- Через Волгу новые мосты строить надо, не спорю, но тут - особый случай. Как американцам нос-то утрем. И, если что, войска быстро перебрасывать можно на Кавказ и обратно.
- Извините, но, если что, то такой мост станет первым объектом для удара с воздуха или воды, и я очень сомневаюсь, что стратегический объект подобного масштаба удастся защитить от всех рисков. Снесут его и хорошо, если без эшелонов с войсками.
- Ты что, военный? Рассуждать он тут будет! Твое дело строить! Сказано - и строй!
Поговорили, одним словом.
А американцы напоследок расстарались. Для перевозки Верховного во Владивосток выделили целую эскадру с авианосцем, а на пути следования развернули подводные лодки. Верховный, правда, не узнал, что его конвой был призван отвлекать внимание японцев от большого грузового конвоя, который шел параллельно. Эти меркантильные янки хотели таким образом обеспечить переброску огромного груза вооружений для китайского сопротивления, и свою задачу выполнили. Японцы к этому моменту настолько изнемогали в неравной борьбе и так страдали от нехватки топлива, что не сочли целесообразным направлять корабли на перехват таких целей.
Затем был долгий путь по Транссибирской магистрали и возвращение в Киев. Встреча с премьером УралСиба, конечно, состоялась, но тема Аляски не обсуждалась - сказать было нечего. Верховный все же был умелым политиком. Свою речь на киевском вокзале, где была устроена торжественная встреча, он начал пафосно:
- Мы объехали весь земной шар и счастливы сегодня вернуться на нашу процветающую родину! В мире сегодня идет война, пусть и не мировая, но по масштабам ее вполне можно сравнить с минувшей Великой войной. К счастью, усилиями нашей армии мы обезопасили себя от любых военных угроз и теперь можем мирно трудиться на благо народа Новой Киевской Руси! Там, за океаном, живу энергичные люди, которые смогли много добиться. Кое-чему мы у них научились, но строить будем сами. И построим!
Дальше было и про мост, и про индустриальное строительство жилья в городах, и про кукурузу и про много чего еще. Вот только править Верховному оставалось уже не долго.
Глава двадцатая.
Перемирие в зоне проливов было заключено еще до начала Кипрской мирной конференции. И сразу же в порты Крыма, Одессу и Новороссийск потянулись суда с наиболее пострадавшими десантными частями. Киевское военное командование таким образом хотело скрыть масштаб понесенных потерь. Было ясно, что в Константинополь - теперь город уже называли только так - в ближайшие дни хлынут журналисты со всей Европы, а затем его придется передавать англичанам. Британский посол на столь неожиданно прервавшейся встрече с Верховным не успел до конца озвучить требования своего правительства, но уже на следующий день он сделал это в беседе с главой Госсовета. Мало у кого после этого оставались еще сомнения, что островитяне добьются своего. Так что мировому общественному мнению решили показать не уполовиненные бригады первой волны, а те части, которые высадились уже в самом конце и понесли минимальные потери. Так что Федор со своим лазаретом был вывезен в числе первых.
"Кавказцев" встречали. Небольшой порт, где пришвартовалось госпитальное судно Федора, в этот день был закрыт, у ворот и вдоль ограды стояли многочисленные военные патрули, которые не пропускали на территорию порта гражданских. Однако все прилегающие улицы были запружены толпами народу. Кто-то стоял молча, многие держали в руках картонки с написанными именами и фамилиями, кто-то в отчаянии выкрикивал их, надеясь услышать ответ.
Офицер комендантской службы попросил собраться всех врачей госпиталя в кают-компании и объяснил ситуацию.
- Такое происходит во всех портах. Как только слухи о высоких потерях в личном составе бригад дошли сюда и стало известно о вашем возвращении родственники военнослужащих со всего региона устремились в порты и встречают так каждое судно. К сожалению, окончательных списков потерь так до сих пор не составлено - что-то уточняется, а может, просто не решили, как их обнародовать. Похоронки, во всяком случае, в штабах пока выписывать и рассылать еще не начинали. Изолировать вас от людей мы не можем, да и права не имеем. После того, как рассортируем и развезем раненых, мы отвезем вас в здание нашего госпиталя, там рядом и гарнизонное офицерское общежитие. Ночевать в ближайшие дни будете там. Раненых отчасти отвезем в госпиталь, а тех, кто полегче - в соседние города. Персонал нашего госпиталя к приему раненых готов, но они будут признательны за помощь. Как понимаете, перед началом десантной операции почти половину медиков оттуда направили служить в состав бригад. Госпиталь, конечно, закрыт для посещения гражданскими, но обольщаться не следует, к вам будут проникать с вопросами о своих близких постоянно. Убедительная просьба и даже рекомендация: не стоит распространяться о масштабе потерь. И даже, если вы наверняка знаете, что случилось с тем, о ком вас спрашивают, лучше уклоняйтесь. Не знаете и все. К сожалению, эксцессы уже были. Южане вообще, а казаки в частности, народ горячий. А в крайних случаях людям эмоционально проще возложить вину за гибель родных на кого-то, кто стоит перед ними. Нам только еще пострадавших среди медиков не хватает.
После этого краткого инструктажа в дело вступили и местные медики. Раненых сортировали, проверяли наличие воинских и медицинских документов и отправляли: кого в местный госпиталь, а кого - в два санитарных поезда, которые под парами стояли на путях вокзала. Хлопоты продолжались до ночи.
Каждый санитарный автобус, выезжавший из ворот порта, немедленно окружала и останавливала толпа. Инструкции комендантской службы столкновения с реальной жизнью не выдержали. Фельдшер или санитар, сопровождавший раненых, был вынужден громко зачитывал фамилии пассажиров автобуса вслух, и дальше их передавали из уст в уста до дальних уголков площади. Для дальнейших уточнений времени уже не было, а даже казацкие фамилии сплошь и рядом повторялись. Так что люди, как правило, направлялись вслед за очередным автобусом или направо - к станции, или налево - в госпиталь и уже там пытались навести более подробные справки. По толпе гуляли слухи то о матери, нашедшей среди раненых аж двух сыновей, то о жене, вдруг узнавшей, что ее муж хоть и жив, но без ног, и много всего другого подобного. Вздорность этих слухов люди понимали, но все же чего-то ждали.
Ночью, уже почти падая от усталости, Федор все же вскочил в последний автобус, уходящий на железнодорожный вокзал, справедливо полагая, что в такой день телеграф там может работать и круглосуточно. Так оно и оказалось. Он написал на бланке-"молния" адрес Маши в Казани и коротко приписал: "Жив. Здоров. Сегодня пришли в N. Очень люблю. Скучаю". У окошка возникла заминка. В карманах мундира, галифе и в полевой сумке Федора было много всего: индивидуальные пакеты, бутылка перекиси водорода и пузырек с йодом, патроны, пара сухарей, несколько упаковок таблеток, малый полевой врачебный набор и прочее, прочее, прочее. Там только не было ни копейки отечественных денег, поскольку в Стамбуле они просто не были нужны. Несколько турецкий монет откуда-то завалялось, но что от них толку.
Телеграфистка не сразу поняла причину заминки и даже спросила у Федора, лихорадочно шарившего по карманам:
- Так будете отправлять телеграмму или нет?
А сзади как назло стояло уже два человека, выжидательно поглядывавших на него. Даже не понятно, почему и откуда вдруг взялось в здании вокзала столько народу.
Мучения Федора прервал пожилой казак в фуражке, который вместе с молодой казачкой с темными кругами под глазами сидел на вокзальной скамейке в зале ожидания в двух шагах от окошка. Он уже давно следил за поисками Федора.
- Позвольте помочь, Ваше благородие? - Он протянул Федору мятую трешку и укоризненно бросил телеграфистке: - Сама не видишь? Откуда у него деньги? Он же ОТТУДА. Ты ему в глаза посмотри - все поймешь.