— У тебя есть сейчас время? — кокетливо улыбнулась она.

— Нет!

— Но ты же обещал! — Фелисити обиженно нахмурилась.

— Разве Блейк уже уехал? Я думаю, он с удовольствием покажет тебе все, что ты захочешь. Фелисити немного помолчала.

— Блейк — мужлан, — выговорила она наконец.

— Я слышал сплетни, — Дом улыбнулся, — что, пока мы с Анной были в Шотландии, он повсюду сопровождал тебя.

Фелисити покраснела.

— Он никуда меня не сопровождал. Он повсюду таскался за мной!

Дом рассмеялся.

— Это вовсе не смешно, — надулась Фелисити, — когда тебя преследует человек, который тебе неинтересен.

— Не могу не согласиться с тобой.

— Дом… — умоляюще начала Фелисити.

— Нет, не стоит говорить того, что может смутить тебя или меня.

В ее глазах заблестели слезы.

— Анна — моя жена, и я отношусь к ней с подобающим уважением.

Фелисити покраснела.

— А сейчас, когда мы поняли друг друга, — продол жил Дом, — давай сменим тему разговора. — Он наклонился вперед. — Кто-то покушается на жизнь моей жены. И мне кажется, Фелисити, что это ты.

Дом нахмурился, поглядывая из окна спальни на далекие, теряющиеся в дымке холмы. Он никогда в жизни не бегал за женщинами, но сейчас собирался изменить своим принципам. Он хотел видеть Анну рядом с собой. И не только в постели. Сейчас не время проявлять гордость: они должны объясниться. Впрочем, Дом сомневался, что это поможет сохранить их брак. И все же он попытается.

Доминик повернулся, услышав стук в дверь. Так как Вериг в это время укладывал вещи. Дом сам пошел открывать.

— Входи, мама. — Он выдавил улыбку.

Вериг быстро удалился, и в комнату вошла Кларисса; взгляд ее тут же упал на открытый чемодан, наполовину заполненный одеждой.

— Ты уезжаешь?

— Да.

— И куда ты направляешься? В Лондон?

Он кивнул.

— Ты едешь за Анной?

— Да. — Взгляд Дома стал жестким.

— Но она не желает иметь с тобой ничего общего.

— Правильно. — Дом стиснул зубы. — Но ее желания не имеют значения, не так ли? Как моя жена Анна обязана выполнять мои приказания.

Кларисса побледнела, ее губы дрожали.

— А ты хочешь ее? — В голосе матери Дом отчетливо различил нотку удивления.

— Да, — сказал он твердо, — хочу.

— Она недостаточно хороша для тебя! — вскричала Кларисса.

— Думаю, мне виднее. Кроме того, скорее наоборот — это я недостаточно хорош для Анны.

— Она снова околдовала тебя!

— Достаточно, мама.

Кларисса резко повернулась и, отойдя в сторону, села в кресло.

Дом смотрел на мать. Он не мог не вспомнить о дневнике Филипа. Правда, у него и без того достаточно неприятностей, но сейчас, когда он вернулся в Уэверли Холл, он не мог больше избегать объяснения с Клариссой.

— Мама, я должен поговорить с тобой.

Кларисса, встретив его взгляд, отвела глаза.

— Это очень деликатный вопрос, — начал Дом. — Мой отец…

Она молчала.

— Он ненавидел меня, ненавидел тебя. Он ненавидел всю семью.

— Да.

— Почему?

Кларисса попыталась улыбнуться, но у нее получилась лишь жалкая гримаса.

— Разве ты не догадался?

— Догадался.

— Сожги дневник. Дом. Он полон измышлений слабого, разозленного мужчины.

— Мама… — Дом остановился. Он хотел спросить: «Я действительно его сын?» — но Кларисса встала, глядя на него затуманенными от слез глазами, и Доминик промолчал. Неважно… он немедленно сожжет дневник.

Кларисса все еще смотрела на сына.

Дом знал, что он должен сделать, чтобы успокоить мать. Он быстро подошел к столику около кровати, открыл ящик и достал дневник. Мгновение спустя тетрадь оказалась в камине, и рыжие языки пламени тут же заплясали на красной кожаной обложке.

Кларисса смотрела, как огонь пожирает страницы, а дневник — единственное наследство ее сына — корчится, чернеет и исчезает.

Когда от бумаг осталась лишь кучка золы. Дом повернулся к матери, чувствуя, как ни странно, какое-то волнение. Теперь он никогда не узнает правды! Но ведь он сделал это ради спокойствия матери…

— Спасибо, Доминик, — с благодарностью прошептала Кларисса.

Дом вымученно улыбнулся.

Дом готовился к отъезду. Скоро стемнеет, но он может путешествовать и ночью. Его охватило нетерпение: он жаждал оправдаться перед Анной. Если все будет благополучно, если он сможет преодолеть свою гордость и обиду, через несколько часов они, может быть, уже помирятся.

Выйдя на улицу. Дом пересек дорожку, направляясь к конюшне. Пройдя полуосвещенным коридором, он поднялся по ступенькам к небольшой комнатке.

Дверь открылась, и на пороге появился Вилли.

— Милорд? — сказал он удивленно.

— Я могу войти? Всего на несколько минут.

— В-в чем дело, милорд? — заволновался конюх, отступая назад.

— Что ты обнаружил?

Вилли расслабился, так как явно ожидал чего-то другого, возможно, взбучки. Дома на мгновение заинтересовало, что же скрывает его старший конюх.

— Милорд, Фелисити Рид не заходила в конюшню в тот день.

— Ты уверен?

— Если бы она оказалась здесь, ее бы обязательно заметили: женщина, подобная леди Фелисити, едва ли могла проскользнуть незамеченной.

Вилли прав, если, конечно, Фелисити не изменила свою внешность. Но у нее вряд ли нашлось время дважды поменять одежду — или потребовался бы сообщник.

— Кто еще был тогда в конюшне?

— Герцог совершил конную прогулку в то утро.

Дом махнул рукой. Его деда можно было смело исключить из числа подозреваемых: он слишком сильно любил Анну

— Леди Кларисса просила оседлать ей лошадь.

Дом замер, мгновенно вспомнив, как сильно его мать не любила Анну

— Вдовствующая маркиза катается на лошади ровно восемь часов утра три раза в неделю, — сказал Вилли. — Уверяет, что это полезно для фигуры. Она придерживается подобного распорядка уже много лет.

Дом успокоился. Его мать просто неспособна на такие подлые поступки, тем более против Анны.

— Кто-то еще должен был заходить в конюшню, — твердо сказал Дом.

— Да, сэр, — Вилли посмотрел ему в глаза. — Вы правы, кое-кто был здесь, и его видели трое конюхов.

— Говори.

— Милорд, в тот день Патрик Коллинз также посетив конюшню.

Анна чувствовала себя измученной. В ту первую ночь в Рутерфорд Хауз она спала плохо, слишком встревоженная мыслями о таинственном враге и о предательстве Дома. В каждом завывании ветра и потрескивании стен ей чудились голоса привидений и призраков, во сне являлись какие-то люди со страшным обликом, с изуверскими, сумасшедшими лицами. К несчастью, среди них был и Дом.

Белла еще не вернулась, как и следовало ожидать, учитывая, что она отправилась в Уэверли Холл прошлым вечером, но Калдвел лично принес Анне в постель горячий шоколад и газету. Одна из служанок вызвалась подменить Беллу и раскладывала утреннее платье Анны. Лежа в постели, Анна маленькими глотками пила шоколад, чувствуя себя слишком слабой, чтобы встать. Хотя она собиралась утром найти адвоката, сейчас ей не хотелось браться ни за эту, ни за любую другую работу.

Анна услышала скрип открываемой двери и, подняв глаза, увидела Дома.

— Здравствуй, Анна.

Она опрокинула чашку, и на покрывале растеклось коричневое пятно.

— Дом!

Он смотрел на нее так, словно пытался прочесть и понять самое сокровенное в ее душе.

Сердце Анны билось, словно загнанная птица; ее переполняли гнев и отчаяние.

— Что ты здесь делаешь?

— Я проехал половину Англии, — его голос был убийственно серьезным, — чтобы поговорить с тобой.

И только тут Анна поняла, что находится в очень невыгодном положении: она все еще почти раздетая лежит в кровати. Вспыхнув, Анна быстро поднялась, избегая взгляда мужа, натянула халат и лишь затем повернулась к Дому.

— Убирайся!

Дом как будто не слышал ее «просьбы». Он повернулся к служанке.