Глава 10

Мара

Они были где-то рядом. Они. Невидимые смотрели на меня, ловили взглядами каждое движение. Ждали. Чего? Оплошности, срыва, страха? Они молчали, но говорили со мной. Я не понимала ни слова, да слов и не было. Я не слышала ни звука, но знала: они говорят. Ощущала кожей. Они пели. И эта песня, холодная, беззвучная, но оглушительная, убивала мою душу. Они убивали…

Больше не в силах выдерживать леденящий ужас, я во все горло заорала, дернулась, вырываясь из невидимых скользких лап… и проснулась, обнаружив себя упирающейся носом в доски палубы. Над головой раскачивался гамак, из которого я выпала во сне.

— Приснится же такое, — пробормотала я, с облегчением ощущая, что страх исчез, а вместе с ним и тошнота, мучившая меня столько дней.

Я поднялась и вышла на верхнюю палубу. Вокруг царила суета: моряки обшаривали судно, явно в поисках чего-то или кого-то. Наверху я встретила Лэя. Эльф был очень расстроен: взгляд виноватый, лицо вытянулось в несчастной гримасе, даже уши вроде бы прижались к черепу, как у испуганного зверька.

— Он точно спрыгнул за борт, — пробормотал друг в ответ на мои расспросы. — А все из-за меня! Как я мог не проследить за мальчишкой! Как доверил его этому коновалу…

Выяснилось, что пропал малолетний юнга. Выслушав рассказ Лэя, я задумалась. Оказывается, недобрые предчувствия одолевали не только меня и эльфа, но даже некоторых людей. А юнга вон вообще обезумел и ночью прыгнул в море…

На «Челесте» эти ощущения были вполне оправданны и объяснимы: вряд ли найдется тот, кто испытает радость в подобной ситуации. Но вот то, что предчувствия не исчезли до сих пор, а наоборот, еще и перекинулись на людей, очень настораживало. До сих пор я из-за морской болезни не могла толком оценить положение дел, единственным доступным мне ощущением была тошнота. А вот теперь предчувствие чьего-то приближения вернулось и встало передо мной во всей красе.

— Мара, у тебя в племени был шаман? — спросил ушастик.

— Да, конечно…

— Не помнишь, он что-нибудь говорил о подобных явлениях? Ну о зверином, неуправляемом страхе?

Еще бы! Перед мысленным взглядом сразу же появилась тощая фигура Одноглазого Улафа. Колдун прохаживался перед отрядом, то и дело останавливался, чтобы посмотреть в лицо кому-нибудь из молодых воинов. Ни один орк не мог выдержать взгляда его единственного глаза.

— Вы должны прислушиваться к себе, — поучительно говорил он. — От этого зависит жизнь ваша и ваших товарищей. Помните: вы — орки, вам от рождения дано чутье воина. Это значит, вы умеете угадывать врага еще до его появления.

Старый Бертард, стоявший во главе отряда, согласно кивнул, подтверждая:

— Если бы не оно, давно бы уже нас ятуны сожрали…

— Ятуны. Их мы особенно остро чуем. — Одноглазый Улаф поднял кривой палец, погрозил оркам. — Потому что они — нечисть. Скажите, кого обжигает страх перед их появлением?

Мне было знакомо чувство мгновенного страха, который накатывал внезапно, потом уходил, оставляя злобу и ненависть. Но как признаться в таком? Промолчали и остальные молодые воины.

— Зелень… — снисходительно проговорил Бертард. — Разве ж есть в этом какой-нибудь стыд? Да, на меня всегда нападает страх на миг.

— Вот! — воскликнул шаман. — Не надо стыдиться его, не надо гнать, орки! Наоборот, слушайте его, потому что это чутье!..

Как давно это было… Я вздохнула, и картинка из прошлой жизни растаяла в моем сознании.

— Говорил. Орки способны предчувствовать появление ятунов.

— Ятуны ведь тоже нечисть, — сказал эльф. — А может, даже нежить…

— Но я никогда не испытывала ничего подобного. Перед появлением ятунов страх меня охватывал на мгновение. Он как бы напоминал, что надо быть внимательнее. А такого долгого, постоянного тоскливого ужаса ни разу не было. Это не просто предчувствие беды… — Я подумала немного и припомнила: — Одноглазый Улаф однажды сказал, что орки могут чувствовать приближение оживших покойников.

— А вот это ближе, — пробормотал ушастик, вглядываясь в даль.

— Ты что, поверил в сказку о Мертвом капитане? — поразилась я. — Думаешь, людей уничтожает призрак?

— Нет, я думаю, это лич, — поправил эльф. — Бывший некромант, а ныне оживший покойник. Ничего не понимаю… Мне кажется или туман действительно стал гуще?

— Гуще, — подтвердила я. — Вчера и не туман был, а так, клубилось над водой что-то клочковатое. А сегодня в десятке ярдов от корабля уже ничего не видно.

— Баста! — раздался крик боцмана. — Прекращай поиски, акульи дети! Все по местам!

Больше в тот день ничего особенного не произошло. Лэй с Роману снова отправились играть с матросами то ли в кости, то ли в карты. Я до вечера маялась бездельем, до утра — дурными предчувствиями. Почему-то они обострялись в темноте, да еще и каждую ночь становились все сильнее.

Наутро мы с Лэем снова встретились на палубе. Все еще стоял мертвый штиль, а туман сгустился. Теперь видимость была не больше трех ярдов.

К нам подошел Роману. Выглядел вор так себе: длинные волосы распущены и взлохмачены, физиономия помятая, глаза красные, взгляд какой-то диковатый.

— Что, всю ночь играл?

— Нет, уснуть не мог, — неохотно признался Лис. — Только задремлю, как начинает какое-то безумие сниться, подскакиваю в холодном поту.

Лэй живо заинтересовался:

— А какое именно?

— Да бред! — Роману досадливо встряхнул нечесаной черной гривой. — Снится тишина, представляешь? Просто тишина и пустота. И такой страх берет!

Мы переглянулись.

— Очевидно, у людей предчувствие проявляется в виде сновидений, — с умным видом заметил ушастик. — Сознание Лиса предсказывает беду через кошмар.

— Я вор, а не хрустальный шар! — возмутился Роману. — Какие еще предсказания?

Лэй начал было объяснять, но от разговора нас отвлек дикий вопль. Кричал один из близнецов — Дак или Зак, не знаю, я их не различала.

— А я тебе говорю, он душит людей! Душит обеими руками! — орал матрос на своего брата.

— Да какой душит? — отвечал тот. — Жизнь он высасывает вместе с душой. Смертельным поцелуем!

Моряки, довольные перебранкой — все какое-то разнообразие среди охватившей людей безнадеги, — взяли спорщиков в круг.

— Поцелу-у-ем? — издевательски повторил первый брат. — Станет он мужиков облизывать! Это тебе кто, Мертвый капитан или шлюха портовая?

— Пойдемте-ка туда, — скороговоркой пробормотал эльф. — Не нравится мне это…

Капитана поблизости не случилось, и моряки развлекались вовсю. Уж Клешня сумел бы утихомирить команду, но он, видимо, находился в своей каюте. Боцмана тоже видно не было.

Матросы довольно хохотали, подначивая спорщиков. Близнецы расходились все сильнее. Их лица искривились гримасами злобы, глаза яростно сверкали, в голосах звучала бесконечная ненависть:

— Душить любой палач может! Да любой разбойник! И даже ты, урод трусливый, сумеешь, если постараешься!

— Я урод? Я трусливый?! — взревел второй близнец. — Ну все, Зак!

Он подскочил к брату и врезал ему в глаз. Зак пошатнулся, потер ушибленное место, потряс головой и дал сдачи. Моряки восторженно взревели.

— Агрессия — один из признаков одержимости, — задумчиво проговорил ушастик. — Помнишь, как в Безымянных землях? Первыми сходили с ума слабые духом…

Тем временем близнецы сцепились не на шутку.

— Ставлю крион на Дака! — поспешно сказал Роману, вытаскивая деньги. — Кто отвечает?

— Два на Зака, он сильнее!

— Один на Дака!

Вор сдернул с одного из моряков шапку и двинулся по кругу. В шапку со звоном сыпались монеты. Теперь толпа разделилась на две части: первые поощрительно выкрикивали имя Зака, вторые поддерживали Дака. Один из близнецов сделал подсечку, и братья покатились по палубе, ожесточенно мутузя друг друга и выплевывая проклятия. Я шагнула вперед.

— Ты куда? — насторожился Лэй.

— Хватит любоваться этой дурью!