– Я мигом, – сказал Бонстил, направляясь к аппарату. Молодой доктор с чуть желтоватой кожей и пышными усами, придававшими ему сходство с морским львом, дотронулся кончиками пальцев до щеки Дайны.

– Здесь всего лишь два шва, – заметил он. – Вы что-нибудь чувствуете? – Она покачала головой, и он продолжил ощупывать рану. – Через некоторое время вы начнете чувствовать боль в этом месте. Так должно быть, поэтому вы не волнуйтесь. – Он принялся теребить усы. – Вам очень повезло, мисс Уитней. Всего дюйм влево, и был бы задет важный нерв. – Он улыбнулся. – Все рентгеновские снимки дали отрицательный результат.

Закончив говорить по телефону, Бонстил подошел и сел на кровать рядом с ней. Дождавшись, пока доктор выйдет, он сказал:

– Расскажи мне все по порядку.

Дайна поведала ему все, что смогла вспомнить до того момента, когда боль вновь вспыхнула в ее груди, и черный дым повалился в голубую высь...

– ... не торопись, – предостерег он ее. – Сделай передышку. – Когда ее дыхание успокоилось, он добавил. – Ты сказала, что чувствовала какую-то тень, надвигающуюся слева за несколько мгновений до аварии. Ты знаешь, что это было? Ты разглядела ее?

– Грузовик... или легковая машина, но достаточно высокая.

– В это время вы уже летели сломя голову, верно? Скорость перевалила за сотню.[25] Ветровое стекло разбилось. На такой скорости это могло произойти из-за чего угодно, например, от удара камня, брошенного из машины, едущей впереди. Черт! – Он посмотрел на Дайну. – Это все? Ты не можешь вспомнить хоть что-нибудь еще, мельчайшую деталь... или какое-то впечатление, ощущение?

– Нет. Я... Постой, я помню... сразу после того, как разлетелось стекло, голова Криса качнулась назад и вправо.

– Ты хочешь сказать, он повернул голову?

– Нет-нет. Это скорей походило... не знаю, это всего лишь мое впечатление. Это выглядело так, точно что-то с силой развернуло его голову, как бы толкнув его. – Дайна закрыла глаза, вновь почувствовав приступ тошноты, и подумала: «О, боже, о, боже! Я не верю, что больше никогда не увижу его».

– Может, что-нибудь еще. Дайна?

– Нет, я... – Господи, как же можно быть такой бестолковой? – Да, Крис сказал мне что-то, когда... мы ехали по шоссе. – Она крепко задумалась на целую минуту, чтобы пробиться к воспоминаниям сквозь отвратительную вонь и ощущение непреодолимого ужаса. – Он сказал: «Этот ублюдок сделает нас только так».

Бонстил так близко наклонился над Дайной, что она почувствовала на лице его горячее дыхание.

– Кто этот ублюдок, Дайна? Кто это был? Найджел?

– Я не знаю.

– Дайна!

Его окрик пронзил ее голову, как стрела со стальным наконечником, и Дайна зажмурилась. Ее кишки свернулись в клубок. Она зарыдала, но без слез, и, обхватив себя за плечи руками, мысленно повторяла: «Рубенс, Рубенс, Рубенс, где ты?»

– Хватит с нее, – услышала она тихий голос и сообразила, что молодой врач вернулся.

– Послушайте, вы, если ключ к разгадке у нее в голове...

– Ее голова, – хладнокровно перебил Бонстила доктор, – совершенно не годится сейчас для подобного допроса. Ей необходимо отдохнуть. Я настаиваю на этом, лейтенант.

– Ладно, доктор. Ладно. Будет ли мне позволено поговорить с ней еще одну минуту? Ей больше не придется отвечать на вопросы.

– Валяйте.

Бонстил опять повернулся к ней, и она увидела на его лице обеспокоенное выражение.

– Прости, что я давил на тебя, – тихо промолвил он, – все дело в том, что теперь этот черный ящик наконец-то приоткрылся. Вчера поздно вечером моя ставка на Чарли By все-таки оправдала себя. Он вывел нас на один склад. Двести пятьдесят ящиков с оружием. Знаешь, что мы обнаружили там? М-15, полуавтоматические винтовки, автоматы. – Его глаза лихорадочно блестели. Он был похож на охотничью собаку, спущенную с поводка. – Ты понимаешь? Теперь это не одни домыслы. Груз дожидается следующего рейса лайнера «Хартбитс».

– А что с Чарли? – Ее тревожило обещание, данное ею Мейеру и самому Чарли By.

Бонстил пожал плечами и усмехнулся.

– Понятия не имею. Это была досадная оплошность: несмотря на целую кучу наших ребят вокруг того места, он умудрился слинять. Естественно, теперь я совершенно не представляю, где он может быть.

Дайна слабо улыбнулась.

– Спасибо, Бобби.

– Теперь послушай меня. Дайна. – Его лицо вмиг посерьезнело. – Я должен вернуться на место аварии... если конечно это была авария.

Она вцепилась в его руку.

– Что ты имеешь в виду?

– Однажды, если ты помнишь, на жизнь Криса уже покушались. Возможно, это дорожное происшествие произошло благодаря чей-то помощи.

– Лейтенант, я не хочу, чтобы вы пугали мою пациентку.

– Послушайте, док, у этой леди есть право знать, в какой ситуации она очутилась. Положение может быть весьма серьезным.

– Может быть, весьма вероятно. Я должен попросить вас, лейтенант, немедленно уйти. Подобные разговоры сейчас не могут принести мисс Уитней ничего хорошего.

– Дайна, я оставляю с тобой охрану... одного из своих людей. Ты помнишь Эндрюса?

– Да.

– Он хороший парень. Он останется с тобой до моего возвращения.

Она молча кивнула и отвернулась, вновь охваченная ужасом при воспоминании о страшном вое, резком, пронзительном скрежете раскаленного металла о гудрон, когда великолепное, но вышедшее из-под контроля машина пересекла шоссе, и, о, господи! «Крис, прости меня». И сквозь все это проступал ее собственный голос, доносившийся откуда-то издалека: «Быстрей. Давай, Крис! Быстрее!» Какая-то мысль молнией вспыхнула в ее мозгу. Что-то насчет этого «быстрее». Что это было? Ее голова гудела, и Дайна подумала: «Я хочу домой».

Врач был решительно настроен против этого, но он не мог удержать ее, и в конце концов Эндрюс отвез ее домой.

День угасал в сентиментальном великолепии лучей заходящего солнца. Позади она слышала шум машин на 16 стрит и, повернув голову, увидела сверкающую гладь океана, белые паруса, устремляющиеся к берегу. Нестерпимый блеск слепил ее, вызывая резь в глазах, и она отвернулась.

Ее слуха достигли печальные крики чаек, то и дело заглушаемые жужжанием автомобильных моторов. Где-то плакал ребенок, и слышалась испанская речь: короткие, гневные фразы, похожие на молниеносные комбинации ударов в боксерском поединке.

Она не помнила ровным счетом ничего о том, как они добирались домой, как Эндрюс открывал дверь. Должно быть он занес ее внутрь на руках, словно новобрачную после венчания, потому что придя в себя, она обнаружила, что находится в собственной спальне. Все было как обычно; не хватало лишь Рубенса, лежащего возле нее. Перевернувшись на живот, она погладила кончиками пальцев место, где он должен был бы находиться, и заплакала.

– Мисс Уитней, могу ли я чем-нибудь...

– Просто поговорите со мной. Эндрюс замолчал на мгновение, видимо раздумывая, что бы такое сказать.

– Вы вели себя мужественно в тот день, – промолвил он наконец.

– В какой тот день?

– Когда поехали вместе с Брафманом и мной в Санта-Моника побеседовать с лейтенантом.

– О, да, – тихо отозвалась она. – С вами все в порядке?

– Мэм?

– Бобб сказал, ваш... шурин? Да, шурин погиб тогда.

– Это правда.

– Вы в порядке, Пит?

– Да, мэм. Я и сестра проводим вместе много времени. – Дайна услышала, как он подошел ближе. – Почему бы вам не попытаться заснуть сейчас? Лейтенант появится здесь, как только закончит свои дела.

– Вы очень добры, – прошептала она и провалилась в забытьи.

Она ничего не видела, не слышала, не обоняла, лишь чувствовала стремительное движение. Она неслась по каньону со страшной скоростью, кажущейся еще большей благодаря отвесным скалам по обе стороны дороги. Она пыталась притормозить, но не могла. Всякий раз, когда она нажимала на тормоза, машина ехала еще быстрее. Она следовала за призраком, и в тот момент, когда он обернулся, она сумела разглядеть сверкающую физиономию: тупой черный нос, разделяющийся у основания на прорези ноздрей; и круглые звериные глаза почти целиком желтые, за исключением узких вертикальных щелочек в самом центре.