— Дорогу своего предназначения или рока, — уточнил я.

— Да, путь своего будущего служения. Так вот, у крамешников разработана технология сбоя такого пути и запутывания. Зачем, ты скоро догадаешься. Думаю, тебе известно, что интуиция никогда не врёт?

Я кивнул.

— Значит, что надо делать? Сбить человека с его интуитивной дороги.

— Для того чтобы заставить жить другой, не свойственной ему жизнью? — спросил я.

— Это было бы полбеды. Всё намного хуже, мой друг.

— Куда уж?

— Но это так. Обработка сознания начинается с детского сада. Тебе это известно. Там детям подсовывают яркие картинки совершенно иного выбора. Образы настолько яркие, что в них топят то интуитивное, с чем человек пришёл в наш мир. Зачем это делается? Якобы для того, чтобы маленький человек нашёл то, что ему нравится, как всегда — благие намерения. Чем они кончаются, известно. В школе ещё хуже: там наваливаются на ребёнка сотни, а то и больше противоречивых жизненных направлений. Мало того, что он потерял интуитивную тропу своего будущего, теперь его сознание разрублено на куски и растащено по частям, фактически, распылено. Многие молодые люди на уровне инстинктов чувствуют, что с психикой произошло что-то неладное, но как с этим бороться, не знают. Стабильными у них остались одни чувства. Потеря внутреннего «я» приводит молодого человека к осознанию своей ненужности. Он не понимает, зачем родился на свет и зачем живёт. Попытка обрести утраченное ведёт к наркомании и дегенерации.

— Теперь мне понятно, в какую почву попадают зёрна различных форм половых извращений. Люди уже не адекватны. А тут их ещё и не туда ориентируют.

— Опять образами, только на этот раз действующими на подсознание. Теперь понимаешь, почему нельзя отдавать детей в детский сад?

— В школу выходит тоже? — спросил я.

— Главная ломка и разрушение интуитивного происходит в раннем возрасте. Если человек целостен, школа ему не так опасна, тем более что школьный процесс можно как-то контролировать. Твоё счастье, что ты не попал в ясли и садик.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Да по тебе видно. У тебя воспитание человека XIX — начала XX века. Того времени, когда никаких яслей и садов и в помине не было.

— Уж не хочешь ли ты мне сказать, что ясли и садики были придуманы…

— Да, именно, это я и хочу сказать. Они — часть проекта направленного на нивелирование и распыление человеческого сознания. Правда, советские детские заведения были несколько иными. В них сознание детей не разрушали. Наоборот, делали всё возможное, чтобы маленький человек остался целостным. Но сейчас всё далеко не так. Наши ясли и садики работают по западным программам. Ну, хватит об этом. Давай-ка «на боковую», мороз уже начал спадать, — посмотрел за дверь чума челдон. — Тумана почти нет…

— Да я и так все бока отлежал! И потом рано ещё спать.

— Тогда иди в чум к эвенкам и садись за еду. Когда делать нечего — эвенки едят. Такова их традиция.

— Я и есть не хочу.

— Ты на самом деле противный! — покосился на меня челдон. — Правильно о тебе говорил Дадоныч. Ну-ну, не обижайся! Я это так, любя. На самом деле времени у нас уйма, а делать нечего…

— Может сходить в лес за сушняком? — предложил я.

— А что? Идёт! Хоть какая-то будет польза.

К утру мороз действительно спал. Туман рассеялся, и мы стали снова собираться в дорогу. Когда поднялось солнце, мы были уже в пути.

— Через два дня наши друзья — каюры уедут к себе на стойбище, — обернулся ко мне Светозар.

Он управлял оленями и о чём-то думал.

— Дальше мы поедем сами.

— Сколько нам ещё ехать? — спросил я.

— Дней пять, не больше. А потом отпустим наших оленей и пойдём на лыжах.

— А ночевать сегодня где?

— Также в чумах. У нас они по всей дороге стоят.

— Неплохо! — подумал я вслух. — А почему не строили избушки?

— Зачем? С чумами проще. Мы их обычно ставим поздней осенью. Летом их нет.

— Вот оно что! Не хотите, чтобы по бивакам нашли то, что вы тут… — замешкался я.

— А ты продолжай, продолжай, не стесняйся! Скажи, то, что вы прячете! Так?

— В общем-то, да.

— Запомни, здесь, в этих горах, мы ничего не прячем. Мы сохраняем, бережём, вот и всё. Бережём для будущих поколений потомков белых Богов. Для тех, кому всё, что здесь лежит, — показал лесовик на девственную тайгу, — очень понадобится.

— А эвенки? Они разве не хранители?

— Хранители, — кивнул головой Светозар. — Только своих традиций. Того, что им досталось от предков. Как видишь, у нас с ними общие интересы. Поэтому мы и вместе.

Через несколько часов быстрой езды мы сделали очередной привал, а к вечеру добрались до других трёх чумов.

— Вот мы опять и в тепле, и есть где покопытить нашим оленям, — сказал лесовик, спрыгивая с нарты.

Но взглянув на чумы, расхохотался.

— Смотри, видишь оленьи шкуры? Вот они, в снегу, все порванные!

Я посмотрел в сторону, куда показывал Светозар и развёл руками. Вся подстилка чумов была кем-то вытащена и сложена в большую кучу. Кругом виднелась раскиданная по снегу оленья шерсть, и всё вокруг было истоптано маленькими медвежьими лапами.

— Росомаха? — посмотрел я на эвенков.

Лючеткан кивнул и стал распрягать оленей.

— Давайте посмотрим, может что уцелело? — подошёл к куче оленьих шкур лесовик. Лучше спать на кусках, чем на ветках и колючках. Спрашивается, зачем она всё это натворила? Тут работы на день, а то и больше. Сначала шкуры надо вытащить, потом все до единой разорвать! Вот зверюга, так зверюга! И зимой и летом всегда творит одно и то же! — возмущался челдон. — И свирепствовала она здесь недавно. Судя по следам, в ночь, когда наша изба чуть не перевернулась.

Собрав куски шкур, мы снова втащили их в чумы и взялись за растопку печей.

— Ладно, что зверь не забрался в лабаз, — улыбнулся Тиманчик. — Пытался, но не смог.

— Если б не землетрясение, он бы прогрыз в лабазе дверь, — показал на следы зубов Лючеткан. — Шибко плохой росомах. Он ещё придёт, его и надо кончать!

— Как? — развёл руками Светозар. — Без хороших собак его не догнать.

— Съезжу на стойбище, возьму своего Стота, и мы найдём этого разбоя, — заверил нас Тиманчик. — Если этого не сделать, он каждый год так поступать будет.

После общей трапезы, эвенки отправились к себе, а мы со Светозаром занялись приготовлением ко сну. Когда мы забрались по своим спальникам, волхв сказал:

— Здесь, под нами, Белослав, целая подземная страна. Тысячи галерей, огромных залов и искусно выполненных гигантских подземных святилищ. Но это только первый уровень. Есть ещё и второй, и третий, и даже четвёртый! Под ним находится целая подземная страна. Она освещена светом, там тепло и там есть жизнь.

— А кто в тех местах обитает? — спросил я.

— О врагах человечества ты знаешь, но не одни они хозяева подземелий. Есть там и те, кто к людям Земли относится с уважением и состраданием. Но тебе об этом — пока рано. Я тебя познакомлю с первым уровнем подземелий. Он был передан людям ещё в незапамятные времена.

— Получается, что строили эти подземелья не наши предки? — удивился я.

— Кое-что они тоже строили. Но в результате своих работ натолкнулись на галереи, которым миллионы лет. Их и заняла наша, тогда ещё звёздная цивилизация.

— А почему ты сказал, что первый уровень галерей нам кто-то передал?

— Потому что за второй нашим предкам пришлось уже сражаться.

— С кем?

— С теми, кто не хотел его нам уступать.

— А кто они были?

— Твари, каких мало. Очень враждебные к людям, союзники ящероголовых, но из другой звёздной системы.

— А где они сейчас?

— После последней Великой войны двух империй, переселились на покинутую землянами Луну. Там им комфортнее.

— Сказки какие-то! Если бы кто-то услышал нас со стороны, он бы подумал, что мы оба спятили.