Я вынул пальцы из ее киски, и она застонала в отчаянии.

— Ты не очень-то спокойна, детка, — я шлепнул ее снова, и она по-прежнему стонала. — Тебе нужно научиться слушаться меня, — я создал в руке гладкую деревянную пробку и провел ею по ее влаге. Она задохнулась, когда я подтащил кончик к ее попке. Я колебался, ожидая, когда она произнесет безопасное слово, задаваясь вопросом, как далеко я смогу завести ее. Она ничего не сказала, и я решительно ввел ее в нее, и она безумно забилась подо мной, выкрикивая мое имя на столе.

Я покатал ее внутри, пока она привыкала, затем освободил член и прижал проколотый кончик к ее входу. Я дразнил ее, проводя им вверх и вниз, пока мой член не стал скользким от ее возбуждения. Она дергалась, сопротивляясь своим ограничениям, а я держал одну руку на ее спине, чтобы удерживать в неподвижном состоянии.

— Ты не кончишь, пока я не скажу, — прорычал я, затем вогнал свой член в ее тугое лоно и стал безжалостно трахать ее. Мои движения заставили пробку войти еще глубже, и она выгнулась дугой, и закричала, пока я жестоко требовал ее.

Я запустил одну руку в ее волосы, сильно потянул, пока она не выгнулась назад настолько, насколько это было возможно. Мои бедра врезались в ее задницу, а она принимала все, что я давал, и умоляла о большем.

Я хотел продлить это, но, черт, я уже был готов взорваться внутри нее, потеряв рассудок от этой девушки. Она сжималась вокруг меня, собираясь кончить тоже, и я скользнул рукой по ее клитору, лаская его.

— Не кончай, — настаивал я, пока она крепко сжимала меня, и я знал, что она на грани потери сознания. Я бросил попытки удержать ее, так как я жаждал освобождения так же сильно, как и она. Эта девушка была ведьмой, которая загипнотизировала меня. Она всегда управляла мной, как бы я ни пытался управлять ею. Я провел пальцами по ее клитору, и она задохнулась от удовольствия.

Я скользнул другой рукой к ее рту, — Укуси меня, — потребовал я, зная, что не смогу кончить без боли.

— Райдер, — простонала она, и я яростно зарычал.

— Сейчас, — приказал я, и она укусила меня за руку. — Кончай, детка.

Я кончил сам, когда она закричала и сжала мой член своей киской, вызвав лучший в моей жизни оргазм, когда я заполнил ее своей спермой.

Я придавил ее к столу, нависнув над ней, удерживая в своей власти еще немного, пока я упивался болью в своей руке и сладкой разрядкой, проходящей через мое тело.

Когда я перевел дыхание, я отстранил ее от стола и растворил пробку с помощью своей магии. Я притянул ее к себе и поцеловал, когда ее руки обвились вокруг моей шеи.

— Будь моей снова, — настаивал я. — Мне плевать, если ты также принадлежишь Льву.

Она нежно поцеловала меня и посмотрела на меня сквозь прикрытые веки. — Я никогда не переставала быть твоей, Райдер. И никогда не перестану. Теперь ты это знаешь?

Я вздохнул, вдыхая воздух через ее губы. — Да, детка. Я знаю. 

Два месяца до метеоритного дождя Солярид…

Четыре месяца, четыре жертвы, четыре смерти на моей совести и четыре неоспоримые причины, по которым мне совершенно необходимо убраться нахрен подальше от Черной Карты, Короля, Алестрии и всего, чем я когда-либо здесь был.

Когда я доставил Королю первые две жертвы, в качестве его гребанного жертвоприношения, я и не подозревал о том, что с ними произойдет. Я все еще не заслужил достаточно доверия, чтобы мне позволили сохранить воспоминания о ночах полнолуния. Единственное, что я точно знал о тех вечерах, это то, что я привел Тревора Джонса и Мэйси Смит на встречу с Королем, чтобы он мог «помочь им» справиться с их болью.

Мне дали их имена, фотографии и адреса, по которому я мог найти каждого из них в Алестрии. Мне также дали Киллблейз, чтобы снабдить их, и попросили заслужить их доверие, пообещав, что я помогу им двигаться дальше от боли в их душах. И как чертов идиот, или, может быть, как незадачливый, надеющийся дурак, я просто не понимал, что «двигаться дальше» означает двигаться дальше от этой жизни. По своей воле. Или, если говорить прямо, я догадался, что это было что-то вроде самоубийства с помощью или, поощряемого самоубийства… я даже не был уверен, чего именно. Я знал только, что каким-то образом Король выслеживал этих бедных, отчаявшихся душ, которым жизнь не принесла ничего, кроме боли, подсаживал их на Киллблейз, который только усиливал эти самые изнуряющие и ужасающие чувства, а затем обещал им освобождение от боли, если они просто отпустят этот мир, передадут ему свою магию и умрут.

Желчь поднималась у меня в горле, когда я думал об этом. Те первые два месяца были благословением, потому что я, глупый, не знал, частью чего я стал. Я не понимал, что я делаю с этими фейри.

Я глупо полагал, что он просто инициирует их, и думал о том, насколько чертовски жалкими были их жизни, как мало у них было в этом мире, и убеждал себя, что в составе культа у них может быть больше. Потому что, конечно, эти люди были десятью оттенками долбанутых, преданных психопатов с примесью психического рабства, но они заботились о своих.

Но Тревор и Мэйси были не для этого, и когда я привел ему Вивьен Симмонс в следующем месяце, все стало чертовски ясно.

Она была милой девушкой. Большие голубые глаза и румяное лицо, но ее длинные светлые волосы напомнили мне мою младшую сестру. Из-за этого факта я каждое утро, просыпаясь, наваливался на унитаз. Ее жизнь была такой хреновой. Ей было двадцать шесть, но она казалась моложе меня, потому что ее душа была разбита. Ее семья продала ее отвратительному фейри, когда она была еще ребенком, чтобы расплатиться с долгами, и хотя она никогда не рассказывала мне, какой была ее жизнь с ним, я мог предположить довольно тревожную догадку по некоторым беспорядочным комментариям, которые она делала под воздействием Киллблейза, который мне поручили ей дать. Она была свободна от него восемь лет, его интерес к ней угас, когда она стала слишком стара для его вкусов, и ей повезло выбраться живой. Но на самом деле она не была свободна. Все, чем она могла бы стать, было украдено у нее этой судьбой, и я знал, что она была склонна к самоубийству, когда привел ее на встречу с Королем. Но он снова и снова говорил мне, что я должен следить за ней, когда она под кайфом, и убедиться, что она не будет действовать в соответствии с суицидальными мыслями. Именно поэтому я позволил убедить себя, что ему не все равно. А на самом деле его волновало только одно — присутствие рядом, чтобы исполнить свой гребаный ритуал.

В ту ночь, когда я привел ее к нему, я наблюдал из рядов членов Черной Карты, которые собрались для ритуала, и скандировал слова, которых не понимал, пока мой язык склонялся к воле кого-то, кроме меня самого. Затем я наблюдал, как Король подстрекал Вивьен и двух других фейри, которых привели к нему члены культа, покончить с собой.

За мгновение до смерти, погрузив в собственное сердце сделанное ею самой ледяное лезвие, она предложила Королю свою магию, и он с жадностью принял ее.

Мои глаза расширились, когда я смотрел, ужас охватил меня, когда она истекала кровью на крыльце той старой хижины в лесу, но мой язык не дрогнул, произнося те чужие слова, которые покрывали мой рот тьмой. Мое тело было заперто на месте, и к тому времени, когда я снова смог двигаться, все было кончено.

Король использовал свою силу, чтобы заставить всех собравшихся членов Черной Карты пройти мимо него, а меня оставили следовать за Лоренцо в конце очереди. Я слушал, как Король наклонился к Лоренцо и прошептал ему на ухо, говоря, чтобы он вернулся в постель и забыл всю эту ночь, и в его тоне слышалось магическое звучание, которое явно означало, что у Лоренцо не было другого выбора, кроме как подчиниться.

В тот месяц я сделал все возможное, чтобы попытаться рассказать кому-нибудь о том, чему я был свидетелем. Я звонил Элле, маме, даже Старушке Сэл, но в итоге ограничился светской беседой, не в силах заставить слова сорваться с моих губ. Мои секреты были связаны темной магией Кинга. Я пытался подойти к Леону, Данте и некоторым другим моим старым друзьям, но не мог вымолвить ни слова и даже не мог вызвать энтузиазма, чтобы долго общаться с ними, так как связь, которую я имел с культом, заставляла меня возвращаться к другим членам.