— Да, — подтвердила Эйлис. Как бы невзначай она окинула взглядом всю стоявшую особняком группу. Встретившись взглядом с Марком, она увидела, что, несмотря на всю его английскую любезность, глаза его холодны как льдинки. — Здесь будет ставиться моя пьеса...

— Эйлис, дорогая, — прощебетал вдруг за ее спиной высокий женский голос, — вот ты где, оказывается!

Повернувшись, Эйлис очутилась в пылких объятиях Мелани Таренхолт. Актриса тут же принялась уверять ее в своих дружеских чувствах и расписывать, как, оказывается, ей не хватало присутствия Эйлис. На Мелани было ядовито-зеленое парчовое платье с вырезом, который с полным правом можно было охарактеризовать как чрезвычайно смелый. На плечи ее было накинуто боа из белых перьев страуса. Мелани распространяла все тот же одуряюще сладкий аромат.

— Вы уже познакомились с моей подругой Эйлис? — осведомилась Мелани, сопровождая свой вопрос взмахами фальшивых ресниц. — Эйлис тоже снимается в кино, между прочим, в весьма фривольной обнаженной сцене. — Она взмахнула боа перед самым носом Уоррена и захихикала.

Эйлис задохнулась от возмущения:

— Нет, это не была...

— Хоть одним глазком взглянуть бы на эту сцену! — И Уоррен засиял озорной улыбкой.

Шармейн лишь слегка изогнула тонкую бровь, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к вульгарной особе, выставляющей свое тело на всеобщее обозрение.

— Сцена эта выдержана в очень хорошем вкусе, — вмешалась Линда. — Ведь правда же, Марк?

Марк холодно смерил взглядом Эйлис:

— Не знаю. Я отснятого не видел.

Сказано это было спокойно и как бы между прочим, но каждое слово больно ранило Эйлис. Как может он так говорить! В ней закипал гнев.

— Мне мой импресарио ни за что не разрешил бы сниматься в обнаженной сцене, — продолжала гнуть свое Мелани, взмахивая боа для пущего эффекта. — А вот Эйлис у нас — личность многосторонняя. Сейчас она работает со Стивеном Хантером над другой картиной.

— Да нет, я сейчас занята пьесой, — запротестовала было Эйлис.

— Неудивительно, что тебе захотелось отдохнуть! Такая бурная жизнь! — застрекотала Мелани, не давая Эйлис вставить слово. — Как тебе вилла Джейсона Тэлбота в Марбелле? А сам Джейсон? Потрясающий мужчина, верно? — В красивых глазах Мелани светилось торжество.

— Да я едва знакома с ним, — промямлила Эйлис.

Это было чистой правдой. В Марбелле Джейсон, правда, попытался ее соблазнить, но быстро переключился на объект более доступный. Эйлис чувствовала все большее смятение. Во всем, что говорила Мелани, была доля истины. Вдаваться же в объяснения смешно и неуместно. Ей хотелось сказать какую-нибудь грубость, чтобы заткнуть наконец рот Мелани.

— Ну брось, не надо скромничать! Джейсон рассказывал, как вы с ним проводили время. Он пригласил тебя на день-два, а ты провела там десять дней. Не всякой женщине удается заинтересовать Джейсона Тэлбота!

Уоррен бросил быстрый взгляд на Марка, и в глазах его было какое-то странное выражение — вполне любезное, но отчужденное.

— Он не... Я вовсе не... — взволнованно начала оправдываться Эйлис, но Мелани опять прервала ее, пустившись в рассуждения о достоинствах Джейсона. Она всерьез вознамерилась не дать Эйлис заговорить. Ее одолевали ярость и унижение. Но тут положение спас Чонси Беддингтон.

— Моя дорогая, — сказал он, подходя и предлагая ей руку, — Одри уже всех рассаживает.

Они отыскали свои места за столом на двенадцать человек, который заняли вместе с ними еще несколько пар. Последними подошли Марк Кимброу с герцогиней Данфи. Их места были как раз напротив Эйлис. К счастью, между ними стояли огромный букет алых роз и высокий подсвечник, так что не только поддерживать беседу, но и ясно видеть друг друга через стол было невозможно.

Линда дожидалась удобной минуты, чтобы сделать решительный шаг. Когда официанты засуетились, освобождая столы для следующего блюда, Линда в общей суматохе подошла к столу Уоррена.

— Можно мне поговорить с тобой конфиденциально? — спросила она громко, так, чтобы его дама ее слышала. — Это займет всего секунду.

С колотящимся сердцем глядела она, как Уоррен Чарльз Джеффри Резерфорд-Джеймс, наследный виконт Аттенборо, поднялся из-за стола. Она была уверена, что Уоррен не откажет ей. Принятые в высшем обществе, к которому они оба принадлежали по рождению, правила хорошего тона требовали неукоснительной учтивости, особенно в присутствии посторонних.

— Так в чем же дело? — спросил Уоррен, когда, взяв под руку, она повела его в картинную галерею.

— Давай сядем, — предложила она, желая осложнить ему возможность ускользнуть.

Уоррен нехотя уселся напротив нее. Карие глаза глядели внимательно, без улыбки.

Эту речь она репетировала много лет, мысленно повторяя ее снова и снова, но сейчас, когда надо было произнести ее, слова застревали в горле.

— Уоррен, я хочу, чтобы ты знал, как ужасно я раскаиваюсь в том, что сделала.

Молчание.

— Ты был так великодушен. Я не понимала, каким сокровищем владела, пока не потеряла его.

Уоррен смотрел на нее рассеянно и недоуменно, словно не понимая, о чем это она толкует.

— Я любила тебя... и, честно говоря, до сих пор люблю. Не знаю, что это тогда на меня нашло...

— Спасибо за такое признание, — произнес он равнодушным тоном, от которого мороз побежал у нее по коже. Это было хуже любых сердитых слов.

— Я поступила отвратительно, — сказала она дрожащим голосом. — Дай мне возможность доказать мою любовь.

— Прошлое осталось в прошлом, — сказал Уоррен, легко поднимаясь на ноги. Обойдя кресло, он оперся обеими руками о спинку. — Все кончено, и возродить это не в нашей власти... даже если бы мы и мечтали об этом. Береги себя.

И с этими словами он ушел.

После ужина Чонси сопроводил Эйлис в зал, где играл оркестр. Скользя в танце в объятиях герцога, она размышляла над тем, как она могла опять так ошибиться. Марк такой же бессовестный лжец, стремящийся лишь к деньгам и власти, как и все прочие. Марк Кимброу просто вульгарный соблазнитель. Ей еще повезло, что правда открылась относительно быстро. Есть время все забыть. Да, именно так она и сделает. Она будет веселиться, словно никакого Марка и не было.

Ее кружили кавалеры — то один, то другой, — имена и лица их она не в состоянии была запомнить. От выпитого шампанского она заливалась смехом и болтала, болтала без умолку. В сторону Марка она заставляла себя не смотреть и тем не менее знала, что он, танец за танцем, танцует с Шармейн. Они прекрасно смотрелись вместе — высокие, темноволосые, похожие на мастерски подобранную пару чистокровных скакунов.

Эйлис свернула с Шефтсбери-авеню на Эрлхем-стрит и, быстро пройдя мимо рядов уличных торговцев, очутилась на улочке, ведущей к Тауэру. Моросил дождь, и тротуары были мокрыми и скользкими.

Эйлис никак не могла разобрать нацарапанный на бумажке адрес. Окинув недовольным взглядом китайский рынок, она увидела на другой стороне улочки старое кирпичное здание с георгианским фасадом и резными решетками, которое, судя по всему, и было целью ее путешествия. Над затейливыми, видимо, много лет не открывающимися двойными дверями готическими буквами была вырезана надпись: «Театр Ридженси».

Эйлис потянула дверь на себя — Рената и Линда должны ждать ее внутри. Неподатливая дверь со скрипом отворилась, и Эйлис очутилась в фойе. Бр-р... промозглая сырость, запах плесени, с потолка свисает голая, без абажура лампочка. Да не ошиблась ли она?

— Эй! — крикнула Эйлис, и голос ее гулким эхом разнесся в пустоте. — Эй!

Она раздвинула пахнущие плесенью портьеры, отделявшие фойе от зрительного зала. В самом конце его сквозь закрытый занавес пробивался луч света. Она выждала несколько секунд, привыкая к тусклому освещению.

— Линда? Рената?

Никто не отозвался. Эйлис пошла по проходу по направлению к свету, оглядывая зал. Все вокруг толстым слоем покрывала паутина. Амфитеатром поднимались ряды продавленных и поломанных некогда ярко-алых кресел с порванной в клочья обивкой.