– Я просто не понимаю, вот и все. Часть задачи революционера состоит в том, чтобы сделать себя понятным другим.

Несколько минут Рита пристально изучала затылок Хэтер.

– Когда моего мужчину убили во время налета израильские солдаты, я обнаружила, что не могу больше выполнять свои обязанности... оставаясь женщиной. Может быть, что-то со мной погибло вместе с ним. – Хэтер повернулась к ней лицом. – Моя голова была занята только одним – местью. Я взяла автомат моего брата и пересекла с ним израильскую границу.

– Сама? – воскликнула Хэтер. – В одиночку?

– Я не помню совсем, как это было. Только чьи-то руки, оттаскивавшие меня от трупов людей – трех или четырех, как мне сказали потом, – которых я не видела прежде.

Рита покрутила головой.

– Человек, оторвавший меня от мертвецов, оказался Эль-Калаамом. Жажда крови все еще не проходила во мне, и он отвел меня в пустыню, где я смогла разрядить обойму своего автомата в песок. Когда я успокоилась, он предложил мне следовать за ним.

– Я не похожа на других, – тихо добавила она. Подобрав какой-то кусок со стола, она запихнула его себе в рот. – Я – наполовину труп. – Она показала пальцем на кастрюльку. – У тебя убежит суп.

– Ты неправ в отношении женщин, – говорил Джеймс, по-прежнему сидевший на полу, прислонясь спиной к книжному шкафу.

– Я никогда не бываю неправ. – Эль-Калаам раскурил сигару.

– И все же, в данном случае, это именно так, – настаивал Джеймс. – Ты не знаешь Хэтер.

Эль-Калаам, засопев, вынул сигару изо рта.

– В этом и нет необходимости. Она точно такая же, как эта темноволосая. – Он бросил взгляд на Сюзан. – Убирайся отсюда. Ты не видишь, что больше не нужна нам? – Сюзан удалилась обратно на кухню. – Все западные женщины одинаковы. Нет абсолютно никаких оснований опасаться их. Они ничего не знают, ничего не умеют. Они не умеют думать, только болтать. – Он сделал насмешливый жест пальцами, изображая открывающийся и закрывающийся рот.

– Как насчет того, чтобы заключить пари на сей счет? – Голубые глаза Джеймса ярко горели.

– Я не заключаю пари, – ответил Эль-Калаам, – даже с равным себе. – Затянувшись, он обвел взглядом фигуру Джеймса. Через некоторое время он спросил:

– И что же такого умеет делать твоя жена?

– Стрелять из оружия.

Эль-Калаам улыбнулся, а затем, откинув голову назад, рассмеялся во весь голос.

– О, ты счастливчик, тебе повезло, что я не согласился на пари.

– Значит, ты трус.

Улыбка исчезла с лица Эль-Калаама, и он угрожающе нахмурился. Тело его напряглось, ладони сами собой сжались в кулаки. Однако, через мгновение его гнев улегся, и ухмылка вернулась на его лицо.

– Ты стараешься оскорбить меня, но у тебя ничего не выйдет. Меня на эту удочку не поймаешь. В гостиную вошла Рита.

– Еда готова. Эль-Калаам поднял голову.

– Пусть брюнетка накормит Фесси и остальных. А его жена, – он язвительно посмотрел на Джеймса, – обслужит вначале меня, а затем тебя.

– Как насчет Малагеза?

– Он поест, как только вернется. Я не хочу, чтобы сейчас кто-нибудь еще выходил из виллы. – На пороге комнаты возникла Хэтер с блюдом дымящихся овощей. – Эль-Калаам поманил ее к себе.

– Становись на колени, – сказал он.

После секундного замешательства она подчинилась. Очень медленно Эль-Калаам стал есть, подхватывая пищу с блюда правой рукой.

– Не поднимай глаз, пока я ем, – потребовал он от Хэтер.

В сопровождении Риты из кухни вышла Сюзан. Они обе направились в комнату, где расположились Фесси и другие члены отряда. Парадная дверь распахнулась, и внутрь ворвался Малагез. Эль-Калаам вопросительно взглянул на него, а когда тот коротко кивнул в ответ, вернулся к прерванной трапезе.

– А как же мой муж? – спросила Хэтер.

– О чем ты?

– Ему нужно поесть.

Аккуратно двумя пальцами Эль-Калаам подцепил ломтик какого-то овоща с блюда и крайне осторожно вложил его между губ Джеймса. Тот попытался жевать, но кусок выпал у него изо рта.

– Видишь? – Эль-Калаам пожал плечами. – Бесполезно. Тут ничего не поделаешь.

– Ему нужна жидкая еда. Я приготовила суп. Эль-Калаам, словно не замечая ее, повернулся к Джеймсу.

– Приношу свои извинения, – сказал он насмешливо. – Ты оказался все же прав. От нее может быть хоть какой-то прок. – Не дождавшись ответа, он вновь обратился к Хэтер. – Твой муж говорит, что ты умеешь стрелять?

– Да, – ответила она. – Умею.

Эль-Калаам фыркнул.

– И во что же ты стреляешь? В бумажную мишень? В уток на пруду? Или ты предпочитаешь убивать кроликов? О да, я вижу по твоим глазам, что последняя догадка правильна, – заявил он торжествующе. – Теперь я верю, что ты умеешь обращаться с оружием. – Внезапно он с отвращением оттолкнул от себя блюдо. – Иди накорми Риту. Когда закончишь, можешь дать мужу сваренный тобой суп. – Он поднялся. – Если, конечно, его не стошнит.

Он пересек комнату и, остановившись возле телефона, набрал номер.

– Премьер-министра, – проговорил он в трубку. – Скоро уже три часа утра, господин пират. Что ты можешь предъявить нам на данный момент? – Несколько мгновений он слушал, затем его лицо потемнело, – Плевать я хотел на твои проблемы. Мне нет дела, трудно или легко это выполнить. Наши палестинские братья должны быть выпущены на свободу до шести вечера.

– Если же нет...? Ты помнишь об одном своем друге по имени Бок? Ну, конечно, помнишь. С чего бы ты иначе послал сюда дочь? Ваша дружба ведь началась данным давно. Еще в Европе, не так ли? Мы знаем все о вас. Ты ведь не доверил бы девчонку больше никому. – Его голос стал хриплым от ярости. – Так вот, полагаю, у тебя есть фотография старика Бока, пират разыщи ее. Если наших братьев не освободят к шести часам, тебе понадобится фотография, чтобы узнать его.

Швырнув трубку, он повернулся к Малагезу.

– Он думает, что нам не удастся ничего добиться от него. Однако он ошибается. – Он сжал кулак. – Эти проклятые евреи – нелюди. – Он перевел дух. – Ладно. Им нужен урок. Малагез, иди за Боком. Фесси, тебе известно, что нам нужно. – Он остановился и резко поднял Хэтер на ноги. – Пошли.

– Куда мы идем?

Не получив ответа на свой вопрос, она растерянно шагала, увлекаемая Эль-Калаамом, вдоль по коридору и, миновав ванную с зияющим входом, очутилась в комнате, располагавшейся в дальнем крыле виллы. Прежде это была спальня Бока, однако теперь усилиями террористов она превратилась в нечто иное.

Все окна были заколочены изнутри и забаррикадированы огромной кроватью, так что свет снаружи совершенно не попадал в помещение. В комнате был включен один-единственный торшер. Абажур с него был содран, и ослепительно яркий свет лампочки резал глаза.

Хэтер, зажмурившись, остановилась в дверях. Когда привели Бока, Эль-Калаам оттащил его за руку в сторону.

Малагез ввел промышленника в центр комнаты и поставил так, что икры того упирались в сидение деревянного кресла с решетчатой спинкой. Воцарилось молчание, длившееся до появления Фесси. Зайдя внутрь, он закрыл за собой дверь. На плече у него болталось нечто похожее на кусок шланга для поливки, свернутый кольцом. На одном конце этого шланга торчал латунный патрубок, а на другом – навинчивающийся раструб из того же металла.

– Я знаю, – обратился Эль-Калаам к Боку, – что вы замечательный публичный оратор: качество редкое для промышленника. Капиталисты, как правило, ограничиваются тем, что отдают распоряжения и набивают себе брюхо дорогостоящей жратвой, а? – Он склонил голову набок. – Однако человек, наживающий добро за счет эксплуатации бедных, должен, по крайней мере, уметь разговаривать с ними.

– Когда-то я был беден сам, – ответил Бок. – Я знаю, что это такое.

– Ха-ха! Да, в самом деле, – Эль-Калаам, улыбаясь, широко развел руками. – Все это построено для бедных. О, я готов поверить в подобное благородство. – Его голос изменился, а глаза превратились в узкие щелочки. – Вот что. Бок, я скажу. Тебе придется сейчас поработать языком. Ты убедишь своего старого дружка, премьера, перестать валять дурака. Он говорит, будто задерживается с выполнением нашей просьбы, так как в Иерусалиме слишком много политических фракций, которые надо утихомирить.