— В своем мире я как бы умер, — я пожал плечами. — Если я вернусь, мне будет трудно доказать, что я и есть Кирилл Сергеевич Москвитин.

— Значит ли это, что ты принял решение?

— Вы торопите меня, Сестра?

— На то есть две причины. Первая — это армия вальгардцев, которая вот-вот перейдет пограничную реку и вторгнется в Саратхан.

— А вторая?

— Де Клерк. Если он умрет, все будет напрасно. Он должен отправиться обратно, и чем быстрее, тем лучше. Хотя мне нелегко так поступить с ним.

— Тейо говорил мне о путях де Клерка. О его видении.

— Моя душа болит, Ллэйрдганатх. Твой отец обречен. Все его пути ведут к финалу. Его болезнь в нашем мире неизлечима — мы с Сестрой можем лишь замедлить ее развитие. Но и в той, своей эпохе, судьба де Клерка определена. Он не успеет написать копии Книг Азарра, но его Дар Слова никуда не исчезнет, и зло варварских времен увидит это. Оно настигнет барда. Нельзя уйти от предначертания.

— Значит, выбора нет?

— Выбор всегда есть, — Сестра-День покачала головой. — Важна цена, которую платишь за него. Если де Клерк умрет в Элодриане, мы обречены, Дух Разрушения уничтожит нас, и даже уничтожение ворот Омайн-Голлатар ничего не изменит. Если же он закончит свои дни в родной для себя реальности, он оставит свое Слово, и это Слово сыграет свою роль. Оно навсегда изменит ваш мир. Сбудется мечта Тейо, и будет исправлена его ошибка.

— А Вечные?

— Исчезнут, как наваждение. Когда-то я написала Книгу Горящих башен, в которой предсказала падение вальгардской тирании. Я считала, что исход битвы за Элодриан решит сила оружия и человеческого духа. Тогда мне казалось, что я вижу истинное будущее. Но появился ты, и все изменилось. Ты нашел решение задачи, и мы с Сестрой тебе за это благодарны.

— А я? — Я понял, что обязательно должен спросить об этом вне зависимости от последствий. — Разве я не могу стать для вас новым де Клерком? Мое время в чем-то пострашнее рыцарской Англии будет. И оружие разрушительнее, и технологии. Да и люди, честно говоря, не особо сильно изменились с тех пор. Если я останусь, не повторится ли история снова?

— Хорошо, что ты задал мне этот вопрос. Такая озабоченность говорит о твоей мудрости и ответственности, Ллэйрдганатх. Но пожалуй, тебе не о чем волноваться. Прежде мы не знали причину появления Духа Разрушения в нашем мире, теперь знаем. Если Уильям не напишет по памяти Книг Азарра, в вашем мире просто не узнают о существовании Элодриана. Он не вернется сюда вновь и не станет тем пророком славы, песни которого северные дикари сделают своим боевым кличем. Страхи барда не станут Вечными богами разрушителей и рабовладельцев. Дракон Айтунг не раскинет своих ледяных крыльев над нашими землями. И не появится в твоей вселенной сильный темный маг с душой чернее Неназываемой Бездны, который сумеет использовать оплошность барда в своих целях. Копии книг Азарра были тем ключом, который все время поддерживал для Духа Разрушения ворота в Элодриан. Теперь у нас есть возможность изменить прошлое, и все в нашем мире вернется к изначальной гармонии.

— Да, маг был, — я вспомнил Маргулиса. — Но теперь он мертв.

— Не могу радоваться чужой смерти, но он заслужил такой конец.

— Это точно, — я покашлял в кулак, посмотрел на ши. — Еще один вопрос: Алиль говорила мне, что освободит Уитанни от служения и… словом, она изменится, перестанет быть оборотнем.

— Ты жалеешь об этом?

— Я люблю ее любой. Просто Уитанни сказала однажды, что мы будем бездетны.

— Пусть это тебя не беспокоит, Ллэйрдганатх.

— Это утешает. Я могу повидать Уитанни?

— Не хочу быть жестокой, мой друг, но сначала прими окончательное решение. Уитанни примет любое, однако помни, как она относится к тебе, и не разбей ей сердце. Но прежде чем принять такое решение, ты должен поговорить с бардом и его спутницей.

— Понимаю. — Я встал и заглянул ши прямо в глаза. — Могу я увидеть прямо сейчас?

— Думаю, да. Они в этой башне, в гостевом чертоге. Позволь, я провожу тебя к ним.

Бард сидел у окна в кресле, в профиль ко мне, укутанный теплым плащом. Мы встретились взглядами, и я прочел в его глазах вопрос. А Вероника, завидев меня, сорвалась с места и бросилась мне навстречу.

— Ой, Ки…, - она осеклась, увидев, что я приложил палец к губам. — Ой, как же я рада вас видеть!

— И я очень рад, — я взял Веронику за руки и чмокнул в щечку, вполне целомудренно, чтобы не возбуждать в де Клерке ревность. — Как самочувствие?

— Я-то в порядке. А Вильям… — Тут Вероника всхлипнула. — Ничего он не ест, Кирилл Сергеевич.

— Я не голоден, — бард повернулся ко мне, и я едва сдержал крик изумления. Натурально, в кресле сидел мой отец, Сергей Москвитин. Теперь, когда барда побрили и постригли, сходство было абсолютным, еще большим, чем при первом впечатлении там, в замковой тюрьме. Лицо де Клерка было больным, землистого цвета, однако он улыбался, и глаза его блестели живым блеском.

— Вы, похоже, поправляетесь, добрый сэр, — сказал я, протянув барду руку.

— Не зовите меня «сэр», слишком много чести для меня, — де Клерк говорил по-английски, медленно, нерешительно, словно он подзабыл за годы, проведенные в Элодриане, родной язык и теперь старался говорить на нем без ошибок. Впрочем, это было хорошо, я понимал каждое его слово. — Я всего лишь сын бедного йомена из Станфорда-ле-Хоуп. Если бы не добрый отец Осборн, наш викарий, который выучил меня грамоте, я бы сейчас пахал землю, растил овец и капусту и никогда бы не оказался в стране фейри. А как мне величать моего спасителя? Ведь это вы вызволили меня из страшного узилища, не так ли?

— Не я один.

— Я бесконечно вам признателен, сэр. И хотел бы узнать ваше имя.

— Ллэйрдганатх.

— Странное имя. Признаться, ваше лицо кажется мне знакомым. Где-то я вас видел.

— Это вряд ли. — Я едва не завопил: «Батя, хрен тебя забери, разуй глаза, это же я, твой Кирюша, которого ты почти тридцать лет не видел!».

Де Клерк заметил мое смятение.

— Что с вами? — спросил он.

— Ничего, — я попытался взять себя в руки. — Все хорошо. Как вы себя чувствуете, мастер?

— Уже лучше. Жар прошел и боли в груди стихли, но я очень слаб. Мое сердце надорвано. — Де Клерк виновато улыбнулся. — Даже не могу встать на ноги, сильно кружится голова.

— И ничего не ешь, — Вероника села на подлокотник кресла рядом с англичанином, обняла его за шею. — Это плохо. Надо кушать.

— Да, любовь моя, — с самым блаженным видом ответил бард. — Но я не хочу!

— Вы должны слушать Веронику, — заметил я.

— Конечно. Миледи Вероника — ангел Божий, и я благодарю Господа, что Он послал мне ее в самые трудные дни моей жизни. Без ее любви и заботы я был бы уже мертв.

— Тем более не стоит ее гневить. Вероника девушка очень принципиальная.

— Так вы знакомы? — Де Клерк был явно растерян.

— Совсем недолго, — я сделал Веронике знак помолчать. — Чтобы определить характер человека, мне не нужно много времени.

— О! — просиял де Клерк. — Леди Вероника рассказала мне, что вы целитель.

— Верно. И еще у меня есть ручная гаттьена.

— Удивительно! — Бард закашлялся, потом уставился на меня умоляющим взглядом. — Как же так получилось, что вы сдружились с гаттьеной?

Я рассказал. Всю историю моих приключений от знакомства с инквизитором Хавелинком и Ромбрандом Люстерхофом в Норте до того момента, как Уитанни сломала хребет гадине Лёцу и мы нашли в тюрьме тех, кого искали все это время. Умолчал я только о том, каким образом оказался в Элодриане. Мне нужно было выговориться, и потому рассказ у меня получился подробный и обстоятельный. Де Клерк был в восторге.

— Боже, какая чудесная история! — воскликнул он, всплеснув руками. — В другой раз я бы переложил ее на стихи, и получилась бы баллада не хуже, чем те, что слагают лучшие придворные поэты! Жаль, что я не смогу поведать вашу историю миру, сэр Ллэйрдганатх!

— Почему вы так думаете?