В доме раздавался смех. Она постучала, послышались шаги, возня, и дверь распахнулась. Перед Сарой стояли Пол и Кэтлин, веселые и беззаботные, как и подобает детям.

Кэтлин уже разинула рот, чтобы крикнуть: «Мамочка!» — но, увидев Джона, совершила прыжок с порога ему в объятия, визжа:

— Дядя Джон, дядя Джон!

Можно было подумать, что они не виделись годы.

Джон отнес племянницу в дом. Та обхватила его руками и ногами и не хотела отпускать. Пол признался тетке:

— Мы разбили чашку и блюдце.

— Не мы! — возразила Кэтлин, выглядывая из-за головы Джона и возбужденно размахивая руками. — И не ты. Это я. Я бросила их в него, мама.

— Что ты сделала? Спусти ее, Джон.

Джон поставил девочку на пол. Сара, сурово глядя на дочь, спросила:

— Зачем ты бросила в Пола чашку и блюдце?

Кэтлин отступила к каминной решетке, уселась на нее и ответила:

— Просто так.

— Что за «просто так»? — Сара, хмурясь, обернулась к Полу. — Почему она в тебя бросалась, Пол?

— Полагаю, он это заслужил, — вмешался Джон, слегка подталкивая сына к креслу Дэвида.

Мальчик, глядя на Сару, ответил:

— Мы просто играли. Я ее дразнил.

— Не дразнил, а врал! — Кэтлин была возмущена. — Он сказал, мамочка, что ты любишь его сильнее, чем меня. Вот я и бросила в него чашку и блюдце. А они разбились о решетку. — Она показала пальчиком на медную перекладину. — Ведь он наврал?

— Я просто пошутил, тетя Сара.

Мальчик прятал глаза. Сара тоже избегала смотреть на него, на дочь и на Джона. Не могла же она успокоить дочь, сказав: «Конечно, я люблю тебя больше», — потому что это обидит мальчика, сына Джона. Поэтому она ответила:

— Ох, и отшлепаю я тебя в один прекрасный день, милочка!

Ей не пришлось долго искать выход из щекотливой ситуации. Как всегда при возникновении мелких и крупных преград, она сказала:

— Я приготовлю чай. Такой холод!

В понедельник утром Сара стояла перед мэрией Джарроу. Мэр проводил смотр участников марша — двух сотен бедно одетых, худых, зато чисто выбритых и опрятных мужчин. Потом процессия двинулась к церкви Христа. Сара пошла следом. Когда она входила в церковь, туда не впустили мальчика, шедшего впереди нее.

— Только жены и матери, — объяснили ему.

Сара испугалась, что остановят и ее, но все обошлось. Она села на заднюю скамью. Мэр города и члены городского совета расположились впереди. Епископ Гордон начал службу.

Сара впервые в жизни оказалась в некатолической церкви, и служба показалась ей чужой, потому что она за ней не следила. Ей было нестерпимо грустно. Вместе с тем она знала, что, будь у нее такая возможность, она бы с радостью присоединилась к маршу.

После богослужения все вышли из церкви. К Саре подошел Джон. Через плечо у него была перекинута свернутая плащ-палатка. Огромный рост сейчас только подчеркивал его худобу. Он тоже был возбужден.

— Ну, вот… — Так прощаются мужчины, уходящие на войну.

Она посмотрела на него, но ничего не сказала. Печаль вытеснила все остальные чувства. Пара справа обнялась на прощание; уходящие целовали жен, матерей, детей, а те висли на своих мужчинах, словно провожали их на смерть.

Она понимала, что должна что-то сказать, однако не могла передать свои мысли словами. В душе ее царила неразбериха, все тело ныло. Это была незнакомая боль, прежде она никогда не испытывала ничего похожего. На глазах у нее появились слезы, и лицо Джона показалось ей отражением в подернутой рябью воде. До ее слуха донеслись его прочувствованные слова:

— Сара, Сара!.. — Он взял ее за руку. — Спасибо, что пришла. Ты не догадываешься, как много это для меня значит. Прощай, Сара.

Она не могла заставить себя произнести ни его имени, ни слов прощания. Однако в ее душе из хаоса рождалась сила, не поддающаяся доводам рассудка, не удерживаемая в узде правилами приличия. Их разделяли считанные дюймы, казавшиеся тысячами миль; для того чтобы до него дотянуться, ей предстояло преодолеть чудовищное расстояние, но она это сделала и прикоснулась губами к его жесткой коже рядом с уголком рта. Теперь колебался он; она не сомневалась, что он не посмеет до нее дотронуться, однако он крепко стиснул ее в объятиях. Когда она преодолела приступ дрожи, слепоты и вытянула шею, чтобы, стоя в толпе остальных женщин, разглядеть его, он уже вышагивал вместе с остальными.

Она поспешно смахнула слезы и, пользуясь преимуществами своего роста, нашла его глазами. Он тоже смотрел в ее сторону. Он не махнул ей рукой, а попрощался взглядом. Потом отвернулся с гордостью победителя.

Стоявшая рядом низенькая женщина всплакнула. Громко высморкавшись, она запричитала:

— Вы только посмотрите на них! Ходячие скелеты! Этот марш ничего не исправит. Верфи умерли, их уже ничто не вернет к жизни.

Из-за спины Сары последовало возражение:

— Пускай хотя бы попытаются. Ничего страшного, что не все думают об этом одинаково. До Лондона они доберутся уже настоящими скелетами, зато окрепнут духом. Будь я проклята, если это не пойдет им впрок!

Низенькая, устыдившись своего уныния, посмотрела на Сару и сказала:

— С вашим-то ничего не случится, вон какой он здоровенный и крепкий! Ему-то хоть бы что! Хетерингтон… Джон, кажется? Я слышала о нем от сына. А детишки у вас есть?

Сара лихорадочно соображала. Не успев все продумать до конца, она ляпнула:

— Дочка… Только он мне не муж.

— Не может быть!

— Брат…

— Понятно. — Женщина улыбнулась. — Как я сразу не догадалась? Вы друг другу под стать, оба — косая сажень в плечах. — Она улыбнулась еще шире.

Сара огляделась. Участники марша уже скрылись из виду; часть толпы последовала за ними, оставшиеся стремительно сбивались в кучки. Сара простилась с собеседницей и тут же оказалась лицом к лицу с женщиной, которая до того стояла у нее за спиной. Женщина, сузив глаза, рассматривала ее с величайшей пытливостью. Сара уже хотела идти, но ее остановил тихий голос:

— Столько лет обстирываю миссис Хетерингтон и только сейчас узнаю, что у нее есть дочь.

Сара набрала в легкие побольше воздуху и пролепетала:

— Я хотела сказать «брат мужа», но она… — Сара показала в сторону удаляющейся женщины. — Меня перебила.

— Понимаю. — Кивок головы. — Как поживает миссис Хетерингтон?

— Хорошо.

— Передайте ей привет от Ханны.

— Обязательно. Всего хорошего.

— До свидания.

Сара знала, что за вопрос вертелся у Ханны на языке: «Где, в таком случае, его жена? Почему не пришла его проводить?»

Она решила не ехать на автобусе, а пройтись пешком, словно так проще было заглушить голос, звучавший у нее в голове: «Ты сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая!» Она прошла добрую половину пути, прежде чем решилась возразить: «Но я люблю Дэвида!»

«Именно это ты и доказала, поцеловав Джона у всех на глазах».

«Какое это имеет значение? Ровно никакого! Он выглядел таким одиноким. Он совсем один, у него нет ни одной близкой души».

«Та женщина считает иначе. Она знает, что у него есть жена. И мать. Так что ты совершенно спятила. Теперь тебя будет преследовать не только папаша, но и сплетни. Достаточно было на нее посмотреть, чтобы понять, что это прожженная кумушка».

Сара остановилась перед мостом, глядя на скользкие берега речушки, бегущей в сторону Тайна. Она чувствовала себя бесконечно уставшей, так что ее рассудок был не в состоянии создать какое-либо прикрытие, отвести беду от Джона и от нее. Джон казался ей магнитом, к которому тянулось все дурное, что таилось в темных глубинах ее естества.

Отец Бейли учил ее заботиться о чистой совести. Отец Бейли добр. С другой стороны, отец О'Малли говорил, что из смешанного брака никогда не выйдет ничего хорошего. Отец О'Малли умен. А что скажет она сама? В мучительный знак вопроса скручивалась черная грязь по берегу реки, такая знакомая Саре по ночным кошмарам, когда она упорно засасывала ее в самую топь. Сейчас, при свете дня, она могла сопротивляться. Однако голос, ответивший на вопрос, прозвучал неуверенно: