– Да ты кто такой, а? – со злостью спросил подошедший к ним Барт: свой пылесос он держал наотмашь, словно собирался им в случае чего треснуть Семёна по голове: похоже, напугал Семён Барта крепко. По серьезному.

– Я? – Семён опять запнулся: говорить правду он не собирался, а придумать легенду заранее не успел. Поторопился со встречей.

– С одной стороны, я… – тут Семён неожиданно вспомнил байку Мара о его разностороннем хозяине и абсолютно не к месту рассмеялся.

– Так он же стёртый! – с изумлением понял Барт, вешая пылесос на плечо. – Ей-ей, стёртый! То-то он ерунду всякую несёт! Ничего не понимает, на вопросы тормозит… про туннельного слыхом не слыхивал! По смертельной магистрали туда-сюда бродит… Смеётся. Точно, стёртый! Видать, из больнички в бессознанке удрал и заблудился. Ну, мужик, и напугал ты нас… Эй, Заман! Тут не туннельный! Тут стёртый приблудился! – сложив ладони рупором, крикнул вверх Барт. – Это по твоей части! Спускайся вниз!

– Готово, – донеслось сверху. – Сейчас прилечу.

Семён задрал голову: отремонтированный плафон светился ровным немигающим светом; старший группы, с протянутыми к светильнику руками, был похож на чёрта, ворующего луну. Особенно отсюда, снизу.

Облетев напоследок плафон по кругу и убедившись, что всё в порядке, Заман неспешно опустился на стеклянное шоссе. Рядом с Семёном.

– Ты, что ли, туннельный-стёртый будешь? – с лёгкой усмешкой спросил Заман, внимательно разглядывая Семёна. – Ну, на туннельного ты пока не тянешь, это моим ребятам с бодуна показалось. Слишком ты настоящий, не призрачный. А вообще-то, действительно странно встретить здесь живого человека! Всяко с испуга может в голову придти… Ты как здесь оказался, а?

Семён пожал плечами:

– Ну, как-как… Вот, оказался.

– Понятно, – почему-то не удивившись, сказал старший. – Ребята, пошли отсюда! Вот-вот движение включат, раскатают тогда нас по всей дороге, никакая больничка не спасёт… И ты с нами иди, – Заман махнул рукой в сторону прохода. – Не то и впрямь туннельным станешь. На постоянном окладе. – Вся троица от души расхохоталась.

– Да, тебя как зовут? – посерьезнел Заман. – Это ты помнишь?

– Симеон, – представился Семён.

– Помнишь, – улыбнулся старший. – Это хорошо! Нельзя своё имя забывать. Без имени – ты никто… А меня зовут Заман Щур.

– Щур? – с явным недоумением переспросил Семён. – Если не ошибаюсь, то в моём родном Мире так по украински птичку какую-то зовут. Певчую. Вы что, с Земли сюда завербовались?

Все трое переглянулись.

– Ложная память, – со знанием дела объяснил спутникам Заман. – Это нормально, это бывает… Щур – сокращённо от Алмищур. Что это слово раньше означало, увы, не помню. Может, фамилию. Может, воинское звание. Может, кличка такая была… Хм, чего только после больнички не говорят! Тут и земли-то нигде не найдёшь… Железный мир. Стеклянно-железный. Ладно, пошли, – Заман быстрым шагом направился к проходу. – Давайте-давайте! Полосы светиться начинают! Бегом! – все рванули к прямоугольнику в стене; Семён глянул под ноги – белые полосы-вставки наливались угрожающим вишнёвым светом, – и припустил за ремонтной троицей.

Отверстие прохода заросло, едва Семён вбежал в коридор следом за ремонтниками; стена позади Семёна почти сразу мелко завибрировала – низкий гул заполнил коридор.

– Успели, – вытер пот со лба Заман. – Вон, пошла лавина… Народ, вы идите по своим делам, на сегодня всё. А я с Симеоном потолкую и после его к начальнику блока отведу… Будет меня из диспетчерской кто искать – я на обходе. Всё ясно?

– Конечно! – повеселел народ в количестве двух человек, – само собой!

– К Легу не ходить! – жёстко добавил Заман. – Учую запах – прибью.

На народ было жалко смотреть.

– Ладно, – смилостивился Заман. – Можете казённого пива выпить. И в женский блок сходить. Талоны на пиво и женщин есть?

– Есть, – воспрянули духом ремонтники.

– Вот вам ещё, на пиво, – Заман вынул из нагрудного кармана комбинезона несколько серых бумажек. – Я его всё одно не употребляю… – Заман расстегнул ремни на груди, снял ранец и протянул его Барту. – Сдашь на склад. К вечерней поверке все должны быть в своих ячейках! Я вас отмазывать от Инкубатора не стану.

– Обижаешь, начальник, – зашумел народ в два голоса, – разве ж можно! Нам тоже жить хочется, – Барт и Вога хлопнули друг друга по рукам и, не оглядываясь, поспешили вдаль по коридору. Скоро их шаги стихли, Семён и Заман остались вдвоём. И остался низкий гул, идущий от стены.

– Ты слишком много чего помнишь, Симеон! Какие-то ненужные для работы птичьи имена, название своего мира… Не дотерли тебе память, факт! – Заман посмотрел в глаза Семёну. – Или вообще стереть не смогли. Такое, говорят, случалось раньше. Редко, но случалось… Инкубатор для таких неудачников работает круглосуточно.

Потому-то я и хочу успеть побеседовать с тобой, пока санитары-поисковики тебя не нашли, – старший группы отвёл глаза в сторону. – Вспомнить хочу. Своё. Может, ты сумеешь мне помочь… Когда в больничку назад попадёшь, там тебе однозначно повторное стирание назначат, – сухо сказал Заман, не глядя в лицо Семёну. – Мощное. Забудешь не только, как твой мир назывался, но и как маму звали. Могут и ноги парализовать, на время. Чтобы опять не убежал… И в наш блок тебе идти нельзя, начальник мигом новое лицо засечёт! Вот такие дела, Симеон.

Семён огорчённо покачал головой.

– Да-а, тяжёлая ситуация… Впрочем, плевать мне на тех санитаров вместе с их больничкой, руки у них коротки меня достать! Заман, тут есть место, которое никем и ничем не контролируется? Не просматривается и не прослушивается? Там бы и побеседовали.

– Есть такое место, – старший группы странно поглядел на Семёна. – Можно было бы и здесь, конечно, но раз ты хочешь… Сюда, – Заман направился по коридору в ту сторону, куда ушли его друзья-ремонтники; Семён последовал за ним.

Коридор закончился кабиной, аккуратно вписавшейся в размеры коридора и похожей на кабину грузового лифта, с двумя высокими прозрачными дверцами и набором маленьких, как на пульте дистанционного управления, кнопок на внутренней стене кабины.

– Входи, – Заман пропустил Семёна вперёд. – Сейчас поедем, только блуждающий коридор вначале уберу, – Заман прикрыл дверцы, пощёлкал по кнопкам; коридор, видимый через дверцы, исчез – вместо него возникла серая мгла.

В кабине само собой зажглось дежурное освещение и только сейчас Семён обнаружил, что в ней имеются ещё одни прозрачные двери, противоположные тем, через которые он вошёл: за вторыми дверями тоже клубилась неопределённая муть.

– Для аварийного коридора, – заметив взгляд Семёна, еле слышно пояснил Заман. – Через него ребята за пивом ушли… Пора, братцы, за деталями на склад, – громко сказал старший группы, указывая Семёну взглядом на потолок кабины; Семён понимающе моргнул. Но смотреть вверх не стал.

Заман быстро набрал некий известный ему код, – Семён не успел заметить, какой, – а после неожиданно резко надавил ладонью на все кнопки разом. Освещение в кабине пропало, а серая муть за дверцами стала быстро светлеть, превращаясь в молочно-голубой туман; через пару секунд туман рассеялся. Семён невольно подался к ближайшим дверцам – то, что он увидел, было невероятно! Зрелище, которое запоминается на всю жизнь.

Перед Семёном простиралась ровная зеркальная гладь, словно кабина лифта стояла посреди бескрайнего ртутного океана, – но это, конечно, была не ртуть; над металлической равниной висело чёрное космическое небо, усеянное миллиардами звёзд, больших и маленьких. Звёзды безостановочно подрагивали, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах – как будто видел их Семён через движущееся волнистое стекло. Не очень прозрачное стекло: по зеркальной глади, поверх отражённых звёзд, бежали отражённые тени. Если б не они, то Семён незамедлительно решил бы, что оказался в открытом космосе. Без скафандра, в негерметичном лифте. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Можно выйти, воздуха вполне хватает. Не очень чистого, но хватает, – сказал Заман. – Газовый барьер на случай метеоритной атаки. Вернее, на тот случай, если какой булыжник в силовом поле не полностью сгорит. Впечатляет, да? Я, когда впервые здесь оказался, сознание от страха потерял. После ничего, привык…