– Да, вы вели дела. Мне это показалось удивительным сначала. Первое, что я предпринял, вернувшись в Лондон, – выяснил, как вам удалось хоть что-то удержать, пока не проявился замечательный талант Эмили. Так уж вышло, что мой поверенный знаком с вашим. Однажды вечером Давенпорт все ему разъяснил за парой бокалов кларета.

– Вы посмели сунуть нос в дела нашей семьи.

– Ответ оказался прост, – невозмутимо продолжил Саймон, побалтывая бренди в бокале. – Вам все-таки потребовалось несколько лет, чтобы спустить состояние моего отца, – конечно, благодаря сдерживающему влиянию вашей жены. Да и ваши сыновья в то время были еще совсем юными и не успели пойти по вашим стопам.

– Ваш отец потерял свое состояние в честной игре, черт вас побери. После того как я его выиграл, оно перестало быть его состоянием. Оно стало моим.

– Не уверен, что игра велась честно.

Бродерик побагровел от злобы:

– Вы обвиняете меня в шулерстве, сэр?

– Успокойтесь, Фарингдон. Я не обвиняю вас. Я ничего не могу доказать – через столько лет. Я просто говорю, что у меня имеются к вам некоторые вопросы. Мой отец слыл блестящим игроком и никогда прежде не заходил в игре слишком далеко. Поневоле задумаешься.

– Черт вас возьми!

Саймон еле заметно улыбнулся, уловив нотку бессильной ярости в голосе Бродерика, и продолжил:

– Состояние Блэйда тоже не бесконечно. Но как раз перед тем как разразиться новой катастрофе, вам опять повезло. На сей раз везение заключалось в смерти тетушки Эмили со стороны матери, не так ли? Почтенная женщина умерла очень своевременно, оставив Эмили приличную сумму. Но тетушка допустила ошибку, назначив вас опекуном бедной девочки. К тому времени как Эмили исполнилось шестнадцать, вы уже покончили с ее наследством. И положение дел какое-то время было довольно отчаянным, не правда ли?

– Негодяй! По-вашему, я промотал состояние собственной дочери?!

– Так оно и есть.

– Я потратил наследство Эмили на нее же и на этот дом, который является ее домом! – прохрипел Фарингдон.

– А также на вашу жизнь в Лондоне, на ваших превосходных лошадей, роскошную одежду и карточные долги, которых вы понаделали порядочно. Итак, не успела ваша дочь выйти из школьного возраста, как деньги кончились. Сомневаюсь, чтобы вы сумели наскрести ей достаточную сумму на светский сезон в Лондоне, даже если бы и собирались. Но разумеется, вы и не пытались, потому что к тому времени она уже проявила свой замечательный талант. Как видите, Давенпорт рассказал моему человеку и об этом, не забыл и о том, как вы нажились на ее таланте.

– Какой смысл было устраивать сезон? С ее внешностью она вряд ли привлекла бы много внимания на брачном базаре.

– А вы, конечно, не захотели увеличить ее шансы на заключение хорошей партии, предоставив ей приличное приданое, не так ли?

– Черт бы вас побрал, на следующий год умерла ее мать. Семья была в трауре. Никакой возможности устроить ей сезон. А потом она взяла и сбежала с этим негодяем Эшбруком. Нельзя же было после этого вывозить ее в свет. – Из-под насупившихся бровей Фарингдон метнул на мстителя полный злобы взгляд. – Она погибла для общества. Я понятно выразился? Совершенно погибла.

– Как посмотреть… – Саймон отставил пустой бокал. – Так вот, я хочу, чтобы вы с сыновьями ко дню свадьбы освободили Сент-Клер-холл от своего присутствия. Пожалуй, мы определим дату… где-то на первую неделю апреля.

Бродерик поперхнулся.

– Но это же меньше чем через шесть недель.

– Не вижу причин для отсрочки. Финансовые вопросы мы уладили. И я не думаю, что Эмили предпочтет длительную официальную помолвку. Я намерен провести медовый месяц здесь, в Сент-Клер-холле, так что к этому сроку вам с сыновьями следует съехать. Слуги могут остаться. Эмили к ним очень привязана, и они, кажется, неплохо вышколены.

– Еще нужно составить соглашение о распоряжении имуществом, – в отчаянии сопротивлялся Бродерик.

Саймон мрачно улыбнулся:

– Никаких соглашений как таковых не будет. Вы должны положиться на мое обещание, что я позабочусь о вашей дочери.

– Я никак не поверю, что все это не сон. – Бродерик весьма походил на рыбу, только что вытащенную из воды. Он жадно хватал ртом воздух, и его лицо окрасилось в совершенно неестественные тона. – Вы не можете жениться на ней после того скандала пять лет назад. Подумайте о своем титуле, граф.

Саймон сжал губы:

– Я вас предупредил, Фарингдон, и ни слова более. Я не шучу. Что ж, на этом будем считать переговоры законченными.

– Нет, господи ты боже мой, нет! Я собираюсь серьезно поговорить с Эмили. Она умная крошка, пусть даже и подвержена порой глупым романтическим фантазиям. Я обязан убедить ее, что ничего хорошего от вас ждать нельзя.

– Конечно, попытайтесь, но сомневаюсь, что вам удастся изменить ее мнение, – уверенно сказал Саймон. – Посмотрите правде в глаза. Ваша единственная надежда когда-нибудь снова увидеть Эмили – согласиться с тем, чего хочу я.

– Чтоб мне провалиться, просто дьявольщина какая-то! Эмили моя дочь! Я заставлю ее прислушаться к доводам разума.

– Вы вольны поступать, как вам нравится. Почему бы нам не спросить Эмили, собирается лн она присоединиться к вашему мнению? – Саймон шагнул к книжному шкафу, нащупал потайной рычаг и потянул его.

Книжный шкаф бесшумно скользнул в сторону, и Эмили, явно только что прижимавшая ухо к двери, подслушивая с той стороны, рухнула прямо к обутым в сапоги ногам Саймона.

– Черт подери! – пробормотала Эмили.

– Боже милостивый, что такое? – Бродерик в изумлении уставился сначала на проход в стене, а потом на дочь.

Эмили села на полу, пытаясь одновременно погасить свечу, которую держала в руке, одернуть юбки и поправить очки. Она пристально поглядела снизу вверх на Саймона, возвышавшегося над ней:

– Как вы узнали, что я там, милорд?

– Можете отнести мое сверхъестественное знание насчет того, что между нами действительно существует связь высшего порядка, дорогая моя. В метафизической игре такие вещи, как ментальная связь, являются, несомненно, вполне обыденными. Нам следует к этому привыкать.

– Ах, ну конечно же, – улыбнулась довольная Эмили.

Саймон протянул руку, помогая ей подняться, и легко поставил ее на ноги. Он улыбнулся ее сияющим глазам и подумал, стоит ли добавлять, что о ее присутствии за шкафом было не так уж трудно догадаться. Он уже достаточно хорошо знал ее, чтобы понять, что его невеста не устоит перед возможностью подслушать столь важный для нее разговор. Особенно когда для этого имелся такой удобный потайной ход.

Эмили философски вздохнула, стряхивая пыль со своего муслинового платья персикового цвета.

– Прощай, мое достоинство. Но no-крайней мере, дело сделано, правда? – Она с надеждой подняла взор на Саймона. – Мы помолвлены?

– Несомненно, дорогая моя, – заверил ее Саймон. – У меня много недостатков, что вы, конечно, довольно скоро заметите, но я не глуп. И ни за что не упустил бы случая сделать самое выгодное вложение средств в моей жизни.

Две недели спустя холодным туманным утром Саймон сидел в библиотеке своего дома на Гросвенор-сквер и читал письмо от Эмили, полученное после завтрака. В послании, как обычно, живо описывались последние дискуссии литературного общества, – похоже, они снова были целиком посвящены Байрону. Имелся в письме и обширный абзац, где рассказывалось о новых дописанных к» Таинственной леди» строфах, и еще несколько отдельных замечаний о погоде.

Закончив чтение, Саймон ощутил некоторое разочарование. Было очевидно, что Эмили доблестно боролась, дабы не поддаться искушению написать в своем послание что-нибудь такое, что могло бы быть истолковано как проявление пылкой страсти.

Саймон бережно сложил письмо и сидел, задумчиво глядя на огонь в камине. Потом он протянул руку к чудесно расписанному китайскому чайнику, стоявшему на столике рядом, и налил себе «Лэп Сэнга»в тонкую чашку, украшенную золотисто-зеленым драконом, Поднося ее к губам, он на мгновение помедлил, разглядывая фигурку мифического животного. Эмили назвала его драконом… И когда она это говорила, ее глаза были полны и восхищения, и страсти, и нежного обожания.