Но британские светила палеоантропологии по-прежнему не были впечатлены этими достижениями, по крайней мере до тех пор, пока в 1947 году Южную Африку не посетила восходящая звезда их дисциплины, профессор анатомии Оксфордского университета Уилфрид Ле Грос Кларк. Сначала он скептически относился к доводам Брума, но тому удалось довольно быстро его переубедить. Вернувшись в Англию, Кларк успешно доказал своим коллегам (кроме анатома Солли Цукермана, бывшего по иронии судьбы выходцем из ЮАР), что австралопитеки на самом деле являлись ранними гоминидами. Однако единственное исключение оказалось достаточно существенным. Цукерман, который использовал свои знания по человеческой анатомии в основном для разработки бомб, позволявших как можно быстрее и эффективнее разрывать людей на кусочки, много лет работал научным консультантом британского правительства. Когда в 1960-х годах я пришел в палеоантропологию, она еще не отошла от губительного влияния Солли Цукермана.

Сам Кларк был интересной фигурой и одним из немногих анатомов, занимавшихся пароантропологией, которых интересовало не только то, чем они занимались, но и как именно они это делали. Кларк понимал, что, анализируя ископаемые останки, анатом считал себя обязанным дать полную характеристику вида, с которым он имел дело, а уже затем выявить его взаимосвязь с другими видами.

Тем не менее для этой проблемы Кларк предлагал решение, лежащее исключительно в плоскости анатомии. Он считал, что аналитик не должен излишне увлекаться индивидуальными характеристиками того или иного ископаемого объекта, но вместо этого обязан рассматривать его «общий морфологический паттерн». Это звучало бы очень разумно, если бы хоть кто-то во времена Кларка (да если уж на то пошло, и в наше время) знал, что этот паттерн означает. В понятии общего морфологического паттерна нет ни одного признака, который можно охарактеризовать, рассчитать или сравнить с чем-то еще. На практике морфологический паттерн сводится к общему впечатлению, которое находка производит на исследователя. Но анатомия всегда придерживалась подобного modus operandi — оставить экспертам лишь их собственное мнение и дать возможность описывать его с высоты научного авторитета.

Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека - i_012.jpg

Еще четыре человеческие окаменелости. Слева сверху, череп ребенка из Таунга, ЮАР, принадлежащий виду Australopithecus africanus. Справа сверху, череп взрослого A. Transvaalensis из Стеркфонтейна, ЮАР. Слева снизу, череп XII из Чжоукоудяня, Китай, принадлежащий виду Homo erectus. Справа снизу, часть черепа Paranthropus robustus из Сварткранса, ЮАР. В масштабе. Иллюстрации Дона Макгрэнэгана. Рисунок снизу слева выполнен Дианой Саллес

Разумеется, к концу 1940-х годов подобные субъективные суждения продвинули палеоантроплогию (и палеонтологию в целом) далеко вперед. Новые находки в Стеркфонтейне быстро укрепили Брума в мнении о том, что перед ним были останки «древнего человека, лишь немногим более примитивного, чем питекантроп». Более того, в расположенном поблизости Сварткрансе обнаружилось еще больше костей массивных парантропов, которых Брум в честь их крупных зубов окрестил Paranthropus crassidens. К 1949 году в Сварткрансе нашли несколько челюстей гоминидов более легкого сложения. Брум и его коллега Джон Робинсон назвали их древних обладателей Telanthropus capensis («людьми с мыса») и предположили, что этот новый род может означать «непосредственный переход от человекообразных обезьян к истинному человеку», так как он, предположительно, жил раньше европейского Homo heidelbergensis.

Новые окаменелости, виды и названия в буквальном смысле вырастали как грибы в известняковых пещерах вокруг Йоханнесбурга, и вскоре сам Дарт заинтересовался останками, найденными в шахте в районе Макапансгат к северу от города. Проведенная в 1946-1947 годах проверка показала, что отвалы горных пород, оставшиеся после добычи известняка, содержали фрагментарные останки нескольких гоминидов с более изящным строением тела. Дарт назвал их Australopithecus prometheus, так как по ошибке посчитал, что почернение многих костей означает следы огня. Более того, он пошел еще дальше. Сломанные кости австралопитеков и других млекопитающих напомнили ему раздробленные черепа из Чжоукоудяня, которые Вайденрайх считал остатками каннибалистических пиршеств. И тут Дарт отдался на волю воображения. По его мнению, обломки костей были свидетельством того, что на этом месте австралопитеки убивали, разделывали и готовили себе подобных. Он приписал австралопитам «остеодонтокератическую» (то есть основанную на костях, зубах и рогах) культуру, в которой эти материалы использовались для создания орудий (костяных топоров, пил из зубов и ножей с лезвиями из рога). Для австралопитеков, видимо, уже были характерны некоторые базовые принципы человеческой природы, так как «хотя человечество и дополнило остеодонтокератическую культуру с ее физиологической направленностью камнем и металлом, мы так и не сумели полностью освободиться... от влияния костей, зубов и рогов». В этот момент и родился образ, перенесенный Робертом Ардри на страницы книги, а Стэнли Кубриком — на киноэкран; образ древних гоминидов как размахивающих дубинами «убийц и пожирателей плоти» (по мнению Дарта), чья неукротимая жестокость «залила первые страницы истории человечества кровью и яростью».

У этого сценария есть только один недостаток: в нем нет ничего, кроме драматичной фантазии. При ближайшем рассмотрении следы огня исчезают, кости оказываются сломанными в результате естественных процессов, а наиболее правдоподобным объяснением для концентрации костей в Макапансгате является деятельность дикобразов, которые иногда питаются падалью и могли затаскивать кости мертвых гоминидов в свои гнезда. На самом деле гоминиды вряд ли могли быть кровожадными убийцами. Это были небольшие и в основном беззащитные существа с короткими зубами, куда чаще сами становившиеся жертвами хищников, вероятно в основном леопардов, что доказывает череп молодого австралопитека из Сварткранса с двумя аккуратными круглыми дырочками — как раз такими, которые могли оставить нижние клыки крупной кошки.

За пределами Африки

Новые теории появлялись и исчезали, но окаменелости оставались неизменными. Благодаря находкам, сделанным в Южной Африке, к середине XX века палеонтологическая летопись человечества начала принимать ту форму, которая существует и по сей день. Ранние двуногие с небольшим объемом мозга и крупными лицами проживали в Африке в эпоху плиоцена. Китайские и яванские формы, превышавшие их по росту и размеру мозга, развились позднее. Обладавшие крупным мозгом неандертальцы (и жившие чуть ранее обладатели черепов, найденных в английском Суонскомбе и немецком Штайнхайме) сосуществовали в Европе с первыми современными людьми. Правда, вскоре на ближайшем к современности конце этой временной шкалы обнаружились неясности. В начале 1930-х годов английский археологом Дороти Гаррод было найдено некоторое количество ископаемых останков гоминидов в пещерах Схул и Табун, расположенных рядом друг с другом на обращенной к морю стороне горы Кармель, в то время принадлежавшей Палестине. Обе пещеры сформировались в период последнего межледниковья, и в обеих были обнаружены каменные орудия культур ллевалуа и мустье, аналогичные тем, которые примерно в то же время производились неандертальцами в Европе. Женский скелет и фрагмент массивной челюсти из пещеры Табун выглядели вполне по-неандертальски, но вот несколько гоминидов из захоронения в Схуле имели совершенно иной внешний вид. Их черепные коробки были более высокими и округлыми, чем у неандертальцев, они имели уникальную структуру надбровных дуг, а их лица, хотя и вытянутые вперед, не имели типичной для неандертальцев раздутой средней части.

Гоминиды из обеих пещер были описаны в 1939 году антропологом из Беркли Теодором Маккауном совместно с анатомом сэром Артуром Китом. Из их совершенно противоречивых выводов очевидно, что оба ученых по-разному оценивали находки, но в конце концов сошлись на их принадлежности к одному весьма вариативному виду, которому они дали имя Palaeoanthropus palestinensis. Забираясь все дальше и дальше в дебри собственных рассуждений, они заявляли, что совершенно невероятная степень вариативности кармельской популяции могла объясняться «эволюционной агонией», в ходе которой «генетический состав гоминидов оставался нестабильным и пластичным». В качестве еще одного объяснения предлагалась «гибридность, то есть слияние двух отличных друг от друга народностей или рас». Эти две версии до сих пор остаются основными при обсуждении гоминидов из Схула (и иногда из Табуна). Однако расхождения во мнении между Маккауном и Китом подтверждают, как важно учитывать при анализе окаменелостей и другие факторы, помимо анатомических (в данном случае в роли таких факторов выступили каменные орудия). Казалось бы, ученые должны были усвоить этот важный урок, однако многие палеоантропологи до сих пор о нем забывают.