— Ступай себе! — прошипела продавщица, теряя терпение.

Вытолкав докучливого клиента за дверь, она накинула щеколду, стараясь не поворачиваться лицом к улице. Надевая пальто, доложила:

— Все заперто, миссис Бентон. Я пошла.

Пожилая хозяйка улыбнулась.

— Иди, иди. Не хватало еще, чтобы я расплачивалась за его стоптанные подошвы.

Сара зарделась. Она не знала, что миссис Бентон заметила Дэвида.

— Хороший парень?

— Очень, миссис Бентон.

— Ну, будь умницей.

Сара ничего не ответила, но глаза ее расширились, когда она отвернулась, потупив голову. На напутствие хозяйки можно было бы ответить благодарным смехом, но смеха у нее не вышло из-за волнения. Предупреждение было произнесено не насмешливо, как оно прозвучало бы из уст какой-нибудь из соседок, подразумевающей что-то вроде: «Смотри, не наломай дров, не то придется исповедоваться». Миссис Бентон имела в виду именно пожелание удачи, и Саре стало жарко. Не удивительно, что, когда она предстала перед ним, его первыми словами были:

— Вам жарко?

Теперь она позволила себе широко улыбнуться.

— Только что сбыла большую партию товара.

— Неужели? — Он тоже широко улыбался, ожидая продолжения.

— Видели мальчугана, который сейчас вышел из магазина? Он все не мог решить, как правильнее истратить свой пенс. Ему понравились и леденцы, и пастила, и ириски. Нелегкий выбор!

— На чем же он в конце концов остановился?

— На двух унциях пастилы и двух унциях ирисок. Да еще напустился на меня, когда я положила то и другое в один пакет.

Посмеиваясь и время от времени переглядываясь, они зашагали знакомым путем, не соприкасаясь, но в едином ритме. На углу Фаулер-стрит и Оушн-род он вдруг остановился и объявил:

— Здесь мы сядем в трамвай.

Она посмотрела на него. Со дня первой встречи они проходили свой маршрут исключительно пешком. Только по дороге домой они имели возможность побыть вместе. Она заметила, как он скользнул глазами по ее лодыжкам.

— Вы достаточно настоялись за день.

Ей захотелось сесть на корточки и прикрыть ноги подолом, как она делала в детстве, когда они играли за заднем дворе в дочки-матери и она всегда изъявляла желание изображать младенца, для чего требовалось уменьшать свой рост вдвое. Правда, сейчас собственные лодыжки вызывали у нее ненависть. Только эту часть своего сложения она ненавидела. По ее мнению, они портили весь ее облик. Она не могла не знать, что за достоинства фигуры ее то и дело награждают принятым на севере Англии комплиментом — рослая девчонка. По утрам толщина лодыжек не превышала у нее толщины запястий, однако стоило ей хотя бы немного постоять — и они обязательно распухали. Она догадывалась, что с таким телосложением ей следовало бы поискать сидячую работу. Ведь у нее за прилавком не было даже табурета.

— Это у меня от стояния. — Ей не хотелось, чтобы он считал, будто у нее всегда такие распухшие ноги.

— Знаю. У Дэна та же история.

Так она, к своему удивлению, узнала, что Дэн работает в Джарроу в бакалейном магазине. Зная, что Дэвид и его отец трудятся в судостроительной конторе, она полагала, что и Дэн работает там же. Где зарабатывает на жизнь брат Дэвида, она тем более не имела понятия, но предполагала, что все в той же благословенной конторе.

— Можно и пройтись, — сказала она. — От ходьбы мне не больно.

— Все равно поедем в трамвае. — В его голосе послышалась приятная для слуха твердость. — Вот, кстати, и он. Вперед!

Он взял ее за руку и повлек за собой через улицу.

В трамвае обратился к рабочему, сидевшему на задней площадке:

— Привет, Фред!

— Здравствуйте, мистер Хетерингтон.

Почтительное обращение рабочего к Дэвиду пришлось Саре по душе. Она испытала гордость, словно ореол почетного титула распространился и на нее. Еще бы, ведь рабочий назвал ее ухажера мистером Хетерингтоном!

Дэвид легонько потянул ее и принудил опуститься на сиденье напротив своего знакомого. Потом, обернувшись, спросил его:

— Ну, как, Фред, получилось?

— Не-ет, — протянул Фред. — Там столпились человек тридцать. Дохлый номер! Даже по протекции не выходит.

— Мне очень жаль.

— Не переживайте, мистер Хетерингтон. Спасибо и за то, что поставили меня в очередь.

Дэвид отвлекся, чтобы заплатить кондуктору за проезд, потом взглянул на Сару и тихо сказал:

— Нет ничего хуже, чем пытаться попасть на работу.

Сара не уловила смысла его фразы из-за лязга трамвая, однако догадалась, что он с симпатией отзывается о попутчике. Дэвид снова оглянулся через плечо и сказал Фреду:

— Завтра с утра пораньше поезжай в «Фуллерз». Вдруг что-то да выгорит. Где-нибудь во дворе встретишь Джона. — Он перешел на шепот. — Если удастся переброситься с ним словечком наедине, скажи, что это я тебя прислал.

— Вот спасибо, мистер Хетерингтон! Так и сделаю. Уж будьте уверены, встану раньше пташек. Эта чертова жизнь кого хочешь согнет в бараний рог.

— Желаю удачи, Фред.

— Удача — это как раз то, чего нашему брату недостает. И вам того же, сэр.

Он на мгновение перевел взгляд на Сарин профиль и опять уставился на Дэвида. Это движение было откровеннее словесного комплимента. Потом он встал и дернул за звонок, так как кондуктор поднялся на верхнюю площадку. Трамвай остановился.

Не глядя на спутницу, Дэвид сказал:

— Не могу смотреть, как они болтаются без дела и гниют заживо! Помню, когда я только пришел работать в контору доков, это был детина — косая сажень в плечах. А теперь усох минимум вдвое. В конечном итоге это случается с ними со всеми — наверное, что-то подтачивает их изнутри.

Сара внимательно и хмуро посмотрела на него. На сей раз она расслышала его высказывание от начала до конца, и оно ей почему-то не понравилось; ей не хотелось, чтобы он якшался с рабочими, разговаривал с ними как с ровней. Ведь он был пришельцем из другого мира, с противоположного конца! Он работал в конторе! Ей хотелось, чтобы он оставался, по крайней мере в ее представлении, человеком, никак не связанным с докерами, кочегарами, укладчиками, клепальщиками и прочей наемной рабочей силой.

Но он взял и сказал:

— Мой брат — бригадир плотников. Фирма у них маленькая, но он все равно при возможности пристроит его к какому-нибудь делу.

Его брат — плотник? Это сообщение стало для нее ударом, несмотря на звание бригадира. Она и представить себе не могла, чтобы кто-то из Хетерингтонов работал непосредственно в доках, имел дело с тяжестями и с грязью. С другой стороны, она вовсе не была зазнайкой и не хотела ею быть. Она мысленно повторила последнюю фразу, словно поспешно подыскивая ответ на оскорбление, и ее непривычные к быстрой работе мозги, не найдя доводов в поддержку снобизма, беспомощно признали поражение. Ей просто хотелось забыть про все неприятное.

Она уставилась на свои руки, обтянутые тонкими серыми перчатками — попытка казаться элегантной. Потом ее взгляд упал на ноги Дэвида. Он был обут в прекрасные коричневые ботинки, надраенные до блеска. Накануне он был обут в другие — черные, но это потому, что на нем был темный костюм. Значит, он может себе позволить подбирать разные туфли к разным костюмам! Она уже видела его в двух разных костюмах, не считая серого фланелевого и твидового пальто.

— Вы что-то уронили?

— Нет. — Она поспешно выпрямилась. — Просто я… смотрела на ваши туфли.

Зачем она это говорит? Секунду назад у нее и в мыслях не было откровенничать.

— Вы о блеске? — Он поджал губы, сверкнул глазами и кивнул, после чего сказал: — Это работа моей матери, она чистит мне обувь. Можно подумать, что она училась этому в армии, так ловко у нее выходит.

Она неуверенно улыбнулась ему в ответ. Права была ее мать, когда твердила: «Пришла беда — отворяй ворота!» Это применимо в любой жизненной ситуации. Сначала он беседует с простым рабочим так, словно стоит на одной с ним ступеньке, потом признается, что его братец занимается ручным трудом, а потом окончательно рушит ее иллюзию насчет исключительности своей семьи рассказом о том, что его мать чистит всем домочадцам обувь… Даже у нее в семье отчим, дурной человек и лентяй, чистил себе обувь самостоятельно.