С ним — с одним!..

И изловчившись, шах зарубил еще одного из нападавших, отбив его оружие и ткнув того саблей в живот, отчего вывалились наружу и размотались по шатру кишки.

Двое лишь врагов осталось у шаха, и хоть ранен он был, да не думал сдаваться!..

И слышали стражники, что вокруг шатра стеной стояли, и слышал Насим громкий звон сабель, крики, проклятья и хрипы смертные! И хоть было их много, и были они при саблях и копьях, боялись все шаха! Ведь все еще не умер он, ведь звенит в шатре оружие и слышен голос его страшный, что призывает к себе преданных воинов!

Или верно говорят, что будто бы заговоренный шах, что не берут его ни мечи, ни стрелы, ни пули, ни ядра даже, отскакивая от тела его, как от железа?!

И понял тут Насим, что коли вырвется шах из шатра да предстанет пред ними, то в то же мгновенье воинство его, оружие побросав, кинется прочь. Или, убоявшись вида шаха и внемля призывам его, обороротит копья против заговорщиков, и уж тогда ничто не спасет их!

И хоть сам Насим хотел бежать куда глаза глядят от ужаса того, но, превозмогая себя, бросился он к шатру, повелев всем следовать за ним!

Но никто не побежал вслед ему, страхом к земле пригвожденный!

Боялись шаха, будто не человек он, а шайтан сам!

А может, так оно и есть!.. Ведь четверо лучших воинов, что каждый стоит десяти, вошли в шатер, дабы убить безоружного и спящего шаха, да уж голосов двоих из них не слыхать, а шах все жив!

И не смолкает лязг оружия, да все громче крики шаха!..

— Сюда!.. Именем Аллаха повелеваю!..

И хоть залит шах кровью весь, и живого места на нем нет, да не знает сабля его устали, сверкая вкруг него.

Дзинь!

Дзинь!

Летят искры, что клинок из клинка выбивает!

Рубит сабля шаха закаленное железо, будто простое дерево оно! Клинок тот особый, какого в целом свете не сыскать — десять табунов арабских скакунов цена ему! Кован он из семи сортов стали и железа, что друг с дружкой подобно червям переплетены были, да после, в куски изрубленный, гусям скормлен, дабы в желудках их, соками омытый, металл крепость свою обрел и, из помета вынутый да заново в горне расплавленный и в крови человечьей закаленный, стал он крепостью подобен алмазу!

Удар!

Удар!

Пополам разлетелась сабля злодея, перерубленная подобно бумаге, — лишь обломок торчит в руке его!

Теперь есть надежда — ведь всего-то один враг остался пред шахом! И как поразит он его да выскочит из шатра, то призовет к себе войска, и уж тогда никому пощады не будет!..

Но отдернулся полог, возник на пороге Насим, мушкет заряженный пред собой держа!

Обернулся к нему шах.

Да тут враг его последний, изловчившись, резанул саблей его поперек тела.

Хлынула кровь.

Упал шах на колено да, хрипя, завалился набок! И хоть жив он еще был и, глазищами по сторонам сверкая, размахивал саблей своей, пытаясь врагов срубить, но не мог уж ничем им навредить, ибо оставили силы его! А с ними и жизнь сама!..

Возрадовались тому заговорщики и, будто гиены к поверженному льву подскочив к шаху, стали рубить саблями и колоть кинжалами мертвое тело его! А как перестал он вовсе шевелиться и оттого уж не страшились они его, то склонились над ним, и, за волосы голову его вздернув, отрубили ее саблей от туловища!

А отрубив, насадили шею на копье и вынесли из шатра, дабы все убедиться могли, что Надир Кули Хан мертв!

И, увидев голову господина своего, на копье торчащую, пали воины ниц, с трепетом глядя на искаженное гримасой гнева лицо величайшего из великих, что завоевал и в страхе полмира держал, а себя самого не уберег!..

И пал тиран!

И возликовала Персия!

И погрузилась в пучину междоусобной войны, хоть никто о том еще не знал!..

Но скоро начнется меж визирями и султанами великая распря, и станут они делить трон персиянский, и никак не смогут поделить, отчего будут строить заговоры и убивать один другого. И распадется непобедимое войско, и оборотят воины оружие друг против друга, и станут биться ожесточенно, а те, что останутся живы, составят шайки злодейские, что, разбредясь по всей Персии, будут грабить и убивать без всякого разбора.

И запылают города и селения.

И пойдет сын на отца, брат на брата, а сосед на соседа! И встанут на площадях городских плахи и частоколы смазанных бараньим салом кольев, и зачернеют над стенами крепостными тысячи отрубленных голов, глядя мертвыми глазами на пока еще живых и скалясь белыми зубами.

И засмердят вдоль дорог бесчисленные трупы. А в полях и лесах станут жировать шакалы и воронье, и иное зверье дикое, а в городах — крысы и собаки бродячие, оттого что будут они досыта кормиться человечиной...

Не стало тирана!..

И со смертью его не стало в земле персиянской мира!..

Звонок в дверь был грому подобен!..

На пороге стояла Светлана Анатольевна. Света...

Почти неодетая.

Потому что было раннее утро.

— Вы? — ахнула она.

— Я! — покаянно ответил Мишель-Герхард фон Штольц.

На нем, как всегда, был невозможно белый костюм и туфли, но не было лица... Его... Было какое-то совсем чужое лицо. Под цвет пиджака и туфель...

— Вы?!

— Да я же, я! — кивнул Мишель-Герхард фон Штольц.

— Но теперь ночь!

— Уже утро. Я был у вашего деда. У Михаила Львовича.

Светлана удивленно округлила глаза. И уж боле не откладывая то, что придется сказать, Мишель выпалил:

— Он убит!

— Дедушка?!

— Михаил Львович... Его зарезали столовым ножом.

Светлана смотрела на него недоуменно.

— Позвольте зайти? — сунулся было Мишель в полуоткрытую дверь.

Но его не пропустили.

— Зачем? — недоуменно прошептала Светлана.

— Затем, что больше мне некуда идти! — честно признался Мишель-Герхард фон Штольц. — Меня теперь ищет милиция. А у вас — искать не станет!

— Милиция? — бледнея, переспросила Светлана. — Зачем вас?

— Затем, что подозревает меня в убийстве. Вашего дедушки!

— Разве вы убили моего дедушку?

— Ну нет, конечно! — уже раздражаясь и оттого повышая голос, ответил Мишель-Герхард фон Штольц. — Но я там был, почти в самый момент убийства! И поэтому подозревать будут именно меня!

— Вы шутите? — с надеждой спросила Светлана, изображая, хоть это у нее получилось вымученно, улыбку. — Признайтесь, вы придумали все это, чтобы остаться теперь у меня?

Господи, о чем она?!

— Ничего я не придумал! Михаил Львович убит. Только что! Ножом в спину!

Светлана потянулась к телефону. Как видно, она решила позвонить дедушке, дабы проверить, жив он или нет.

— Постойте! Там теперь милиция! — остерег ее Мишель. — Если раздастся ваш звонок — они все поймут!

Светлана сняла трубку с рычагов.

— Если вы не верите мне, то... позвольте тогда хотя бы уйти! — попросил Мишель-Герхард фон Штольц. — Если вы позвоните, то через четверть часа они будут здесь!

Светлана держала трубку в руке, испуганно глядя на Мишеля.

— Поймите, все это вышло совершенно случайно... Это просто какое-то чудовищное совпадение.

И чувствуя, что волнуется и что по его лицу струится пот, сунул руку в карман, где у него был платок. Но вытащил не платок! А вытащил...

— Откуда это у вас? — вскрикнула Светлана. — Это же... это вещь дедушки! Или это тоже совпадение?

— Да... тоже... совпадение... — промямлил Мишель. — Случайное... Или... Или, может быть, все это было специально подстроено...

Мишель осекся!..

Ну да — верно!.. Как же он сразу этого не понял? Академика убили в краткий миг его отсутствия в квартире. Значит, они следили за ней! И видя, как он побежал к киоску, должны были проследить его и понять, что он скоро вернется! Зачем же им было убивать именно тогда?.. Чтобы ограбить? Но за столь краткий промежуток времени это сделать затруднительно! Кроме того, Мишель никого не встретил на лестнице!.. Нет, это никакое не ограбление!.. Ограбить они могли бы в любой другой день, никого не лишая жизни. Потому что имели ключи! Да!.. Мишель точно помнит, что, уходя, захлопнул дверь. А когда вернулся, она была открыта!