«Сими! Это письмишко тебе доставит один здешний парень. Надо, чтоб оно не попало в руки шпиков. Я веду себя о'кэй, и меня, возможно, выпустят немного раньше — уже в конце месяца. Вызови Жюля и скажи ему, чтоб он был готов. Он знает, что надо делать. Кроме того, когда я дам знать, пускай он приедет за мной и по дороге захватит тебя. Привези мою замшевую куртку, светлые туфли и рубашку понаряднее — пусть эти свиньи увидят меня не в таком жалком виде, как здесь. И не поскупись на жратву: я так соскучился по человеческой еде! А лучше всего пойдем сразу в хороший ресторан, отметим встречу. До скорого, девчурка! Твой Ги».

«Мой драгоценный, мой единственный! Наверное, и это письмо, как всегда, будут читать ваши тюремные флики, но пусть знают: мне наплевать на них, пусть проверяют, тем более что ты скоро выйдешь на волю и избавишься от них. Скоро, скоро я увижу тебя, прижмусь, буду гладить твои родные волосы, твои щеки… Ги, чем ближе час твоего освобождения, тем невыносимее тянется для меня время.

Ты только не сердись и не бранись, Ги, я должна написать тебе одну вещь, предупредить. Видишь ли, мне было так скучно, так грустно жить без тебя, ведь я все время одна. Приду из парикмахерской, а квартирка наша такая пустая, такая холодная… Словом, я взяла одну девочку (только не бесись, прошу тебя). Ее зовут Клоди Ниер, и ты, наверное, помнишь тот огромный дом, который строится против парка Бют-Шомон. Отец Клоди работал на этой стройке каменщиком, упал с лесов и разбился насмерть. Матери девочка тоже не знала — она умерла, когда Клоди была еще крошкой. Теперь ей тринадцатый год, она очень смышленая, быстрая, много мне помогает, а с виду точь-в-точь бездомный котенок — рыженькая, зеленоглазая, тощая. Когда отец погиб, все в нашем квартале ее жалели, подкармливали, но брать насовсем никто не хотел: сам знаешь, у всех свои семьи, свои дети. Ее уже совсем было инспекция забрала в приемник, но мне вдруг так стало жаль девочку, что я взяла ее к себе. Ты только не бранись, Ги, она ест совсем мало, а я тут делаю одну мазь для выведения волос, и похоже, мазь хорошо пойдет у клиенток. Клоди мне теперь как младшая сестренка и так ко мне привязалась — ужас».

«Дорогой Рири! Гюстав написал нам с Анриетт, что ты очень помогал их забастовочному комитету и они даже дали тебе подписаться под их протестом и требованиями к администрации Манокса. Нас это письмо и обрадовало и огорчило. Обрадовало тем, что ты уже понимаешь, на чьей стороне правда, и намерен за эту правду бороться. А огорчило, что ты, видимо, вообразил себя вполне взрослым, не учишься, а занимаешься политикой и забыл о том, что мы всегда тебе внушали: хочешь стать нужным людям настоящим бойцом, учись, учись и учись. Надо очень много знать для того, чтобы приносить пользу людям. Тебе пошел еще только пятнадцатый год, а ты уже хочешь быть вожаком, связался с какой-то подозрительной, на наш взгляд, «стаей», предводительствуешь в своем квартале. Смотри, будь осторожен, не попади в какую-нибудь историю — полиция сейчас беспощадна к подросткам, мы знаем это по нашим ребятам в Мулен Вьё. Ты ничего не пишешь о латинских уроках у Фейгерака. Что ты с ним сейчас проходишь? Когда-то я был неплохим латинистом и даже сейчас могу цитировать Юлия Цезаря. Анриетт и я пока здоровы, ждем, как обычно, ребят из Марселя, и наши мальчики уже готовят спортплощадку для соревнований. К нам прислали одного бедного парнишку, с виду даже не совсем нормального. Первые дни он молчал, как немой, потом начал произносить какие-то нечленораздельные слова, потом понемножку говорить. Оказывается, отец в пьяном виде сутками держал его в ванной комнате взаперти, не давал сыну есть, бил его.

Теперь отца лишили родительских прав и мальчик у нас. Он с трудом приходит в себя, все наши к нему очень ласковы, и, кажется, он начинает понемногу оттаивать. Ты написал нам о какой-то девочке, отец которой сорвался с лесов на стройке и погиб. Если она совсем одинока, может быть, стоит и ее взять к нам в Мулен Вьё? Постарайся это выяснить. Если нужно, мы пришлем за ней кого-нибудь из старших. Все ребята наши тебе кланяются, а мы крепко целуем. Твои Патош и Анриетт».