! – повторяла она. – Потом, повернувшись к Эль-Калааму, закричала. – Сделайте что-нибудь! Разве не видите, что он умирает!

Эль-Калаам не тронулся с места. Он молча наблюдал, как Хэтер вздрогнула, и Джеймс, внезапно дернувшись в ее руках, вздрогнул и замер.

– Мои соболезнования, – промолвил в наступившей тишине бородатый предводитель террористов. – Он был солдатом, профессионалом. Мы понимали друг друга.

Хэтер, по-прежнему державшая тело мужа в своих объятиях, взглянула на него. Затем, закрыв глаза, она прижала голову Джеймса к груди и стала целовать его щеки, веки и губы.

– Мне нужна твоя помощь.

– Да ну? Это необычайно трогательно, – ответила Дайна.

Бонстил наблюдал за дятлом, кружившим над джакарандой, усыпанной голубыми, вытянутыми в трубочку, колокольчиками, которые росли возле голой кирпичной стены. Дайне показалось, что со времени их последней встречи в лейтенанте что-то изменилось. Она заметила это сразу, как только он появился на площадке. Это произошло буквально в тот момент, когда они завершали съемки последнего дубля. Дайна удивилась, увидев его, и, тотчас ощутив напряжение, сквозившее во всей его фигуре, почувствовала себя заинтригованной.

Бонстил сидел совершенно неподвижно, как он обычно делал во время разговора, и это отсутствие жестов придавало его словам особый вес.

– Ситуация, – сказал он, – изменилась весьма значительно с тех пор, как мы беседовали в прошлый раз.

По тому, как прозвучало в его устах это «значительно», Дайна поняла, что Бонстил хотел употребить другое слово, но почему-то сдержался. Внимательно понаблюдав за ним, она заметила новые складки в уголках его скрытных губ и на переносице. Ей вдруг показалось, что он ужасно хочет побарабанить пальцами по столу, но не позволяет себе этого.

Его резко очерченное лицо и правую руку покрывала мелкая сеточка из ярких пятен – отблесков последних лучей заходящего солнца, пробивавшихся сквозь широко раскинувшиеся ветви акации, стоявшей в центре двора. Заехав за ней в студию на своем темно-зеленом «Форде», Бонстил предложил ей заглянуть в этот ресторан на Линбрук в Вествуде. Это было приятное и довольно просторное заведение, украшавшееся к тому же в предзакатные часы множеством танцующих огоньков всякий раз, когда ветер раскачивал акацию. Небо над их головами, очистившееся от туч, казалось выкрашенным в два тона: лиловый и золотой. Создавалось такое ощущение, что ресторан находится в другом городе.