— Сколько можно-то?.. — сердито бубнил Ал, возвращаясь в казарму после очередной побудки. — Можно подумать, к войне нас готовит.

— Неймется ему, морту белобрысому… — со стоном подхватывал Най, предварительно оглянувшись, чтобы убедиться в отсутствии Атиуса.

Едва воины успевали отогреться в тепле и задремать, наступало время просыпаться. Маг безжалостно поднимал отряд задолго до ухода Ночной волчицы. Общая пробежка, завтрак, потом одни заступали на дежурство в шахтах, другие только возвращались с него. Вечером — обязательная для всех воинская тренировка и ужин. После такого насыщенного дня ребят не тянуло в трактир. Добравшись до казармы, они падали на топчаны и засыпали, чтобы посреди ночи снова подскочить по учебной тревоге.

Мы целый день проводили на антимагических тренировках, прерываясь только на обед. Теперь Атиус давал каждому отдельное задание. Он считал Ная слабейшим из нас троих, да еще и невзлюбил за трусливое поведение в Безымянных землях, поэтому парню доставалось больше всех. Маг «баловал» его мощными стихийными заклятиями, то поливая огнем, то сбивая с ног ураганным ветром, а то и вовсе с головой закапывая в сугроб.

Я, как и говорил командир, перешла на следующую ступень обучения. Теперь Атиус поручал мне работать с амулетами, талисманами и прочими намагиченными предметами. Не знаю уж, где он брал столько этих штук — то ли сам изготавливал, то ли покупал у местных, но каждый раз это было что-то новенькое, наполненное самыми неожиданными чарами. Иногда мне легко удавалось разрушить волшбу, но чаще приходилось долго трудиться. Однажды очередная магическая штуковина чуть не покалечила меня: безобидная на вид кроличья лапка, какие обычно носят в кармане на удачу, оказалась мощнейшим амулетом, отталкивающим любого чужака. Не отдерни я руку вовремя — осталась бы без пальцев.

Ал тоже обучался работе с магическими предметами. Для начала Атиус давал ему лишь слабенькие талисманы, но и с ними у моего друга не ладилось. Никак у него не получалось почувствовать токи волшбы, вытянуть из предмета информацию. Погрузившись в раш-и, бедняга часами сидел в компании очередного талисмана, но в итоге оба оставались «при своих»: магическая вещица продолжала работать, Ал же не продвигался в изысканиях ни на дюйм. Все мои порывы помочь другу строго пресекались Атиусом, который требовал от каждого из нас самостоятельности. Неизвестно, как волшебник узнавал о моей помощи, ведь все время он проводил на улице, муштруя Ная. Но Ал не падал духом: вечером, от души выругавшись под нос, возвращал командиру талисман, а с утра снова принимался корпеть в попытках разрушить его чары.

Наши с Алом занятия проходили в казарме.

— Хорошо вам, — злобствовал после тренировок Най, рассматривая то очередную подпалину на куртке, то промокшую от водного заклинания обувь, — сидите себе над игрушками, руками водите, в тепле, в уюте. А я как проклятый по сугробам лазаю…

— А надо было лучше учиться антимагии, — важно отвечал мой друг. — Да и то сказать, куда тебе с волшебными предметами работать, если ты даже экзамен на сообразительность сдать не сумел, уделала тебя эльфийка.

При этом Ал не спешил ни признаваться в собственных неудачах, ни упоминать, что на последнем экзамене ушастая и его обвела вокруг пальца. Обычно после этих слов Най вспыхивал и принимался костерить Ала на чем Вирл стоит, тот же только ухмылялся.

Я не вмешивалась в их перепалки, и все старания друга рассмешить меня пропадали даром. Как я ни пыталась выбросить из головы картину гибели Дея, она снова и снова возвращалась в мое сознание. Я физически изматывала себя на воинских тренировках, а на антимагических — все глубже погружалась в раш-и, благодаря этому делая успехи, которым радовался Атиус. Но стоило мне освободиться, как снова перед внутренним взором вставал образ черноволосого мальчишки. Опять я переживала один и тот же момент: вот Дей балансирует на краю пропасти, вот делает шаг вперед, вот порыв ветра толкает его в грудь, и он летит вниз, к верной гибели. И есть в этом что-то неправильное, лживое. И этот ужас в зеленых глазах… его взгляд преследовал меня в каждом сне, словно Дей хотел дотянуться до меня из Альгебара — или куда уходят эльфы? — что-то сказать мне оттуда, из посмертия. А я не могла понять! Только чувствовала: пока не пойму, откуда берется это гложущее ощущение неправильности, не видать мне покоя.

Наверное, я так и осталась бы жить с этим грузом на сердце, гадая, чего хочет от меня душа Дея, но случилось по-другому.

Это произошло в начале весны, когда ночи стали чуть короче, а дни — длиннее, когда морозы еще не ушли, но уже немного ослабили ледяные объятия, и лучи Атика в полдень слегка подтапливали шапки снега на крышах, отчего дома украсились длинными сосульками. «Скорее бы уже протаял десидов перевал, — бурчал Най, — выбраться бы из этой мерзкой дыры». Ал подшучивал над ним, но как-то вяло: ведь мечта о возвращении в Арвалийскую империю занимала умы всех воинов.

Наши тренировки проходили как обычно. Мой друг все же научился справляться с магией талисманов и перешел к простеньким амулетам. Мне же Атиус все усложнял задания. Каждое утро он выдавал нам новые зачарованные предметы и уходил гонять Ная заклинаниями. Возвращаясь вечером, маг забирал «обезвреженные» вещицы и тщательно проверял их на наличие магии.

В тот день все начиналось, как всегда. Командир протянул Алу маленькую фигурку оленя, грубо вытесанную из дерева, а мне — серебряный медальон на тонкой витой цепочке. Круглая, не больше ногтя величиной, пластина была покрыта непонятными символами, в середине поблескивал крошечный красный камешек.

— Занимайтесь, — бросил Атиус и, обращаясь к Наю, добавил: — А ты ступай на улицу, сегодня отрабатываем сопротивление големам. Помнится, ты с ними справлялся только благодаря товарищам.

Мы остались вдвоем. Покрутив в руках статуэтку, Ал положил ее перед собой, сделал глубокий вдох и погрузился в раш-и. Я внимательно всматривалась в амулет, лежащий на ладони. Серебро пластины почернело от времени, цепочка змеей обвивала мое запястье, красный камень недобро поблескивал, напоминая налитый кровью глаз какого-то маленького, но очень злобного зверька. Не нравилась мне эта штука.

Я сконцентрировалась, потянулась сознанием к медальону, осторожно коснулась, пытаясь понять, какая магия наполняет его. Он не отзывался. Не было пульсации волшбы, в сознании не возникало картин, показывающих, как создавался амулет, — ничего, полная тишина. Я сделала несколько попыток проникнуть в сущность этой вещицы — бесполезно. Время шло, внимание, не получая пищи, рассеивалось против моей воли — я была близка к выходу из состояния концентрации. Может быть, медальон пуст, он всего лишь обычное украшение? Может, именно в том, чтобы определить это, и заключается задание? Находясь на грани раш-и и реальности, я еще раз мысленно коснулась серебряного диска…

И тут что-то полыхнуло в сознании, вокруг встала стена черного пламени, отрезая все пути к отступлению. Я не могла ни вернуться в действительность, ни провалиться в спасительное равновесие раш-и. Не было ничего, лишь черное огненное безумие, пожиравшее мой разум… душу… меня саму. Я задыхалась в нем, сгорала, из последних сил пытаясь приказать руке выпустить амулет или заставить онемевшие губы вытолкнуть крик о помощи. Но тело не слушалось, а сознание угасало. Огонь стремительно уничтожал мою сущность, тогда как для всякого стороннего наблюдателя я продолжала спокойно сидеть на топчане, внимательно глядя на медальон. Понимая, что еще мгновение — и от меня останется пустая выжженная оболочка, я решительно шагнула в бушующее пламя. Это мысленное движение стоило мне последних сил. Жадные языки схватили меня и поволокли в бесконечную темную пустоту…

— Мара! Мара! — В окружавшую меня мягкую черную бездну ворвался чей-то далекий голос. — Мара, ты слышишь? Очнись.

Боль. Сначала слабая, потом все сильнее, наконец резкая, обжигающая лицо, она стала моим спасением. Я медленно поднималась из неведомых глубин затянувшего меня небытия, всплывала, словно из омута. И вместе с дыханием ко мне возвращалась моя жизнь. Она возникала в памяти целыми картинами, которые начинались с самого детства, наслаивались друг на друга, приближались ко дню сегодняшнему. Вот мой отец — великий воин Вархард, огромный как гора. Он наклоняется ко мне, маленькой, подхватывает на руки, смеется.