— Оказывается, мы тех четверых от трапезы оторвали, — сказал я орке, сметая со стола объедки и наливая выпивку в кружку, которую нашел тут же на столе.

Хлебнув из посудины, я почувствовал, как по пищеводу потекло обжигающее пойло и тепло от него разошлось по всему телу. Я не ожидал, что напиток окажется таким крепким, и зашелся судорожным кашлем.

— Что с тобой, Лэй, подавился? — спросила Мара и, не ожидая ответа, с размаху хлопнула меня по спине.

— Осторожней, орясина! Так и позвоночник сломать можно! — воскликнул я. Отдышавшись, добавил: — Этим пойлом только раны обеззараживать. Не понимаю тех, кто любит хлебать жидкий огонь.

Вырвав кружку у меня из рук, Мара понюхала содержимое и вынесла вердикт:

— Так его и называют нордийцы. Это ржавка.

— Знаю, что ржавка! Морт с нею, давай есть, — сказал я, садясь за стол.

Тут вошел староста, отрапортовал Маре, что все указания выполнены, и присоединился к трапезе.

— Теперь пора задать парочку вопросов нашему пленному, — сказала орка, когда еды на столе значительно поубавилось. — Тарвин, прикажи привести его сюда.

Староста выскочил из дома и через несколько минут вернулся. За ним шли два мужика, тащившие связанного разбойника. Бандит до сих пор был без сознания. Охранники усадили его на лавку.

— Принесите воды, — приказала орка.

Ей подали полный ковш. Мара выплеснула воду в лицо пленника. Человек застонал, постепенно приходя в себя. Первое, что увидел разбойник, открыв глаза, — самый жуткий и многообещающий из оскалов орки. Не ожидавший такого парень вскрикнул, попытался вскочить с лавки и упал на пол. Я понимал беднягу: увидев такое спросонья, сам бы перетрусил. Человека тут же подхватили мужики и усадили обратно.

— Я задам тебе всего один вопрос, — произнесла Мара, приставив к груди пленного острие пятипалого. — Советую ответить на него быстро и честно.

Человек закивал, расширенными от страха глазами уставившись на лезвие кинжала.

— Сколько вас?

— Тридцать человек, включая нас четверых, — выпалил разбойник.

— Точнее, исключая, — сказала Мара и вогнала ему в грудь лезвие пятипалого почти по самую рукоять.

Парень дернулся и обмяк. Смерть наступила почти мгновенно, но в открытых глазах разбойника так и застыло выражение ужаса.

— Избавьтесь от тела, — приказала орка.

— Подожди, у меня есть идея получше, — сказал я. — Нам ведь придется выманить всю банду. Можно изобразить, что крестьяне якобы взбунтовались и вышли из-под контроля. Отрубим покойнику голову и отправим в подарок атаману. Обычно люди, которые сколачивают вокруг себя подобные шайки, очень подозрительны, горды и властолюбивы. Фалир сразу двинет всю банду в деревню, чтобы приструнить зарвавшихся крестьян. Ну что, согласна?

— Да, это разумно, — недолго думая, ответила Мара.

— Даже предположить не мог, что ты так быстро согласишься на эту выходку, — удивился я. — Приготовился тебя уговаривать. И потом, ты убила пленного. Разве это не расходится с твоими понятиями о чести воина или чем ты там руководствуешься?

— Разбойники не воины. Воин никогда не станет нападать на мирных жителей, грабить путешественников и торговцев, насиловать женщин и убивать безоружных. Разбойники — такое же отребье, как и ятуны. Их надо уничтожать. Любыми способами.

— Ладно, я тебя понял. Что делаем дальше?

— А дальше мы подготовим план сражения, — ответила орка. — Эй, Тарвин, пусть трупу отрубят голову и сунут в мешок. Остальное закопайте. И пришли мне того, кто лучше всех знает местность.

— Госпожа, — отозвался староста, — здешние земли лучше всех знаю я, еще в молодости, спасите боги, обошел все вдоль и поперек.

— Отлично, тогда расскажи мне, где лучше всего устроить засаду?

— Деревня-то полностью окружена лесом. От нас тянется дорога, широкая да длинная, а потом, за лесом-то, все холмы, холмы… тоже лесом поросшие. Там, спасите боги, душегубы и устроили логово-то свое. Оттуда дорога пошла на юг, к главному тракту. А тот тракт лежит аккурат меж двух городов, соединяет их.

— Значит, дорога, — задумчиво произнесла Мара. — Тарвин, а когда разбойники должны снова прийти за припасами?

— Через четыре дня, госпожа.

— Времени достаточно. Теперь скажи мне, сколько в деревне мужчин, способных сражаться?

— Пятнадцать человек, — после недолгого раздумья ответил староста.

— Вы кормитесь в основном за счет охоты, значит, у каждого должен быть лук. Есть у селян еще какое-нибудь оружие?

— Только вилы и топоры, которые в хозяйстве нужны.

— Теперь еще есть три меча и боевой топор, — напомнила орка. — Отдашь их самым крепким мужчинам.

— Как скажете, госпожа.

— Уже вечер, на сегодня все, — сказала Мара. — Пусть люди отдыхают, набираются сил и решимости перед завтрашним днем. На рассвете пойдем к дороге, сделаем необходимые приготовления.

Староста тут же отправился передавать приказ орки. Мара вкратце описала мне свой план засады и спросила:

— Сможешь как-нибудь помочь магией?

— Да, идеальней условий для меня не придумаешь, ведь вокруг будет множество деревьев, — ответил я.

— Вот и отлично. Тогда укладывайся, а я пока пойду проверю лошадей.

Когда Мара ушла, я нашел в углу комнаты несколько тюфяков, набитых соломой. Взял один из них, постелил на лавку, улегся и накрылся плащом. Завтра предстоял подъем с рассветом и тяжелый день, так что следовало выспаться. Я немного поразмышлял о том, что нас ждало, и незаметно для себя погрузился в глубокий сон.

На рассвете меня разбудили крики петухов. Оглядевшись, я не увидел Мары. Оказалось, орка уже проснулась и ждала меня во дворе.

— Надень кольчугу, возьми шпагу, выступаем, — приказала она.

Мы пошли к окраине деревни. Лошадей было решено оставить в Полянке и идти пешком.

На окраине около дороги нас уже ждали деревенские мужики во главе со старостой. У каждого был лук и колчан со стрелами. Четверо были вооружены добытыми мечами и топором, а остальные — кто во что горазд: вилами, рогатинами. Лица у селян были угрюмыми, но решительными.

— Сегодня, — обратилась к ним орка, — вы идете сражаться за свои дома, свои семьи! Вы должны быть готовы биться до последнего и умереть за лучшее будущее!

Ее слова не особо вдохновили крестьян — и то сказать: какой прок в будущем, если за него надо умирать? Пламенные речи Мара произносить не умела. Тем не менее крестьяне то ли из вежливости, то ли из страха поддержали ее несколькими выкриками.

Мы отправились прямо по дороге искать подходящее место для засады. Остановились примерно за две мили от деревни. Пока мужики под бдительным надзором орки подрубали деревья, которые следовало повалить перед разбойниками, и устраивали себе места на ветках, откуда было удобно стрелять из луков, я спрятался под самым густым кустом и принялся за подготовку заклятия. Рядом со мной уселся староста, который всю дорогу тащил мешок с отрубленной головой. Только сейчас я заметил прикрепленную к мешку деревянную дощечку, на которой было что-то написано угольком.

— Что на доске? — спросил я.

Старик протянул мне мешок, и я наконец разобрал каракули на деревяшке. «Твоя жратва», — гласила кривая надпись.

— Я единственный в деревне, кто грамоте обучен, — сказал дед. — Подумал, что так лучше будет, спасите боги. Атаман-то ихний — чародей, сталбыть, читать умеет.

— А кто подкинет мешок в их лагерь?

— Так я и отнесу, — ответил староста. — Ты не смотри, что дряхлый уже, раньше лучшим охотником был, места хорошо знаю. Подкрадусь, мешок подкину, спасите боги, и уйду лесом.

Подивившись храбрости деда, я вернулся к работе. Несколько часов спустя мы закончили все приготовления. Большинство мужчин засели на ветвях деревьев с луками, четверо остались внизу, чтобы по сигналу повалить подрубленные стволы. Я же в любой момент был готов активировать заклятие.

Староста, беззвучно помолившись, отправился с посланием к разбойникам. Потекли тяжелые минуты ожидания. Расчет делался на то, что атаман разозлится и сразу двинет всю братию на Полянку. Иначе план мог провалиться.