— Признай, что ты больше не женщина. Ты — товар. И, чтобы продать его, у него должен быть штрихкод.

Я хотела плюнуть в него, но удержалась. Насколько это было унизительно: ощущать, что тебя просто прировняли к скоту. Я прикусила губу от досады и просто стонала от отчаяния сквозь прикрытые губы.

Я бы удалила эту татуировку с помощью лазера, когда убежала бы.

Клеймо начало сильно жечь, секунды превращались в минуты.

Больше я не была Тесс. Я была знаком доллара?

Наконец, тату-машинка остановилась, издав жужжащий звук. Я вздохнула, когда женщина намазала запястье каким-то гелем и заклеила его пластырем.

Черное пятно выглядело дешево и вульгарно на моей красной, опухшей коже. Это моя первая татуировка, и она опускала меня от собаки до готового товара. Доступной вещи. Предмет. Ни больше. Ни меньше.

Моя битва проиграна, брошена под лавиной несчастья. Каждая частичка болела: мое сердце, тело и душа. Меня бросили в глубокую яму, в которой жили монстры и чудовища, и я погрязла в жалости к самой себе.

Женщина стянула перчатки, а затем надела чистую пару. Она отодвинулась в конец стола, остановившись между моих ног. Превратившись из тату-мастера в гинеколога.

О, черт. Это слишком.

Я крепко зажмурила глаза, поворачивая голову на бок. Я мечтала покинуть это место, выплыть и исчезнуть, но прикосновение ее пальцев повергло меня в отчаяние.

Она смотрела мне между ног целую вечность, прежде чем, наконец, погладила меня по бедру, как хорошую собачку, которой я была. Я не лаяла и не кусалась. Всего лишь всхлипнув, я позволила им завладеть мной.

Женщина развязала мои ноги, и я сразу их крепко сжала, особенно коленки.

Рваный Шрам захихикал.

— Даже если ты сожмешь ноги — это тебя не спасет. Есть много других мест, которые можно осквернить.

Я сглотнула, и звук кожаных ремней, стучащих по металлическому столу, послал мурашки по моему телу.

Пожалуйста, пусть это оскорбление и унизительный осмотр закончатся.

Я открыла рот, чтобы попроситься уйти, но от хруста другого стерильного пакета моя паника взлетела до небес.

Женщина возилась с каким-то маленьким предметом, прежде чем повернулась ко мне с жуткой улыбкой. Шприц блеснул под пятном света. Мое сердце начало бешено колотиться.

— Нет. Я буду вести себя хорошо. Вам не надо накачивать меня наркотиками. Пожалуйста.

Мысль о жизни в постоянном дурмане от наркотика испугала меня больше, чем все остальное. Женщина не ответила, и я дернулась, пытаясь освободиться от оков.

Я не могла отвести взгляд от шприца, ожидая введения инъекции мне в руку, независимо от того, что бы это ни было, но она не воспользовалась этой частью моего тела.

Покрытыми латексом пальцами, она резко отодвинула спутанные волосы на моей шее и воткнула большую иглу прямо в мягкое местечко за моим ухом.

Я закричала от резкого укола иглы, пронзающего и оставившего небольшую рану.

Она хихикала, когда уходила и говорила что-то по-испански Рваному Шраму. Потом бросила шприц в мусорку, и схватила iPhone, что-то там рассматривая. Зачем вручила его Рваному Шраму, и он махнул ей, чтобы она все доделала до конца. Моя кожа не переставала пульсировать.

Череда звуковых сигналов заполнила комнату.

— Обработай и соедини со штрихкодом, — пробормотал Рваный Шрам.

Нет! Они не сделают это. Вся моя храбрость и надежда на побег испарилась. Они не просто заклеймили меня, теперь они смогут ещё и отследить меня. Даже если я убегу, они, мать твою, выследят меня.

Глаза наполнились слезами, которые я еле сдерживала. Я не осознавала, насколько сильно поддерживала меня мысль о побеге. Теперь даже это у меня отобрали.

Я с трудом сглотнула, пытаясь сдержать себя, чтобы не заплакать. Рваный Шрам развязал мне руки, обошел меня и снял веревку с моей шеи.

Понадобилось время, чтобы понять, что я свободна, и еще больше времени потребовалось, чтобы заставить двигаться мое израненное тело.

Рваный Шрам помог мне сесть прямо. Я скривилась, держась за ребра, не волнуясь о том, что моя грудь была обнажена.

Потом устало вздохнула и попыталась сесть увереннее, но остановившись взглядом в одной точке. Это был самый ужасный день в моей жизни. Нет, хотя я не права. Самым ужасным днем был тот, когда меня сюда привезли. Когда Брэкс был избит и оставлен на произвол судьбы в том туалете. Из моей груди вырвалось рыдание, но я подавила его. Я больше не могла думать о Брэксе или о том кошмаре, в котором живу сейчас.

На мои колени был брошен коричневый бумажный пакет. Рваный Шрам легко взял меня за щеку и заставил посмотреть себя в глаза.

— Хорошая девочка. Ты приняла свое неизбежное будущее. Сейчас стало легче? — легким прикосновением он погладил меня по щеке, это было первым нежным прикосновением за все время моего нахождения в этом аду. После жестокого избиения Кожаным Жилетом, я просто нуждалась, чтобы меня обняли и приласкали, я в этом так сильно нуждалась. Но этого никогда не будет.

Продолжай бороться, Тесс. Никогда не останавливайся.

Согревающее тепло наполнило все моё тело, растворяя боль от синяков и ссадин. Моя борьба была всем, что у меня осталось. Я не могла сдаться и оставить эту идею.

Наполненным ненависти взглядом я посмотрела на женщину, которая поймала меня в ловушку, нанеся мне штрихкод, почти повесив ярлык и вставив мне датчик слежения.

— Я ненавижу тебя. В один прекрасный день ты будешь страдать так же, как и все жертвы, пострадавшие от тебя. Когда-нибудь карма настигнет тебя и уничтожит.

Я не знала, исполнится ли моё проклятье, но достижение его сделало бы смыслом жизни, чтобы возмездие обрушилось на их головы и спасло невинных женщин.

Я ненавидела их. Я ненавидела их всех.

Рваный Шрам разжал мою хватку, выхватив из рук бумажный пакет. Открыв его, он схватил одежду и кинул ею в меня.

— Одевайся!

Я схватила эту одежду и аккуратненько сползла со стула. Начала надевать коричневый свитер, лихорадочно натягивая его через голову, морщась и задыхаясь. Рядом лежали белые трусики и пара высоких чулок выше колена. И ничего больше.

Они одели меня, как куклу. Сломанная кукла, не более.

Мне стало смешно, в прошлом я так заботилась об одежде, гардеробе. Одежда предполагала защиту, даже если высоко натянутые чулки кололись, а кофта совсем не грела, но я хотя бы не была голой.

Женщина с силой втолкнула в мою ладонь расческу, и я растерянно взяла ее. Что это такое? Мне что, нужно двигаться?

Я начала тщательно расчесывать волосы перед тем, как отдать расческу обратно, Моя кожа пахла дешевым мылом, и волосы были сухими из-за отсутствия кондиционера. Теперь я была больше готовой к тому, что будет дальше.

Моя татуировка щипала и чесалась под повязкой из пластыря, я хотела сорвать ее и рассмотреть свой шрихкод более детально. Может, они и сейчас меня проверяли? Какие детали и данные были вложены в мой код?

Они не спрашивали никакой личной информации. Им было плевать, кем я была. Их волновало только то, чем я стала.

Чем-то, что можно будет продать.

Пролетели три дня.

Наша маленькая камера, установленный порядок двухразового питания и тихие разговоры помогли мне смириться с тем, что происходило в данный момент. Моё тело было избито и изранено в тех местах, которые я даже не видела, в ребре дико отдавало тупой болью. После всего того, через что мы прошли, мне было ненавистно просто сидеть там.

С каждым проходящим часом, меня все больше одолевала злость. Сидя на двухъярусной кровати, на изъеденном молью матрасе, я наслаждалась бушующим во мне диким гневом. Независимо от того, как все это было, ожидание тихо убивало меня. Скука зудела сильнее, чем новая татуировка.

Мигающая лампочка отключилась, и я уставилась в темноту. Большинство моих соседок безучастно болтались по комнате, бессмысленно переговариваясь. Я отказалась принимать в этом участие. Не хотела вспоминать о той ситуации, в которой мы находились; я хотела сфокусироваться на менее угнетающем будущем. Старалась поддержать в своем сердце надежду, когда ее душил гнев и ярость.