— Вот видишь, твой новый друг умеет быть благодарным, — сказал рак ошеломлённому Лоппи. — Отныне можешь приходить сюда каждое утро и набивать свою котомку. Знай повторяй: „Рыбка — в сумку!“ Я сдержу обещание. Раз ты был добр ко мне, значит, и я отплачу добром, А ещё чего пожелаешь, позови меня на такой вот серьёзный манер:
Я откликнусь и посмотрю, чем смогу помочь. Напоследок один дружеский совет: если хочешь, чтобы в доме твоём царил мир, попридержи язык и не рассказывай жене о том, что с тобой сегодня приключилось.
— Постараюсь, господин волшебник, — обещал дровосек.
Взяв рака, он осторожно опустил его в воду, и через мгновение тот скрылся из вида.
Гордый и счастливый, Лоппи спешил домой. Спала с души тяжесть, и ноги, казалось, сами несли его по дороге. Едва войдя в хижину, он тут же развязал суму и… Первой выскочила великолепная щука в метр длиной, за ней последовал огромный золотистый карп, взвились в воздух и шлёпнулись на пол два отменных линя, а потом валом повалила треска. Такого богатства даже на Ревельском рынке ещё поискать надо. Понятно, что Мазикас радостно вскрикнула и бросилась на шею Лоппи.
— Муженёк… дорогой мой… самый любимый, — приговаривала она. — Теперь понимаешь, как была права твоя маленькая жёнушка, когда заставила тебя спозаранку отправиться на поиски счастья. В другой раз, смотри же, слушайся меня. Рыба — на загляденье! А сейчас ступай в огород, принеси чесноку да луку, после сбегай в лес, набери грибов. Я сварю тебе королевскую уху, да что там — сам император такой не отведывал! На второе отварим карпа. Эх, и закатим же пир…
Действительно, обед прошёл весело, Мазикас во всём старалась угодить мужу. Лоппи даже почудилось, что у них снова настал медовый месяц. Увы, уже на следующий день, а именно в понедельник, вновь принесённая рыба не вызвала у Мазикас восторга. На четвёртый же день супруга скорчила гримасу, а в воскресенье разразилась бранью:
— Ты что, решил устроить в доме монастырь? Я что тебе — монашка, раз ты решил уморить меня бесконечным великим постом? Этой безвкусной рыбёшкой? От одного её вида у меня крутит в желудке.
— Чего же тебе угодно? — воскликнул верный муж, он-то хорошо помнил недавний голод.
— Ничего, кроме того, что есть на столе в любой нормальной крестьянской семье. Суп да кусочек жареной свинины — вот и всё, что мне нужно для счастья. Такая малость…
„А ведь верно, — подумал дровосек, — рыба из пруда немного пресновата, а для больного желудка самое лучшее лекарство — добрый ломоть свининки. Но окажет ли мне волшебник эту милость?“
На следующее утро, с рассветом помчался Лоппи на пруд и позвал своего благодетеля:
Тут же высунулась из воды здоровенная клешня, потом другая, а затем и голова с выпученными глазами появилась.
— Зачем пожаловал, братец? — проскрежетал хорошо знакомый голос.
— Мне самому ничего не надо. Чего мне ещё желать? А вот у моей супруги больной желудок, и он не принимает больше рыбы. Ей бы супчику или свининки…
— Что ж, если это сделает твою супругу счастливой, я помогу ей, — сказал рак. — В час обеда постучи трижды мизинцем по столу и всякий раз приговаривай: „Суп и жаркое — на стол!“ Будь спокоен, тебя обслужат. Но берегись: желания твоей жены могут возрасти. Не подчиняйся им. Покаешься, да будет поздно.
— Постараюсь, — пообещал Лоппи с тяжёлым вздохом.
В назначенное время обед появился на столе. Мазикас расплылась от радости. Она вела себя с мужем точно кроткая овечка и ластилась к нему словно голубка. Целую неделю царило спокойствие. Но потом горизонт опять затуманился, и новая буря разразилась над головой невиновного Лоппи.
— Долго ещё продолжаться этой пытке? Ты решил, до смерти напичкать меня жирным пойлом и мерзким салом? Мне не выдержать такого жестокого обращения.
— Чего же ты хочешь, любовь, моя? — спросил Лоппи.
— Хочу простой обед — жареного гуся да сладкого пирога на десерт.
Что на это скажешь? Хотя, понятно, много чего можно было сказать, но Лоппи боялся нарушить мир в семье. Жене стоило взглянуть на Лоппи, и душа у него уходила в пятки, Когда любишь, слабеешь душой…
В ту ночь бедняга не сомкнул глаз. Рано утром отправился на пруд и долго шагал там по берегу. Сердце его сжимала тревога. Если волшебник сочтёт просьбу нескромной, что тогда делать?.. Наконец Лоппи собрался с духом и выкрикнул:
— Зачем пожаловал, братец? — раздался голос, от которого дровосек вздрогнул.
— Мне-то ничего не надо. Чего мне ещё желать? А вот моя жена не может больше есть ни суп, ни свинину. Ей бы чего полегче, к примеру, гуся жареного да пирога сладкого.
— И только? Что ж, попробуем ещё разок её ублаготворить. Возвращайся домой, братец, и не бегай ко мне всякий раз, как твоя жена пожелает переменить меню. Пусть заказывает чего хочет: стол — слуга надёжный и подчинится ей.
Сказано — сделано. Вернувшись домой, дровосек обнаружил уже накрытый стол. Стояли там оловянные кружки и тарелки, лежали железные ложки и вилки с тремя зубцами. Нечего сказать, волшебник размахнулся: подал и жареного гуся, и картофель, и подливку, и вкуснейший пудинг с черносливом. Не позабыл даже бутылку с анисовой настойкой — для оживления трапезы. И на этот раз Лоппи подумал, что беды его кончились.
Ох, не следовало бы ему выставлять напоказ перед женой свои возможности… У Мазикас достало ума, чтобы понять — за этим чудесным изобилием скрывается волшебная сила. И однажды она принялась настойчиво расспрашивать, что за добрый дух взял их под своё покровительство? Лоппи попытался было промолчать, но разве можно устоять перед нежной и любящей женой?
Мазикас поклялась сохранить драгоценную тайну, И сдержала слово, что, впрочем, было нетрудно — вокруг на десять вёрст никто не жил. Но если секрет она хранила, то и забывать о нём не собиралась.
Однажды вечером Мазикас пребывала в отличном настроении. Муж не мог на неё нарадоваться. Тут-то она его и прихватила.
— Лоппи, дорогой мой, тебе повезло, это верно. Но ты даже не представляешь, как извлечь пользу из своей удачи. И о своей маленькой жёнушке совсем не думаешь. Да, обедаю я под стать принцессе, но ведь одеваюсь точно нищенка. Неужели я настолько стара и уродлива, что ты позволяешь мне ходить в отрепьях? Я говорю это не из кокетства, дорогой. Только один мужчина занимает моё сердце… Однако должна же я иметь одежды, достойные дамы. Не говори, что не сможешь помочь, — добавила она с обезоруживающей улыбкой. — Я-то знаю, что волшебник всегда рад услужить тебе. Так неужели ты откажешь мне в самой скромной просьбе, мне, которая только ради тебя и живёт?
Если женщина просит о нарядах, чтобы блистать в них перед мужем, то сможет ли он проявить жестокость? Лоппи не был извергом. И в глубине души сознавал, что Мазикас права. Со стороны поглядеть, сидят они за столом в своих нищенских обносках и, словно воры, уплетают краденую пищу. Как славно бы выглядел стол с прекрасно одетой хозяйкой во главе!
Однако, сколь ни справедливы были рассуждения Лоппи, всё же по дороге к пруду он загрустил и начал опасаться, что слишком далеко заходит. Не без страха воззвал дровосек к благодетелю:
