— Здравствуйте, товарищи!

В ответ раздался нестройный хор голосов. Бесстрашные, готовые идти на боль и смерть в самую глотку дьявола солдаты, оказались побеждены маленькой девушкой.

— Не поможете выгрузить груз, только осторожно, там радиостанция и медикаменты.

Из грузового отсека, мешки вынесли очень осторожно, несмотря на тяжесть. И понесли в сторону плотов. Конфуз вышел только с последним мешком. Боец попытался вытащить его и не смог. Когда он позвал товарища, и они вдвоем еле подняли увесистую поклажу, он поинтересовался:

— А это что, тут такое, как будто мешок кирпичей натолкали, — на вопрос ответил летчик.

— Тут патроны 14,5 мм, специально передали для какого-то Степана, 2000 штук, отсюда и тяжесть.

— А, тогда понятно, если для Степана, то ладно, ему это действительно надо, а то у немчуры не достанешь.

— А для чего они этому самому Степану нужны, — заинтригованно поинтересовалась девушка.

— Да он со своей ПТРС самолеты наловчился снимать, один патрон, один юнкерс. Заменяет нам ПВО.

Удивленные подобным талантом, гости шли за своими проводниками. Сначала их долго везли на каком-то небольшом полугусеничном транспорте, видимо, из трофеев, по дремучему бескрайнему лесу. Потом перегрузили в маленькие плоскодонные лодки. И также долго везли по еще более бескрайнему болоту. В месте назначения гостей встречал среднего роста, плотный, гладко выбритый (для разнообразия) мужчина:

— Разрешите представиться, товарищи, полковник Орлов Михаил Фёдорович, командир партизанского отряда «За Сталина!».

— Лейтенант Титаренко, пилот, — тут же вытянулся летчик.

— Младший сержант Воскресенская Надежда, — вскинула руку к пилотке девушка, — переведена к вам для дальнейшего несения службы в качестве радиста.

Полковник посмотрел на вновь прибывших, и сильно-сильно пожелал, чтобы было наоборот. То есть девушка была пилотом, и по-быстрому свалила отсюда, лейтенанта он с удовольствием оставил бы. И дело было не каком-либо мужском шовинизме, девушку было просто жалко. Особенно учитывая специфику работы радистов в партизанских отрядах. Пеленгаторы у немцев работали весьма исправно. И если посылать войска для отлова радистов немцы опасались, то вот нанести бомбовый удар по вывяленным координатам, или вдарить по площадям из гаубиц вполне могли. Поэтому приходилось уходить от лагеря довольно далеко, и уже оттуда передавать сообщения. Радистов, конечно, защищали, но случалось всякое, и смертность среди эфирного войска была довольно велика. И использовать хрупкое создание для таскания тяжеленной радиостанции по белорусским лесам, это не то, что можно назвать хорошим времяпрепровождением. Поэтому грустно посмотрев на младшего сержанта, Орлов просто махнул рукой приглашая следовать за ним.

Сказать, что гости были поражены, это значит, ничего не сказать. Перед вылетом девушка представляла себе партизанский быт, как жизнь в шалашах, в крайнем случае, в тесных сырых землянках. Она готовилась превозмогать, класть, так сказать, жизнь на алтарь борьбы с беспощадным врагом. А тут, подземный дворец с уютными кубриками, пусть и не на каждого, а по десять человек, но все же очень удобными. Ко всему этому тут имелись склады полные продуктов и оружия, столовые, бани, и, о боже мой, спортзалы. Таких условий она не видела даже на базе подготовки, где их обучали основам выживания и ведения боевых действий в тылу врага. Холодные, казармы с затхлым воздухом и ветхим бельем на панцирных кроватях, никакого отопления, замерзшая вода в бочках, для умывания. И это считалось нормальным, это должно было подготовить отряд девушек-радисток ко всему. Но к такому она готова не была. Откормленные бородатые ряхи партизан, вызывали оторопь, а практически армейская железная дисциплина поражала воображение. Теперь становилось понятно, почему инструктора говорили, что ее посылают в особенный, очень героический отряд, который уже несколько месяцев сыплет крупный, алмазный песок в механизм военной машины третьего Рейха. Она, конечно, едет, но с болью и скрипом.

Надю, к ее удивлению, поселили отдельно. Но, вот только ее комната больше напоминала склад радиоаппаратуры. Собственно она им и была. Трофейных радиостанций было полно, и не только станций. Во время рейдов, иногда, попадались и автомобили пеленгаторы. Так вот оборудование аккуратно демонтировалось и складывалось на тот же склад. А когда появился радист, на склад поставили рабочий стол, тумбочку и складную трофейную немецкую кровать. И в обязанности радистки, помимо всего прочего, входил и разбор всего того хлама, и, желательно, переделка трофейных радиостанций в радиоприемники. Ей под начало даже выделили троих подчиненных, из числа тех, что до войны увлекались радиоделом. Они понимали в радиоаппаратуре намного больше, чем старшекурсница физтеха, которой и являлась Надя Воскресенская. Но вот разобраться в маркировках радиодеталей на немецком языке, они самостоятельно не могли, а ведь у них были трофейные справочники и руководства. Надя же, благодаря отцу-дипломату, знала немецкий в совершенстве. А значит, в ее обязанности входило и прослушивание эфира. Ну, или перевод записей, что делали ее помощники, когда она отдыхала.

Но, не смотря на трудности, сейчас ее жизнь была намного более полной и интересной. Она абсолютно не жалела, что променяла свою спокойную и сытую жизнь дочки партийного функционера высшего звена, на тесноту своего склада аппаратуры, и тяжелую и изматывающую работу. Она воспитывалась в строгих традициях большевизма, и мечтала о большой и нужной работе на благо страны, а ей доставались только великосветские приемы в компании родителей, или общение с откосившими от фронта детьми партработников. Она не понимала, это вообще было возможно, когда дети самого Сталина были на фронте. Сыновья Молотова, Микояна, Орджоникидзе, Хрущева и многих других, воевали и погибали, а эти мажоры, отмазались тем, что им надо доучиваться и они являются «золотыми» мозгами страны, и поэтому на фронте от них толку меньше, чем они делают в тылу. Если бы это было так, то Надя бы все поняла, кому-то же надо конструировать и производить новую технику и оружие, но эти уроды просто прожигали жизнь, постоянным пьянством и кутежами. Сама она так не мгла и не хотела.

Последней каплей стала попытка родителей свести ее с «хорошим мальчиком» из правильной семьи, для последующего замужества. Этого «мальчика», она очень хорошо знала. Он был большим любителем вечеринок и женщин. Обычно появлялся в компании двух-трех подружек, причем каждый раз разных. Зато папа у него был крупным деятелем в наркомате образования. И через него можно было «правильным» людям делать «железную бронь» от мобилизации. Поэтому она написала заявление на курсы радистов в НКВД, этой организации ее папа очень боялся, а значит, воспрепятствовать не сможет. Когда пришла повестка о прибытии на сборный пункт, Надя собрала маленький чемоданчик, и отправилась навстречу приключениям. Она даже не догадывалась какие «приключения» ее ожидают. Потом был краткий курс молодого бойца, и два месяца жесточайшей дрессировки, по-другому она этот ужас назвать не могла. И теперь, вот, реальная работа. А впереди ее ждали боевые выходы, с реальной опасностью не вернуться. И для такого случая у нее имелся маленький браунинг, подарок отца на восемнадцатилетние. Он сказал, что молодой девушке, в наше время, надо уметь защитить свою жизнь и честь. А сейчас, засыпая на своей жесткой походной кровати, Надежда думала, сможет ли она прервать свою молодую жизнь, чтобы не достаться врагу. Ей очень бы хотелось, если случится такой крайний случай, чтобы рука не дрогнула.

Пока все ждали самолет, и занимались приемом гостей, Степан занимался охотой. У него оставались жалкие полторы сотни убийств до повышения, а он все никак не мог их набрать. В последнее время его на полную катушку использовали в качестве посыльного, проводника, консультанта, в разных ролях, вот только в бой почему-то не пускали. Скорее всего, командир опасался смерти уникального бойца от шальной пули, и поэтому берег его. На свободную охоту парень буквально сбежал. Но камни душ высокого качества сами себя не добудут. Поэтому он и караулил офицеров на дорогах или в городках. Сильно пугать он никого не хотел, поэтому постоянно перемещался. Работал он с помощью своей новой винтовки СВТ-40, которую «честно» уворовал на складе оружия особого отдела. Она привлекла его тем, что на нее был прикручен один из первых советских глушителей**. После доводки всех деталей винтовки до второй ступени улучшения, а также всех патронов к ней, это было просто чудо, а не винтовка. После всех улучшений, винтовка могла бить не на 100 метров (с глушителем), а на все 400.