— Вызывайте хозяина! — И, обернувшись к таксисту, тем же повелительным тоном добавила: — Подождёшь меня здесь. Понял?
— Понял, — спокойно отозвался водитель и сел в машину.
Она огляделась. Несмотря на весенний пустынный вид, садовая площадка перед домом была великолепно обихожена: мусор убран, на клумбах уже красовались жёлтые тюльпаны. Но главное в поместье оставалось традиционным: все кусты и цветы под ними были медоносными. И ухаживали за ними одинаково — как за культурными, так и за дикими травами. Даже низкие кустики мать-и-мачехи были аккуратно освобождены от сорных трав, не говоря о медунице… И словно припушённые росой листья крупной садовой мяты, только-только поднимающейся, но уже подрыхленной, Нина Григорьевна узнала сразу, несмотря на подступающий вечер. Господи, как всё знакомо… Он не изменился. Всё те же привычки…
Со ступеней крыльца навстречу Нине Григорьевне спешил человек в деловом полуофициальном костюме, выразительно державший руку у пояса. При виде трости, на которую не менее выразительно оперлась странная гостья, он чуть не споткнулся. Уже спокойней подойдя к ней, он махнул рукой, отпуская сторожей, и вежливо спросил:
— Как вас представить?
— Нина Григорьевна, — ответила та и насмешливо уточнила: — Сначала ввести в дом, а потом представить.
— Простите, простите! — спохватился человек в костюме, кажется домоправитель, и, вероятно, от растерянности предложил гостье руку, чем та не преминула воспользоваться.
Пройдя лестницу и уверенней встав на площадке крыльца, Нина Григорьевна выпрямила спину. Следующие два шага к входной двери — и она снова преобразилась, став строгой и внимательной, сумрачно оглядывая богатые хоромы, в которые попала. Чуть дрогнул рот — на вычурную роскошь: колонны под ярко выраженный мрамор, мраморные же статуи, ковры, в которых утопает нога; отделанные облицовочным камнем стены с настоящими картинами… Но секундами позже женщина лишь едва заметно пожала плечами. «Каждому своё. По своей породе».
Человек в костюме подвёл Нину Григорьевну к креслу и усадил, косясь на трость, с которой чёрный череп блеснул на него алым отсветом глаз.
— Я предупрежу хозяина.
Та кивнула. Хотя еле уловимую насмешку человек в костюме всё же поймал, но опустил глаза: женщина, несмотря на возраст, сразу разглядела стоявшего в вестибюле, чуть не сливаясь со стеной, ещё одного из команды домашней обслуги.
Домоправитель направился к лестницам, но не поднялся, а спустился.
Что ж. И это осталось в привычках. Берлога должна быть внизу.
Дождавшись, когда неприметный человек в другом конце вестибюля на секунды отвернётся, Нина Григорьевна коротко, едва приподняв, дважды стукнула тростью по толстому ковру. Стук, конечно, вышел приглушённый. И в вестибюле его вряд ли услышали. Но там, внизу, этот нетерпеливый стук отчётливо услышал хозяин, пусть человек в костюме до него ещё и не дошёл.
Через минуту человек в костюме взлетел по лестнице и чуть не бегом приблизился к странной гостье, из-за которой хозяин только что рявкнул на него, едва только служащий рот успел открыть. Снова, уже уважительно, предложив руку, он помог ей встать так, словно поднимал с кресла немощную старушку, которая вот-вот развалится. Правда и то, что Нина Григорьевна шла рядом с ним королевой на приёме.
И с каждым шагом вниз открывался просторный зал, мало чем по роскоши уступающий верхнему этажу. Только вместо облицованных камнем стен вдоль тянулись книжные шкафы, которые будто указывали в дальнем углу на стол с креслом. Кабинет?..
Когда они спустились, к ним навстречу медленно и с достоинством, правда тоже опираясь на трость — двойник той, что в руках женщины, пошёл высокий и поразительно красивый старик: гармоничные черты лица, большие глаза — оживлённо и насмешливо сияющие, благородно белая седина аккуратно стриженных волос — всё это создавало портрет человека энергичного, живущего полной жизнью. Осанистый, несмотря на мягкий домашний костюм, он саркастично улыбнулся поздней гостье.
— Ниночка, золотце! Откуда ты, прелестное создание? — Хозяин кивком отослал явного домоправителя с глаз долой и шагнул приложиться к руке гостьи. — Прошу, прошу, любовь всей моей жизни! Надолго ли в мой бедный шалашик, любезнейшая? А давай-ка я проведу тебя в одно уютное помещение, где мы сможем насладиться бальзамом для души и для горлышка… Нина, я очарован! Ты до сих пор… пленительна!
— Демьян, заткнись, — бесстрастно сказал Нина Григорьевна. — Я приехала выяснить два факта и не собираюсь оставаться больше необходимого в твоей затхлой берлоге! — Последнее она чуть не выплюнула.
И, кажется, попала в слабое место, впрочем, на что и рассчитывала: только что гостеприимный, хозяин немедленно обозлился, вскинулся, словно собираясь ударить. Но женщина резко подняла руку.
— Один вопрос, Демьян! Сколько лет твоему внуку?
Изумлённый, старик от неожиданного вопроса остолбенел, а потом осторожно ответил:
— Тридцать второй.
— То есть тридцати шести нет? — уточнила Нина Григорьевна, а потом с горечью, глядя ему в глаза, бросила: — Сволочи вы оба!
— Нина, прекрати! Что произошло? — рявкнул Демьян.
— А то ты не знаешь, — сквозь зубы процедила женщина. — Твой внук нарушил все правила! Ему нет тридцати шести, а он вовсю использует наши знания! Почему ты так рано ему всё передал?! Я буду вынуждена рассказать о нём!
— Парень живёт в своё удовольствие — и больше ничего! — рассердился Демьян. — И ничего особого в его способностях нет! Я не передавал ему ничего! Я чту наши законы!
— Ты-то, может, и чтишь… — тяжело сказала Нина Григорьевна. — А вот твой внук шагает по всему человеческому легко и без проблем, как говорят нынешние детки. Демьян, ты в курсе, что он использует заклятие «раба»?
— Что-о… — Дыхание у старика перехватило. Ему пришлось некоторое время сглатывать слюну, чтобы расслабить горло. — Не может быть…
— И использует его бездарно плохо! Грубо, не заботясь о последствиях. Он давит на людей. Ломает их. Ты никогда не спрашивал у него, откуда у него такие деньги? Твой внук — грабитель и убийца!
— Ты клевещешь на него! — прошипел старик, но в глазах плескался ужас.
— Демьян… — Она облизала губы, успокаиваясь. — Где твоя книга?
— Где моя книга — тебя беспокоить не должно! Следи лучше за тем, где находится твоя! — по инерции начал он высокомерно и вдруг понял подоплёку вопроса. И чуть не шёпотом попросил: — Нина, подожди немного. Я посмотрю. Я только посмотрю…
И торопливо зашаркал в глубину зала, после чего скрылся за одной из двух дверей.
Нина Григорьевна огляделась и устало опустилась в одно из кресел при лестнице. Чёртовы Демьяны… Вечно их род в чём-то, да напортачит. Исправляй потом… Даже сейчас, ничего не зная, она была на все сто уверена, что Демьян-старший родовой книги, передаваемой в их семье от деда к внуку, не найдёт.
В уме она уже перебирала всех тех, кому должна позвонить или так или иначе известить о том, что происходит в городе. Сбивало с мысли только одно — масштаб происходящего. Она ёжилась, когда представляла, что придётся сделать, чтобы остановить зарвавшегося молодчика.
Демьян-старший возвращался вяло, в глубокой задумчивости. По его общему состоянию Нина Григорьевна без труда поняла: рукописной книги на месте нет.
Когда хозяин дома, угрюмый и постепенно наполняющийся ощутимой злобой, приблизился, она единственно попеняла ему:
— Не забудь, ты первым нарушил правило: нельзя оставаться в городе с внуками. Вот и поплатились мы все.
— Что это значит — все? — резко спросил Демьян-старший.
— На твоего внука наткнулись трое ребят. Все они внуки нашего Круга. Сила начала пробуждаться, когда они начали сопротивляться ему. Теперь, даже если бы я и не захотела, придётся вызывать всех.
— Подождать не получится? — тяжело спросил Демьян.
— Нет. Молодёжь ничего не знает, но поняла, что твой внук… — Она заколебалась, а потом твёрдо сказала: — Что твой внук настолько страшен, что они, кажется, будут противостоять ему. Пока в городе не разразилась настоящая война, я уже сегодня буду собирать Круг.