Из оружия у Ренцо только нож, оружие в Илое запрещено, открыто носит лишь городская стража и личная охрана консула.
— Я один, не пугайся, — сухо сказал старик, у него был голос человека, привыкшего распоряжаться. — Ты же хотел встретиться на рассвете. И я пришел встретиться с тобой. Или ты думал, господин придет лично?
Господин?
— Кто ты?
— А кого ты ждал? Ты ведь Луци? Трибун, державший всю зиму в осаде Этран? Даже твой командир уехал, а ты не все не мог смириться, пока люди в крепости не передохли с голоду. Много ты получил? Стены? И выжег все! Ты-то ни в чем не нуждался, тебя снабжали лучшим мясом и лучшим вином, а в Этране крыс переловили еще к середине зимы. Люди на ногах не стояли, но не сдавались. Всю зиму сдерживали твоих откормленных илойских свиней. И не сдали бы, если бы ты не убил эмира Эрдо, и не отобрал у них надежду.
Лицо старика скривилось от отвращения.
— Не я убил его, — спокойно сказал Ренцо.
Его убили свои же, те, кому надоело ждать.
— Не ты, так твои люди, по твоему приказу, желая угодить тебе. Ты будешь оправдываться?
— Не буду, — сказал Ренцо.
Если это провокация, то не стоит поддаваться. Если действительно наболело — тем более. Его оправдания никому не нужны.
Старик едва не плевался от гнева, но глаза смотрели внимательно, присматривались.
— Ты искал встречи с моим господином? — сказал он.
— Возможно.
— Тогда говори.
— Почему я должен тебе доверять? — удивился Ренцо. — Ты даже имени своего не назвал.
— У тебя нет выбора, трибун. Если ты хочешь решить свое дело, придется говорить со мной.
— Выбор всегда есть.
— Какой?
— Например, я могу свернуть тебе шею и отправиться на аудиенцию к эмиру лично.
— Тебя убьют.
— Все мы смертны.
— А как же твоя лисичка?
Ренцо пожал плечами.
— Пусть ветер решает, как ей быть.
Старик усмехнулся.
— Ты знаешь джийнарский? — спросил он. — Ты ведь понимаешь, о чем говоришь? Или твоя лисичка научила тебя нужным словам? Кто она?
— Она? Лисичка. Маленькая, рыжая, с пушистым хвостом. Сестра южного ветра с Гор.
— Это она сказала тебе?
— У меня нет оснований ей не верить.
Старик склонил голову на бок и чуть сощурился, глядя Ренцо в глаза.
— А если я скажу, что принцесса Тьяра находится дома, в Лааше, под присмотром надежных людей.
На какое-то мгновение оглушила паника. Но — нет. Спокойно.
— Хорошо, — сказал Ренцо. — Тогда как быть с этой?
— Оставить себе?
Нет, не паника — раздражение. Такое чувство, что все это надо лишь ему одному.
Огромное искушение повернуться и уйти, и пусть сам за ним побегает.
— Я бы оставил, — сказал Ренцо. — Но Гильдия пытается отобрать. Вот вернусь сейчас, а там уже вынесли дверь и увели, пока я слушаю…
Скрипнул зубами. Уже нет сил.
Старик нахмурился.
— Гильдия знает?
— Да.
Нахмурился еще больше.
— Что ты хочешь за нее?
Интересный вопрос. И ведь если ответить честно — никто не поверит.
— Хочу отправить ее домой.
— А для себя?
— Для себя… — он вздохнул… больше всего для себя в этой истории хочет не сдохнуть. — Для себя хочу развестись с женой, получить денег и уехать в Алеру, к чертовой матери. Выращивать виноград.
— Деньги, значит.
Ренцо ухмыльнулся.
Когда говоришь о деньгах — тебя сразу воспринимают всерьез.
— Да, — согласился он. Пусть так.
— Сколько?
— Сколько можно получить за лисичку, которая сейчас дома, под присмотром надежных людей?
Старик криво ухмыльнулся в ответ, но почти с одобрением, оценил.
— Приводи ее сюда, завтра на рассвете. И тебе заплатят. Достаточно, чтобы спокойно выращивать виноград до конца своих дней.
Так просто?
— И кому я ее передам? Тебе?
— Мне.
— И как я могу быть уверен, что после этого с ней ничего не случится? Что ты не передашь ее Гильдии, вон там, за углом? Что на вас, в конце концов, не нападут по дороге?
— Это уже не твое дело, — сухо сказал старик.
— Так вышло, что мое. По договору опеки я отвечаю за нее головой. Безусловно, сниму браслет, перед тем, как передать ее вам, но, тем не менее, если что-то пойдет не так — это очень даже мое дело.
— Если ты снимешь браслет, то об этом немедленно узнает Гильдия.
— Да. Дальше уж вы сами справляйтесь.
— Гильдия узнает о том, что ты добровольно освободил ее, — в голосе старика впервые сомнение.
— Да, — согласился Ренцо. — Узнает.
— И после этого ты рассчитываешь выращивать виноград?
— А уж это, прости, тебя не касается.
Старик причмокнул, покачал головой.
— Я тебе не верю, трибун, — сказал он. — Тут что-то не чисто, ты же не самоубийца. Что за игру ты ведешь?
— Что я должен сейчас доказать? — поинтересовался Ренцо холодно.
Не злость, даже не раздражение уже, только усталость.
— Как эта лисичка попала к тебе?
— Я выиграл ее в кости.
— Выиграл?
— Да. У торговца рабами, который купил ее невольничьем на рынке у Иримина. Мэй держали в клетке, потому, что она дралась, как гарпия. Она…
Замолчал, поджал губы. Какой смысл.
Старик смотрел на него, кажется, с интересом.
Пошло оно все.
— Завтра на рассвете, на этом же месте, — сказал Ренцо, — я хочу увидеть представителя джийнаркой знати, которого я смог бы узнать, а я знаю почти всех, кто прибыл с эмиром. Но не Ретьяра, он продажная свинья. И тогда я обсужу подробности. Не с тобой. А еще передай Юттару, чтобы выставил свою охрану у дома на Виа Петро, на холме, только таких, чтоб не очень бросались в глаза, лучше, если будут похожи на местных. Пусть приглядывает за ней сам. И пусть будет готов либо сразу признать все законные права Мэй, либо заранее подаст запрос о передаче ему опекунства.
— Ты указываешь эмиру, что делать? — кажется, старик был не слишком удивлен.
— Просто передай.
Повернулся, поднял свою удочку, ведро с рыбой… тяжелое!
Хватит.
— Эй, трибун! — окликнул его старик. — Передай ей привет от дяди Майтека!
— Дяди?
— Просто передай, — он усмехнулся.
— Хорошо, — согласился Ренцо.
Мэй ждала его.
На этот раз Ренцо вошел через дверь. Ведро с рыбой сунул слегка обалделому бугаю претора у порога.
— На кухню отнеси, — буркнул на его немой вопрос.
— Да, сеньор…
Мэй выскочила навстречу, и сразу, не раздумывая, подбежала, обняла.
И Ренцо слегка оттаял. Выдохнул. Обнял ее в ответ. Так хорошо. Вот ради таких моментов и стоит…
— Как ты? — спросил он.
— Я волновалась за тебя.
Он вдохнул запах ее волос, слегка потерся щекой о ее щеку, стараясь не слишком царапать своей щетиной, поцеловал… и все же. О делах? Взял ее за плечи.
— Знаешь, тебе просили передать привет от дяди Майтека.
И Мэй мигом заулыбалась, расцвела, так весело, радостно, глаза засияли.
— От Лиса, да? Лис передал?
— Кто? — не понял Ренцо.
— Лис… Олистар Рамель, он микоец, невысокий такой, худой, седой уже… Да?
Микоец, точно.
— Да, очень похоже, — сказал Ренцо. — А кто такой дядя Майтек?
Мэй звонко засмеялась.
— Это из сказки! — сказала она. — Лис нам с Дином микойские сказки в детстве рассказывал. И играл с нами… Дядя Майтек — это такой хитрый тип, который за горошину целую корову выменял, а потом еще на княжеской дочке женился! Нам всегда казалось, он на Лиса похож.
В ее глазах танцевали огоньки.
Как же Мэй скучает по дому! Даже стыдно, потому что почти невыносимо ее отдавать. Ничего, скоро все решится. Только бы вышло…
— Завтра я снова встречусь с ним, — сказал Ренцо. — И еще с теми людьми, которых пришлет твой брат. Обсудим детали. Не волнуйся.
Но Мэй вдруг посерьезнела, нахмурилась даже. Так, словно дунули и затушили свет. Уткнулась носом ему в ухо.
— Я не хочу домой, — шепнула она.
Вот только не сейчас. Потому что сердце пронзает такая боль, что немеют пальцы.