Время проходило, и вот уже осень незаметно сменила долгое лето. Хмурый туман клубился на улицах Огнеглавого Материона. Луна давно поднялась, и ее бледный свет мягко очерчивал мерцающие башни и купола и подсвечивал туман, лежащий на площадях. Город купался в сиянии тумана, и его бледное лицо было запрокинуто к небу.

Спархок устал. Дела прошедшей недели и застарелые проблемы, решенные им, выпили его силу до дна. Но спать не хотелось. Завернувшись в черный пандионский плащ, он стоял на парапете, зачарованно глядя на свечение огромного города. Он устал, но всей своей сутью стремился понять, ощутить, оценить; и это желание не давало ему лечь и позволить его мыслям потонуть в мягком колодце сна, а сну – разложить все мысли по полочкам.

– Что ты делаешь, Спархок? – Голос Халэда был тихим, настолько похожим на голос его отца, что Спархок резко обернулся в надежде увидеть вернувшегося из чертога смерти старого Кьюрика. Но это был всего лишь Халэд – широкоплечий прямолинейный юноша с резковатыми манерами. Его семья служила семье Спархока вот уже три поколения, и Халэд, как и его отец, одаривал своего господина прямодушной и непосредственной преданностью.

– Я не могу уснуть, – ответил Спархок после недолгой паузы.

– Ты знаешь, твоя жена подняла на ноги полгарнизона, чтобы разыскать тебя. Спархок поморщился.

– Ну почему она все время такая беспокойная?

– Это твой собственный промах. Ты же знаешь, что она всегда посылает за тобой людей, когда ты уходишь, не сказав зачем и куда. Ты можешь спасти себе – и нам – массу времени и сил, если только будешь предупреждать ее о своих отлучках. Мне кажется, я уже отвечал тебе на этот вопрос не один раз.

– Не зли меня, Халэд. Ты еще хуже своего отца.

– Иногда даже издевка несет в себе истину. Итак, не соизволишь ли ты спуститься вниз и сказать своей супруге, что все в порядке, – до того, как она позовет рабочих ломать стены?

– Хорошо. – Спархок огляделся по сторонам и, развернувшись, спустился с парапета. – О, кстати – ты, возможно, знаешь, что мы скоро уезжаем.

– И куда же на этот раз?

– Нам нужно будет кое-что кое-откуда забрать. Поговори с кузнецами. Фарэну нужно сменить подковы. Он стер подкову на правой передней ноге до толщины бумаги.

– И это твой промах, Спархок. Он не будет так сбивать подковы, если ты будешь сидеть в седле прямо.

– С возрастом мы все начинаем сутулиться. Это – одна из немногих вещей, которые мы в состоянии точно предсказать.

– Спасибо. И когда мы выезжаем?

– Как только я смогу придумать достаточно убедительную ложь для жены, чтобы уговорить ее отпустить меня одного.

– А, тогда у нас уйма времени. – Халэд выглянул за парапет, где купался в лунном свете Материон, обернув туманом нагие плечи. – Красиво, – заметил он.

– Это лучшее, что ты можешь сказать? Ты смотришь на легендарнейший город во вселенной и походя бросаешь «красиво»!

– Я не аристократ, Спархок. Я не умею изобретать пышных фраз, чтобы впечатлить других – или себя. От меня этого не требуют. Давай-ка спускайся, а то простудишься. У сутулых стариков, знаешь ли, здоровье хрупкое.

Королева Элана, светловолосая, бледная и прекрасная как всегда, была в высшей степени разгневана, и Спархок заметил это сразу. Он также заметил, что королева приложила немало усилий, чтобы выглядеть поэффектней. Ее одежды были из темно-синего атласа, она тщательно щипала щеки, чтобы добиться нежнейшего румянца, а волосы искусно уложила в сногсшибательную прическу. Она ругала его за легкомыслие тоном, от которого прослезились бы деревья и содрогнулись камни. Ее голос то взмывал, то падал до трагического шепота, повествуя о том, что ей пришлось пережить. Спархок не мог сдержать улыбки. Действо в роскошных королевских покоях происходило на двух уровнях одновременно – голос Эланы выражал крайнее неудовольствие, а ее приготовления говорили о чем-то явно противоположном.

Он извинился.

Она решила не принимать его извинений и вылетела из спальни, громко хлопнув дверью.

– Весьма вдохновенно, – пробормотала Сефрения. Маленькая женщина сидела в наиболее безопасном дальнем углу комнаты. Ее белое стирикское одеяние мерцало в свете свечей.

– А, так ты заметила, – усмехнулся Спархок.

– И часто у вас такое бывает?

– О да! Она наслаждается этим. Почему ты пришла так поздно, матушка?

– Афраэль хочет, чтобы я с тобой поговорила.

– Почему бы ей не прийти и не поговорить самой? Ей ведь не надо идти для этого через весь город.

– Это своего рода условность, Спархок. В подобных ситуациях я должна говорить за нее.

– А ситуация имеет особое значение?

– Имела бы, если бы ты был стириком. Мы, похоже, вынуждены произвести кое-какие замены в отряде, который поедет за Беллиомом. Халэд великолепно смотрится на месте своего отца, а вот решение Тиниена отправиться в Чиреллос раздражает Афраэль. Ты можешь убедить его остаться?

– Нет, не стоит и пытаться. – Спархок покачал головой. – Я не собираюсь рисковать его жизнью исключительно потому, что Афраэли будет без него скучно.

– Что, с его рукой так плохо?

– Достаточно плохо. Арбалетная стрела прошла прямо через плечевой сустав. Если он пытается ею двигать, она выпадает из сустава. А ведь в этой руке он держит меч.

– Ты знаешь, Афраэль могла бы вылечить его.

– Я в этом не сомневаюсь, только я не позволю ей этого делать.

– Не позволишь?

– Спроси, согласилась бы она подвергать опасности здоровье своей матери исключительно ради симметрии. Поставьте на его место кого-нибудь другого. Если Афраэль смогла заменить Кьюрика Халэдом, она наверняка может найти кого-нибудь на место Тиниена. Почему это для нее так важно?

– Тебе этого не понять.

– Так почему бы тебе не попытаться объяснить? Может быть, я удивлю тебя своей проницательностью.

– Странное у тебя нынче ночью настроение.

– Я только что поругался с женой, а это всегда прибавляет мне странности. Почему Афраэль считает, что так важно иметь вокруг себя ту же самую группу людей?

– Тут дело в ощущениях. Присутствие рядом определенного человека – это нечто большее, чем просто внешний вид и звук его голоса. Кроме того, имеет значение образ мыслей – пожалуй, важнее всего здесь его отношение к Афраэли. Для нее это значит очень много. И, привлекая новых людей с новыми мыслями, ее очень легко вывести из равновесия. – Она пристально посмотрела на него. – Не правда ли, ты ведь ничего не понял?

– Нет, суть проблемы я уловил. Как насчет Вэниона? Он любит ее так же, как Тиниен, и она тоже его любит. Он подходит по духу, и он, в конце концов, тоже рыцарь.

– Вэнион? Чепуха, Спархок!

– Он, знаешь ли, не калека. Он бегал наперегонки в Сарсосе и чувствовал себя после этого так же чудесно, как после драки с троллями.

– Я не намерена даже обсуждать этот вопрос. Спархок пересек комнату, сжал ее запястья в своих руках и поцеловал ее ладони.

– Я люблю тебя, моя дорогая матушка, – сказал он ей, – но я все-таки не могу выполнить твою просьбу. Не стоит заворачивать Вэниона в вату только потому, что он может повредить себе палец. Если ты не предложишь его Афраэли, это сделаю я.

Она выругалась по-стирикски.

– Неужели ты не понимаешь, Спархок? Я уже однажды почти потеряла его. – В синих глазах Сефрении полыхнула непритворная боль. – Если с ним что-нибудь случится, я умру.

– Пока с ним вроде бы ничего особенного не случилось. Так ты сама предложишь его Афраэли, или мне сделать это?

Она вновь выругалась.

– И откуда только ты узнала все эти слова? – спросил он. – Если это решает нашу маленькую проблему, то я что-то задержался на пороге спальни.

– Я не вполне поняла тебя.

– Сейчас время поцелуев и улаживания отношений. Если я сейчас замешкаюсь со смягчением неудовольствия Эланы, она обидится и решит, что я больше не люблю ее.