— Останься с ней, мама.

Николь дрожащими руками прикрыла рот, все еще переживая ужас. Когда они вернулись в Клейборо, О'Генри по-прежнему был без сознания, он лежал на лошади лицом вниз, а Николь вела ее под уздцы. Она боялась, что он умер.

— Пожалуйста, дорогая, глотните вот этого. Это вас успокоит.

Николь вздрогнула от неожиданности. Герцогиня была свидетелем ее неприличных манер и одежды, такой грязной, и это было отвратительным и неприемлемым. Она готова была убежать и расплакаться, но взяла предлагаемый бокал и выпила что-то очень горькое. Герцогиня-мать успокаивающе погладила ее по спине.

Николь не верила своим глазам: герцогиня не осуждала ее, она проявляла к ней участие.

— Как серьезно избит О'Генри?

— Не знаю! — простонала Николь. — И это все из-за меня!

— Я уверена, что вы преувеличиваете, все будет в порядке.

Герцогиня погладила ее по спине:

— Вы не хотели бы рассказать об этом?

Николь понимала, что ей не следует все рассказывать: этот инцидент не для ушей любой леди, тем более не для герцогини, но она взглянула на Изабель и увидела добрые, теплые, понимающие глаза.

— Я настояла на прогулке верхом без сопровождения. Один из бродяг накинулся на меня! Я уверена, что ускакала бы от него, но О'Генри стал стегать его по спине плеткой! Там были и еще двое, они стащили его с седла и стали избивать. Я испугалась, что они его убьют. Я хлестала их плеткой изо всех сил, и, слава Богу, мой конь встал на дыбы. Он ударил копытами их главаря, чуть не затоптал его, и они убежали.

— О Боже! — вымолвила герцогиня.

Добрые глаза Изабель поощряли Николь на еще большую откровенность.

— Я ужасно все запутала, не правда ли? Мне очень бы хотелось быть хорошей герцогиней, но пока ничего, не получается.

Изабель успокаивающе гладила ее по спине:

— Да, очень может быть, что вашему мужу это не понравится, но, слава Богу, что вы не пострадали.

— Мне очень стыдно, что вам приходится все это выслушивать и видеть меня вот такой, — еле слышно, в полном отчаянии проговорила Николь.

Изабель не могла сдержать улыбки.

— Мое мнение о вас не изменилось. И пусть вас это не беспокоит.

Николь застонала. Изабель взяла Николь за руку и усадила ее на диван, а сама устроилась рядом.

— Моя дорогая, вы думаете, что я к вам не расположена?

— А разве нет?

— Ни в коей мере.

Николь изумилась.

— Напротив, я всегда одобряла ваш брак, я даже абсолютно убеждена, что нет лучшей жены для моего сына, чем вы.

— Вы так считаете? Но почему?

— Вы независимая, не связанная условностями женщина, моя милая, вот почему. В чем-то вы с моим сыном очень похожи, а во многом и отличаетесь. Я очень рассчитываю на то, что со временем все придет в свое полное соответствие, уравновесится.

— Вы рассчитываете? — Николь была искренне поражена.

Изабель гладила ее по руке.

— Вы оба любите деревню и простой образ жизни. Общие интересы имеют очень большое значение. Но Хэдриан слишком большой моралист и к тому же скрытен. Это не всегда идет ему на пользу. Но вы вдвоем очень хорошо поладите.

Николь не верила услышанному.

— Боюсь, что сегодня своим поступком я его изрядно разгневала.

— Пожалуй, с вашей стороны было слишком неосторожно принимать участие в этой драке, — весело сказала Изабель. — Но ни одна душа об этом от меня не узнает.

О'Генри пришел в себя и подробно рассказал обо всем. Герцог был взбешен. Он вернулся в библиотеку и нервно ходил по комнате, потом остановился перед Николь и Изабель, сидевшими на диване.

— Мама, извини, но сегодня не очень хороший день для совместного ужина.

Изабель встала:

— Я понимаю. Будь с ней помягче, Хэдриан. Она много пережила сегодня.

— Это еще что по сравнению с тем, что ей предстоит перенести.

Николь сжалась.

— Будь смелее, — шепнула Изабель, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку.

Перед тем как уйти, она еще раз предупреждающе взглянула на сына.

Комнату заполнила зловещая тишина. Старые напольные часы громко отсчитывали секунды.

— Вы можете объясниться? — спросил он, наконец.

— Я очень сожалею… — промямлила Николь.

— Сожалеете?! Мадам, вас чуть не изнасиловали, и вы говорите, что сожалеете? — Хэдриан негодовал.

Боясь его гнева, она прошептала:

— Мы больше не будем выезжать на проезжие дороги.

Тут Хэдриан взорвался:

— Черта с два вы вообще будете куда-либо ездить верхом!

Она вскочила и, стараясь быть как можно спокойнее, сказала:

— Хэдриан, будьте благоразумны!

— Благоразумным? Зачем мне это нужно, если вы не собираетесь быть благоразумной! Нисколько!

— Я не искала такого приключения!

— Приключения! — закричал он, потеряв над собой контроль. — Только вы, госпожа Жена, можете попытку изнасилования отнести к разряду приключений!

— Я совсем не то имела в виду, — крикнула и она.

Его руки сжались в кулаки.

— Я делал все, что в моих силах, чтобы оградить нас от несчастий и неприятностей, которые вы сами создаете. Но на этот раз — это вне всякого разумения! Наша жизнь подвергалась серьезному риску!

— И я очень об этом сожалею! — крикнула Николь, и слезы градом покатились из глаз.

Но Хэдриан уже не мог остановиться.

— Посмотрите на себя! — орал он в гневе. — Вы похожи на помощника конюха, мальчишку! Боже правый! Вам приходило когда-нибудь в голову, что я должен чувствовать, когда моя жена скачет где попало в облегающей одежде, так что любой мужчина может вообразить ее голой?

В ней уже закипала злость.

— Теперь вы преувеличиваете.

— Я? Вильям мне все рассказал. Вы своим видом вызвали наихудшие желания у этих бродяг. Если бы вы были одеты как полагается, если бы у вас было соответствующее сопровождение, они бы никогда не посмели напасть на вас! Или мне необходимо вам напомнить, что вы герцогиня Клейборо?

Николь наконец высвободила свои руки.

— Нет, нет необходимости напоминать мне, кто и что я сейчас есть. Как мне забыть такое?

— А! Итак, вы сожалеете по этому поводу.

— Да! Я хочу сказать — нет!

— Совершенно ясно, что вы не имеете ни малейшего представления, чего хотите, — закричал он опять. — Точно так же, как вы не имеете представления, какой вред наносит мне ваше бездумное поведение.

Как же больно ранили его слова.

— Теперь, я полагаю, вы скажете мне, что я никогда не должна ездить верхом в мужском седле, что я должна любой ценой, ценой моего собственного удовольствия, поддерживать внешние приличия.

— Да, черт меня подери!

Николь была в ужасе.

— Конечно, вы шутите!

— Поверьте мне, мадам, теперь не до шуток.

— Тогда вы солгали! — в отчаянии крикнула Николь. — Вы сказали мне, что я могу делать, что сочту нужным, и вы мне несколько раз об этом говорили. Я сочла нужным, я захотела ездить верхом таким образом. Я всегда так ездила в Драгморе.

— Это не Драгмор, и вы теперь герцогиня. Проклятье! По всему городу пойдет молва, что у вас есть страсть одеваться мальчиком. Неужели вам хочется постоянно быть в центре всяких отвратительных сплетен света?

— Нет, — сквозь слезы призналась она, — но…

— Никаких «но»! — Хэдриан отпустил ее и отошел, тяжело дыша.

Он до глубины души был потрясен тем, что ее могли изнасиловать или убить. Его всего трясло от страха за жену. Если бы что-нибудь случилось, он никогда бы не простил это ни себе, ни О'Генри, хотя во всем была виновата сама Николь.

Он нервно провел руками по волосам, но успокоиться так и не смог. Он больше всего боялся за себя, что совершит что-нибудь необдуманное, вроде того, что перекинет ее через колено и начнет шлепать до тех пор, пока из нее не получится настоящая леди и разумное существо с вполне приличным поведением.

— С…. с мистером О'Генри все будет хорошо?

— Несомненно, ему нельзя будет вставать с постели неделю или две, но он вполне мог бы и умереть от побоев.