Даже через дверь ощущался резкий запах ржавки. Человек был пьян до беспамятства.

— Надо же… — шепнул эльф, — он до груза в трюме добрался. А ведь Клешня настрого запретил…

Я показала ему кулак, чтобы сидел молча, и громко ответила:

— Иди проспись, Пат! Клешня увидит тебя пьяным — шкуру спустит!

— Никого я не боюсь, — задиристо ответил тот. — Открывай, лягушечка моя зеленая, покувыркаемся!

Лэй с Роману зашлись в беззвучном смехе, я тоже фыркнула. Притязания пьянчуги меня ничуть не обижали — хоть какое-то веселье. Но Пата следовало прогнать ради его же блага, пока горе-любовника не заметил капитан, боцман или кто-нибудь из помощников.

После недолгих увещеваний стало понятно, что Милашка просто так не отступится. Ржавка придавала ему задора и уверенности в себе. Пришлось резко открыть дверь, приподнять Пата за шиворот, немного потрясти и отшвырнуть прочь.

— Ах ты, жаба пупырчатая! — обиженно взвыл матрос и снова принялся ломиться в каюту.

— Упорство, достойное лучшего применения, — заметил ушастик и снова распахнул дверь.

Пат, который в прошлый раз не заметил Лэя, очень удивился, икнул и пробормотал:

— Колдунья, что ли? В эльфа перекинулась…

— Точно, — ответил мальчишка и бросил в пьяного заранее приготовленное заклятие.

Над головой Пата пролился мощный ливень. По-собачьи встряхнувшись, протрезвевший матрос побрел прочь. Посмеявшись, мы улеглись. Ночью вернулись дурные предчувствия и сны.

А наутро выяснилось, что Милашка Пат исчез.

Снова вся команда бросилась искать пропавшего, и снова поиски ничего не дали. Стали вспоминать, кто и где в последний раз видел Милашку. Я хотела было рассказать о том, как Пат стучался в мою каюту, но Лэй больно толкнул меня в бок и прошипел:

— Не смей! Останешься виноватой…

Я послушалась друга. Судя по угрюмым лицам людей, злобным взглядам, им хватило бы любого повода, чтобы расправиться с кем угодно. Особенно если этот кто-то чужак и нелюдь. Все были на пределе: жуткие сны, странные исчезновения, тело несчастного Дака, болтающееся на рее… Мы уже не могли его разглядеть из-за тумана, но знали: где-то над нашими головами, словно приманка для нежити, висит труп. От этого было тошно. А сам туман… Он стал еще гуще, и теперь на расстоянии шага невозможно было ничего разглядеть. Если подойти к борту, то казалось, что корабль висит в небе — воды не было видно, а вокруг клубилось белое облако.

— Так вчера Пат к орке ходил! — сказал один из моряков, кто именно, я не разглядела из-за тумана.

— Как это? — удивился боцман.

— Сидели мы с ним, это… — матрос вовремя вспомнил, что нельзя рассказывать про то, как они распивали чужую ржавку, и осекся, — это… трубки курили. А он возьми и скажи: соскучился я, мол, по бабской ласке и пойду орку поимею.

— Ты что несешь? — сплюнул Дайф.

— Правду говорю! А ты не перебивай, — огрызнулся матрос. — Сказал он так и ушел. А больше я его не видел.

— Ясно. — Кажется, боцман ни на мгновение не поверил в эту историю. — Кто еще видел Пата?

— Так вот я и говорю, — настаивал тот же матрос, — может, это орка его и пришибла? А что? Кто знает, что промеж них вышло? То ли она разозлилась, что Милашка ей спать помешал, то ли он ей еще чем не угодил, то ли, может, допустила до себя. А вдруг у них, у орков, обычай такой — полюбовников убивать, чтоб никто не узнал?

Засучивая рукава, моряк подошел ближе, и я смогла его рассмотреть. Он был немолодым и коренастым. Курносое лицо выражало решимость.

— Может, мы ее допросим? Она и расскажет, куда Пата подевала…

— Тысяча мортей и один распроклятый Десид! — взревел боцман. — Это наши пассажиры, они заплатили за фрахт! И еще заплатят, поэтому мы должны их доставить, куда договорено! А ты, Йен, не моряк, а куча акульего дерьма! Если знал, куда Пат идет, почему не остановил?!

— Да не успел…

— Чтоб ты старухе своей не успевал… Простите, леди орка, — боцман осекся, покосился на меня и подобрал более приличное выражение: — Чтоб ты всю жизнь штаны в гальюне снять не успевал!

— А ты где был, Дайф? — внезапно окрысился матрос. — Это твоя работа — команду в строгости держать! Боцман ты или хрен китовый?

— Что?! — Старик побагровел, сжал кулаки и шагнул к смутьяну. — Сейчас увидишь, кто я!

— Давай, сука причальная! — Йен дико оскалился и рванул на груди рубаху.

Команда поддержала его глухим ворчанием, плотнее сжимая кольцо. Боцман с матросом подходили все ближе друг к другу, готовые пустить в ход кулаки, а может, даже ножи…

— Вот уж нет! — прошептал эльф, сплетая новое заклинание.

Наверное, на этот раз он успел бы с помощью магии разнять обезумевших моряков, но я не собиралась проверять его на скорость, шагнула в круг и встала между противниками.

— Пошла вон! — коренастый попытался меня оттолкнуть.

Я одной рукой удержала Йена, другой — боцмана.

— Отойдите! — Дайф с трудом сдерживал гнев. — Не дело бабе… то есть леди в мужские дела вмешиваться.

Лэй, решив поддержать меня, полил спорщиков водой. Разумеется, я снова вымокла с головы до ног. Это уже становилось привычным — благо ушастик наловчился сушить меня потоком теплого воздуха. Моряки немного остыли. Тут подошел капитан, и ссора увяла сама собой. Матросы, переглядываясь и недовольно ворча, разошлись. Мы тоже собрались покинуть палубу — очень уж неуютно было в холодном, мерзком тумане.

— Погоди, — сказал Лэю Клешня, — разговор есть. — И, бросив на нас недовольный взгляд, добавил: — Секретный…

— У меня нет секретов от друзей, — быстро ответил ушастик.

— Ладно… — неохотно согласился капитан. — Пошли в мою каюту.

Лэй быстро подсушил на мне одежду, и мы отправились в гости к Бобо. В его жилище было почти так же неуютно, как на палубе, только гораздо грязнее, да еще и воняло изрядно. Повсюду валялись пустые бутылки, на столе, посреди объедков, стояла красивая фарфоровая тарелка, на которой высилась гора пепла, вытряхнутого из трубки. Зато здесь была широкая кровать, застеленная серыми от грязи простынями. Клешня подвинул нам два низких табурета, сам устроился на кровати. Мы с Лэем уселись, Роману остался стоять. Капитан радушно предложил ему место рядом с собой, но брезгливый вор поспешно отказался. Бобо извлек из-под подушки полупустую бутылку, отыскал на столе оловянную кружку, налил полную и протянул эльфу. Тот отрицательно покачал головой. Ни Лис, ни я пить тоже не захотели.

— Как знаете. — Бобо осушил кружку, крякнул и обратился к Лэю: — Ты маг. Значит, соображаешь в таких делах. Скажи мне, что происходит?

Ушастик пожал плечами:

— Я могу только предполагать, капитан. — И рассказал про свои догадки о личе.

— Ты с ним справишься? — тут же спросил Бобо.

— Вместе с Марой должны.

— О! — Клешня оживился. — Мара — баба сильная. Вот если б ей в компанию еще Могучую Берти, да упокоит море ее душу, я был бы спокоен за судьбу корабля. Ну, мы уж вас поддержим, не сомневайтесь. Мои парни дерутся как бешеные морты. А что может чернявый? — Он указал на Лиса. — Нынче каждый клинок на счету.

— Я… — Памятуя об отношении Клешни к воровству на корабле, Роману проявил благоразумие и не стал упоминать о своем ремесле. — Я не воин.

— Зато он хитрый и пронырливый, — выручил ушастик.

— Хорошо… А что ты думаешь об этом поганом тумане? Никогда такого не видал. Уж неделя прошла, а он все гуще и гуще, как долбаный молочный кисель, который варила моя покойная бабка. Вдруг он колдовской?

— Вполне возможно. Для того чтобы скрыть приближение корабля, например. Думаю, у лича могли сохраниться магические навыки. Но это опять же только догадки.

Капитан закурил трубку, сплюнул прямо на палубу и хмуро произнес:

— Еще и с командой что-то творится. Ведут себя, как стая бешеных чаек. Только и слежу, чтобы не сожрали друг друга.

— Снимите труп с реи, — посоветовал эльф.

— Ты что, думаешь, они из-за него?! — расхохотался Клешня. — Что они, покойников не видали? Это ж моряки, а не крысы какие сухопутные…